Пятница, 22 апреля, 11.05 Дорога в сторону Саддры проходит на юге Хармана, ничем в принципе не отличаясь от других дорог, за исключением северной окружной, – одна полоса, потрескавшийся асфальт, низкая застройка, в которой преобладают обшитые жестью пустые склады и станции техобслуживания. По обеим сторонам растут карликовые сосны и пальмы. Движение исключительно местное – дальше на юге, не считая нескольких деревень, находятся горы, и туда не идет никакой транзит. Мы мчимся по дырявому покрытию – отделение Ларса и мое. Полчаса назад попал в засаду и был обстрелян полицейский конвой. Они спрятались в какой-то придорожной гостинице: у них раненые и они боятся двигаться дальше. Нам остается преодолеть еще пару километров, когда приходит приказ возвращаться. Я кричу по радио, что сейчас мы будем на месте, но дежурный офицер не желает дискутировать. Что-то случилось на базе Кентавр, которая подверглась атаке повстанцев. Нужно немедленно ехать туда и оказать поддержку другим отрядам. Я даю сигнал остановиться на обочине и быстро совещаюсь с Норманом. – Хрен там! – говорю я Балларду, вернувшись в «скорпион». – Езжай дальше. Через несколько минут подъедем к той гостинице. Забираем ремарцев и пиздуем обратно. – Так точно, – кивает Крис. Пуричу я приказываю, чтобы, добравшись до места, он передал командиру конвоя, что у них в буквальном смысле пять минут. Если они не успеют собраться, следующий патруль может приехать за ними завтра или не приехать вообще. В этом борделе никогда не знаешь, чего ждать. Когда мы въезжаем на парковку, я вижу полицейские машины – два патрульных автомобиля и один микроавтобус, стоящие у входа в здание. В нашу сторону бежит седой капитан, командир отряда. Оказывается, что он немного говорит по-раммански, так что мне не приходится пользоваться помощью Даниэля, и мы кое-как объясняемся. – Страшно, страшно, – повторяет ремарец. – Наши товарищи ранены. Я очень рад, что вы здесь. – У вас пять минут! – кричу я, показывая на часы. – Пять минут, капитан. Мы должны немедленно возвращаться в Харман. Понимаете?! – Да, понимаю, – энергично кивает он. – Что вы тут делали? – спрашиваю я, поспешив за ним в сторону обшарпанной гостиницы. – Нападение на деньги из Саддры. – Сколько нападавших? – Четыре машины. Много людей, но сбежали на юг. Может, кто-то предупредил их, что идет помощь, и они отступили. Это вовсе не обязательно могли быть повстанцы – просто обычные сраные бандиты. Если кто-то проболтался, что конвой с деньгами едет из одного города в другой, этого вполне можно было ожидать. В ресторане я вижу десятка полтора полицейских, которые сжимают в руках пистолеты и старые автоматы. На полу лежат трое окровавленных раненых. Хозяин, пожилой тип с заметной лысиной, сидит с детьми в углу, испуганно озираясь вокруг. Капитан отдает поспешные приказы, и начинается основательная суматоха. Полицейские бегут к машинам, сбивая друг друга с ног. Они выносят раненых и несколько мешков с деньгами, которые забрали с собой. Мои люди помогают им погрузить все в машины. Второе отделение следит за ситуацией на дороге. До этого времени проехали два легковых автомобиля и скутер. Одна из патрульных машин на парковке оказывается неисправной – ее шины и радиатор продырявлены пулями, так что полицейским приходится ее бросить. Они запихивают раненых и часть отряда в микроавтобус. – Где ближайший комиссариат? – Да, – отвечает капитан. – Что «да»?! Я спрашиваю, где комиссариат полиции? – А, понимаю. Недалеко, вы проезжали по дороге. – Там мы расстанемся, капитан. Понимаете? Мы не можем отвезти вас в центр – у нас другой приказ. Нас вообще не должно здесь быть! На всякий случай я прошу Пурича перевести. Мы торчим тут уже почти десять минут и больше тратить время не можем. – Хорошо, я вас очень благодарю. – В глазах ремарца стоят слезы. – Вы нас спасли. Мы