– По официальной версии, в школе пробило изоляцию в проводах высокого напряжения, по которым подавался ток в систему зимнего отопления. Якобы разряд пошел по арматуре в стенах и полу, – объясняет Голя. – Просто сказали хоть что-то на отъебись, чтобы замылить нам глаза, раз уж не удалось скрыть вмешательства спецназа. – Суки гребаные. – Гаус сплевывает под ноги. – Остин едва не набросился на капитана Баски. Ругался на чем свет стоит, даже сквозь стену было слышно, – продолжает сержант. – Никогда его таким не видел. Думаю, еще немного, и он не стал бы исполнять дальнейшие приказы. В конце концов мы набились в «кассабианы» и полетели в Тригель, а остальной отряд поехал с конвоем. Вас четверых, капрала Талько и рядового Мартинса, которые окончательно сломались, вместе с нашей Неми медики забрали на базу Эрде. – А что с Баллардом? – Парень во второй раз остался без отделения, – качает головой Голя. – Он полетел с нами в Тригель, я определил его к вам. Он с утра сидит в командовании базы, а эти пидорасы из разведки по кругу допрашивают его об одном и том же. – И что теперь, господин сержант? – спрашивает Норман, который стоит за моей спиной. – Все, кто участвовал в операции, получили три дня отдыха от службы. Мы ждем приказов и пополнения. В четверг, скорее всего, вернемся к обычным патрулям. Маркус, готов принять свое отделение? – Думаю, да, господин сержант. Все будет хорошо. – Рад слышать. – Голя тяжело поднимается с кресла. – Пойду чего-нибудь выпить. Чего-нибудь, блядь, нормального, а не этой ссанины из столовой. Отдыхайте, господа, и помолитесь за товарищей. Ларс и Петер объявляют конец заседания и уводят меня в комнату. Я тяжело падаю на койку, поскольку еще не вполне в форме. Мне хочется блевать, в голове летает вертолет. Ларс отвечает на незаданный вопрос, бесстрастно сообщив, что Неми очень переживала из-за случившегося со мной. Командование предоставило ей неделю отпуска, и она должна вернуться завтра. В послеполуденных занятиях я не участвовал. Съев легкий ужин, остановился у здания столовой и курю сигарету, глядя на краснеющее вечернее небо. Сегодня прошел небольшой дождь, и в неровностях земли стоят темные лужи, но тучи только что поплыли дальше. Воздух приятный и свежий, двадцать градусов тепла. Со стороны казармы приближается Баллард, который, широко улыбаясь, машет мне рукой. Не знаю, то ли его так радует мой вид, то ли он попросту счастлив, что допрос с майором Вилмотсом наконец закончился. На его месте я столько бы не выдержал. Стократные объяснения, почему он вошел в здание и что он думает о поведении капрала Талько, могут убить человека успешнее, чем любая аномалия. Он вошел, потому что ему так приказали, а его командир – не готовый к службе дилетант. Что тут еще можно добавить? – Маркус! Рад тебя видеть, – кричит он издалека. – Я тебя тоже, Крис. – Я с размаху хлопаю его по спине. – Тебя наконец оставили в покое? – Два часа назад. Гребаные формалисты. Но мне еще пришлось решить кое-какие вопросы насчет перевода и сдать кое-какой хлам, принадлежащий первому отделению. – Он внезапно серьезнеет. – Ты ведь знаешь обо всем, что случилось, да? – Знаю. – Я угощаю его сигаретой, поскольку ничего умнее не придумать. – Хорошо, что ты попал к нам. Что я еще могу тебе сказать? – Блядь, Маркус… – Он с силой затягивается. – Я чувствую себя так, будто проклят. Сперва Лотти и ребята на рынке, потом Ромеру снесло башку, а теперь – двое погибли, двоих отправили в медсанчасть. – Я слышал, Мартинс вернулся. Он должен присоединиться к парням с базы Адмирум. – Я не особо прислушиваюсь к очевидным фактам, которые перечисляет Крис. – Они ликвидируют форпост, и одно отделение попадет в наш взвод. Сержант упоминал об этом за ужином. Я рассказываю Балларду, что мне удалось узнать на базе Адмирум о случившемся с Виктором Гинеком. Тот о нем слышал и не особо удивлен. Разговор сразу же переходит на Кумиш и странные следы на стенах. Мы размышляем о том, с чем нам довелось столкнуться в той гребаной школе, а прежде всего – куда подевались местные жители. Не может быть, чтобы спутники и дроны никак этого не зафиксировали. Командование наверняка что-то знает, но отчего-то набрало в рот воды. Солдатская подозрительность. Хотя я не слишком хорошо знаю Криса, но доверяю ему в этом смысле как