выстраиваемся в колонну на дороге. Отделение Нормана едет первым, за ним полицейские машины, а в конце мы. Ларс задает быстрый темп, и мы подпрыгиваем на выбоинах, но за полчаса доезжаем до перекрестка, где патрульный автомобиль и микроавтобус сворачивают к комиссариату. Несколько секунд машины воют на прощание сиренами и мигают фарами. Не понимаю, почему им на помощь не выехали другие полицейские. Отсюда им было значительно ближе, чем нам с базы Эрде. Но это неважно – нужно пробиваться к Кентавру. Ее зовут Эстер. Я помню это имя. Я многократно прокручиваю его в памяти, чтобы не забыть. Знаю, что она высасывает из земли тепло, благодаря которому я существую, но поступает так не исключительно ради себя. Она заботится о ком-то великом, словно Бог, кормит путника, путешествующего по иным мирам, желая освободить его из черной тюрьмы. – Маркус, что с тобой? – Баллард отрывает взгляд от дороги и толкает меня в плечо. – Не знаю, что-то вдруг отключился. – Ты закрыл глаза и начал бормотать, будто во сне. – Все хорошо, – успокаиваю я и его, и себя. – Просто устал. Мы сворачиваем влево и въезжаем на узкую площадь, а может, широкую улицу, перед главными воротами базы Кентавр. Здесь полно «скорпионов», бронетранспортеров и других машин МСАРР. Если бы собрать вместе всех солдат, набралась бы как минимум рота. Над головой поднимается дым, в воздухе носятся дроны, а на фоне всего этого видна дыра на месте разрушенных ворот и горящий грузовик типа «Кавказ». Подъехав как можно ближе, мы выскакиваем из машин. До нас постепенно доходит, что террорист-самоубийца протаранил заграждение перед въездом и ударил чудовищем весом в полтора десятка тонн в ворота Кентавра. Огромный самосвал наверняка был до краев заполнен взрывчаткой. От взрыва обрушилась часть стены, отделяющей улицу от базы; в радиусе нескольких сотен метров в домах вылетели стекла. Под ногами хрустят осколки. Мы продираемся к воротам, чтобы увидеть масштабы разрушений. Изуродованный кузов «Кавказа» выглядит так, будто на него наступил великан. Кабина практически исчезла, не видно и створок ворот, зато повсюду валяются обломки и человеческие останки. Всех солдат, стоявших на посту перед базой Кентавр, сдуло или разорвало в клочья. Погибло также множество гражданских, традиционно выстроившихся в очередь к консульству. База Кентавр была первой, где дислоцировались подразделения миротворческих сил в Хармане. С самого начала миссии тут размещалось официальное представительство Республики Рамма, командование первого пехотного полка, спецподразделения и большая вертолетная площадка, для которой использовался старый футбольный стадион и окрестные поля. Солидных размеров квартал города окружили стеной и вывели из-под юрисдикции ремаркских властей. Но в любом случае по мере развития ситуации и отправки на юг очередных батальонов потребовалось создать новую базу на окраине. Так возникла база Эрде. Террористы неоднократно угрожали атаковать Кентавр, однако до сих пор не случилось ничего серьезного, кроме одиночных попыток обстрела из минометов и нескольких самоубийственных атак пеших отрядов. Данное место казалось наиболее укрепленной и лучше всего охраняемой базой МСАРР во всем Ремарке. До сегодняшнего дня. В толпе появляется лейтенант Остин и отдает приказы подразделениям, которые еще не получили задания. Наша роль состоит в первую очередь в том, чтобы вывести из опасной зоны остатки местных жителей и отгородить площадь от улицы Шенфельда. Мы расставляем барьеры, которые привозят ремаркские пожарные. Остальной ВБР находится дальше, образуя внешнее кольцо, которое отделяет автомобильное движение от площади. Мы работаем с людьми сержанта Северина – отделения Соттера и Масталика охраняют участок рядом с нами, отделение Бернштейна и Листа – чуть дальше. – Как, блядь, могло случиться, что такая здоровая машина въехала в самый центр?! – размышляет вслух капрал Соттер. – Да та их гребаная полиция должна была несколько раз остановить его по пути! – Недалеко отсюда стройка, – говорит рядовой Лукас. – Мы проезжали там, и я видел еще два «Кавказа». Они делают какую-то насыпь или что-то вроде. – Твою мать. – Ремми Кранец трет ладонями закопченное лицо. – В жизни не видел такой бойни. Кишки на деревьях, ноги и руки валяются по всей площади, повсюду кровь… – Хватит, блядь! – У Масталика дрожит подбородок. – Сосредоточьтесь на работе. Хорошо, что у нас была своя задача, и мы появились здесь с опозданием. Тем, кто оказался тут в числе первых, в том числе взводу сержанта Северина, еще много дней будут сниться кошмары. Не хотелось бы, чтобы то же самое коснулось моих парней. Над площадью пролетает вертолет медслужбы, воют сирены, из пожарных шлангов на горящие останки грузовика льется вода. Если бы кто-то сделал фотографию происходящего, он запечатлел бы на ней лицо ремаркской войны. Но подобное как-то никому не приходит в голову. Понедельник, 25 апреля, 14.30 На тротуаре лежит мой первый труп. Он еще жив и дрожит под болоньевой курткой, которую Пурич накинул ему на лицо и грудь, но на самом деле он уже мертв. Он вышел из подворотни, когда мы поспешно бежали по улице в сторону полицейского участка, вызванные к схваченному террористу. Улочка оказалась слишком узкой, чтобы проехать по ней на «скорпионе», и отделение Вернера осталось у машин на перекрестке. Мы как раз миновали въезд в серый двор и прошли несколько шагов, когда из тени появился этот парень. Баллард, страховавший с тыла, заметил движение и сообщил остальным. Я все еще ощущаю дрожь, вспоминая случившееся: иду в середине и резко оборачиваюсь, когда юноша достает из кармана штанов пистолет, настолько медленно и неуклюже, что, прежде чем он успевает прицелиться, мы уже прикладываем к плечам автоматы. Крис стреляет первым, но промахивается, хотя ему ближе всего. Парень поднимает руку и целится ему в лицо. Я нажимаю на спуск, всаживая три пули прямо в его грудную клетку, и по всему моему телу пробегает холодная судорога. Ремарец падает наземь, не издав ни стона. Пистолет выпадает из его руки. Подбежавший Пурич пинком отбрасывает оружие к стене. Несколько проходивших мимо женщин поднимают крик и вой, из окон выглядывают люди. Баллард стоит рядом со мной, недоверчиво качая головой. – Блядь, Маркус, я не попал. – Может, ты стоял слишком близко, – шепотом говорю я. – Издали стрелять легче. Сегодня я вступаю в «черный клуб», к которому принадлежат те из моих товарищей, кто убил человека, – Водяная Блоха, Пурич, Баллард, Вернер и многие другие. Иногда ты видишь лицо жертвы, иногда твой выстрел оказывается неточен. Юноша, который лежит у наших ног, наверняка хотел отомстить за какой-то поступок, совершенный нами в прошлом, может, за смерть отца или арест брата. Он совершил нечто вроде самоубийства, обременив тем самым мою совесть. В крови еще бурлит адреналин, но желудок уже наполняется тошнотворной тяжестью, которая отравит меня так же, как и остальных. Единственное, что я могу сделать, – избавить жертву от мучений. И потому, хотя мы должны оказать ему помощь или просто ждать, пока он истечет кровью, я подхожу ближе и добиваю его выстрелом в сердце. Пурич молча крестится, за всех нас. – Идем, – говорит он. – Нас ждут в участке. – А с ним что? – спрашивает Гаус. – Пусть забирают. Гребаная война. В Ремарке никто уже не рассчитывает на снисхождение. После случившегося на базе Кентавр командиры намеками дали нам понять, что по мере возможности нам не следует брать пленных. Мы должны сломить боевой дух этих фанатичных ублюдков, прежде чем они сломят нас. Даже если это безусые юнцы, которыми манипулируют служители культа. Глава третья Вторник, 26 апреля, 13.30 Харман, провинция Саладх, Южный Ремарк