никому другому. Он тоже чувствует: что-то не так. Можно не сомневаться, что в пустыне Саладх давно уже происходит нечто, о чем никто не упоминает официально. Может, даже с самого начала, со времен Первого контингента. То, что спецназовцы явились в полном облачении, лишь подтверждает мою теорию. – Времени для охоты на Джошуа Кальмана у них не нашлось, зато в какую-то вшивую деревню посреди пустыни они прилетели сразу же. – Именно, – кивает Крис. – Мы вляпались в самое дерьмо. – Маршрут был определен заранее. Не знаю даже, что и думать. Я говорю ему, что мы вместе с Неми проводим небольшое расследование. И даже если ничего не выясним, лучше делать хоть что-то, чем сидеть сложа руки. Уговаривать Балларда посодействовать долго не приходится – он страдает охеренной паранойей, может, даже больше, чем я. Среда, 13 апреля, 21.50 Форпост Адмирум пал десятого апреля. Партизаны Гарсии обрушили на него яростную атаку, обстреляв из РПГ и минометов. Прежде чем появились «фениксы» и вертолеты, погибла половина личного состава. Одной из первых жертв стал лейтенант Лумстин, возвращавшийся с контрольного пункта, а затем сержант Михалич и капрал Джом. Мы разговаривали с ними месяц назад, в начале марта. Доктрина видимости собирает свою кровавую жатву. Обо всем этом рассказывает Адам Вернер, только что появившийся в казарме вместе со своими солдатами. Мы пригласили его в «малый клуб», чтобы встретить во взводе в меру наших скромных возможностей. На столе появилась мутная ремаркская водка и крекеры. Мы с Ларсом и Петером смотрим на обожженное лицо капрала, по которому пробегает нервный тик, и наверняка все сейчас думаем, в самом ли деле нас встретила в Кумише столь страшная судьба. При нападении на Адмирум погибло шестнадцать человек, а капрал Дрейфус пропал без вести; возможно, его взяли в плен арейцы. Учитывая предыдущие потери и кошмар последних трех месяцев, можно сказать, что капрал Вернер вернулся из преисподней. Его следовало бы наградить Крестом доблести и отправить домой, а не в ВБР. Так или иначе, хотя я вижу, как трясутся его руки, и слышу, как он иногда заикается, я рад, что именно он примет первое отделение, а не очередной простофиля-призывник. После нескольких порций спиртного он слегка успокаивается и расслабляется. Поблагодарив за прием, несмело просит помочь ему в ближайшие дни, поскольку он все время служил в провинции и патрулирование большого города для него в новинку. Я даже не в силах поверить, что этот закаленный в бою солдат может чувствовать себя менее опытным, чем мы. – Мы еще будем у тебя учиться, – вслух высказывает наши мысли Ларс. – И вообще, после такой переделки тебе положено две недели отпуска. – Я сам не захотел, – тихо отвечает Вернер. – Я бы, блядь, на части развалился. Мои парни тоже отказались. Не знаю, как вам объяснить… – Не надо ничего объяснять, – говорю я. – Мы лишь хотим, чтобы ты знал, что можешь на нас рассчитывать, и все такое прочее. – Спасибо, парни. Мне только нужно немного прийти в себя, и все будет окей. – Можешь приходить в себя хоть до упаду! – искренне заявляю я, поскольку на столе стоит уже третья бутылка. Внезапно открывается дверь, и мы все замираем. В комнату входит сержант Голя. Он смотрит на нас с кривой усмешкой, а потом приказывает всем заткнуться и съебывать по койкам, причем тихонько и вдоль стенки, чтобы не попасться на глаза охране. Если у него и есть к нам какие-то претензии, то лишь в том, что мы чересчур шумели, а утром будем с тяжкого похмелья. Он обещает как следует погонять нас на утренней зарядке, чтобы все глупости вышли вместе с потом, а затем сам быстро выпивает две стопки. Пятница, 15 апреля, 09.35 На первый вызов мы отправляемся только в пятницу. Вчера мы охраняли транспорт со снабжением и контролировали вывоз мусора. Кортеж ободранных оранжевых мусоровозов требовалось тщательно проверить у ворот и сопровождать внутри базы. Сержант устроил нам день службы на базе Эрде, чтобы мы пришли в себя. С утра он ходил изрядно злой, так что мы на всякий случай становились невидимыми каждый раз, когда он появлялся. Заодно он дал время Вернеру и его людям время на короткую акклиматизацию. Они решили все формальности, получили новое обмундирование, оружие и снаряжение. Эрнст Халлер и Бартош Поллок, старые вояки, быстро освоились. Чуть хуже было с Гриммом – одним из шестерых парней, привезенных с пополнением в марте, и единственным из них, кто остался жив. Не похоже, чтобы он был в хорошей форме. К этим четверым присоединился Артур Мартинс, и первое отделение стало полностью укомплектованным. Армия залатала дыру. В Хармане несколько дней царит относительное спокойствие, но сегодня кто-то решил его нарушить. Нас вызвали по поводу заварушки на площади Завета, недалеко от мэрии, – местный патруль полиции не в состоянии справиться самостоятельно. Когда мы подъезжаем на двух «скорпионах», первое, что я замечаю, – горящий автомобиль, припаркованный на тротуаре. Банда парней швыряет камнями в рамманских офицеров, двое полицейских прячутся за своей машиной. Одно лишь появление МСАРР вызывает среди атакующих панику. Я в жизни не видел столь быстро улепетывающих говнюков – хватило того, что мы передернули затворы автоматов. Один из них спотыкается на бегу и ударяется головой о бетонную урну для мусора. Гаус с довольной рожей передает окровавленного и основательно оглушенного хулигана на руки полицейским. Ларс заходит в угловой магазин, чтобы кое-что купить по мелочи, и выходит оттуда с сеткой очищенных орехов, которую получил за то, что мы прогнали негодяев. Похоже, хозяин овощной лавки был крайне благодарен нам за помощь. Именно так было во времена Первого и Второго контингентов. Парням приходилось обезвреживать мины, ликвидировать неразорвавшиеся снаряды и очищать обширные участки земли от «клещей», но местные вели себя вполне дружелюбно. В конце концов, мы вышвырнули из их страны захватчиков и установили относительный мир. Теперь проявления симпатии случаются все реже. Нападения на патрули множатся, а обычная преступность процветает. Думаю, нам давно уже следовало бы убраться из этой страны, которая в худшем случае обрушится под собственной тяжестью. Мы получаем приказ по радио проехать на несколько улиц дальше, где идет обыск какого-то здания. Быстро упаковавшись в машины, мы мчимся на место, куда уже добрались отделения Усиля и Вернера. Мы перекрываем улицу с обеих сторон, в то время как патруль жандармерии вытаскивает из каменного здания нескольких мужчин. Я понятия не имею, что тут делают «жетоны», но вижу, что они красуются перед нами, выстраивая арестованных у стены. Все это сопровождается воплями и швырянием всех наземь, после чего их поднимают на ноги, чтобы обыскать. Я бы проделал то же самое быстрее и намного тише. Мои мысли возвращаются к нашей переводчице. Через неделю она не вернулась, и мне пришлось спросить сержанта, не знает ли он чего-нибудь. Оказалось, она продлила отпуск «по серьезным семейным обстоятельствам». Похоже, что-то случилось, может даже что-то плохое. В этой чертовой непредсказуемой стране очень легко потерять близких. А может, просто ее мать сломала ногу или сестра долго и болезненно рожает. Внезапно я понимаю, что мне очень хочется наконец встретиться с Неми Сильберг. (Я замечаю внезапное движение среди арестованных. Голову пронизывает боль, перед глазами кружатся голубые хлопья. Один из ремарцев неожиданно вскакивает с ножом в руке. Парень в красной рубахе и черной безрукавке с воплем кидается на ближайшего жандарма и с размаху перерезает тому горло. Время замедляется и густеет словно кровь – стоящие вокруг не успели среагировать. Человек с ножом бежит к очередному солдату и замахивается. Я громко скрежещу зубами.) Голубые хлопья расплываются, и реалистичное видение исчезает. Парень в красной рубахе все так же лежит среди своих сообщников, задрав голову. Я уже знаю, что он ждет подходящего случая, наблюдая за обстановкой, чтобы неожиданно напасть. Я подбегаю к сержанту жандармерии по фамилии Маузер, который руководит всей операцией, и, показывая на ремарца, прошу, чтобы его как следует обыскали. – В том нет необходимости, капрал, – отвечает самонадеянный сукин сын с белой каймой на шлеме. – Мы уже его обыскали. А работать мы умеем. – Знаю, господин сержант, но тот тип напоминает мне бандита, чью фотографию я где-то видел, – на ходу придумываю я. – Тот еще хер собачий с ножиком – кучу народу успел порезать. Что вам мешает еще раз его перетряхнуть с ног до головы? Жандарм смотрит на меня с иронической усмешкой. Я чувствую, что на нас сосредоточены все взгляды его людей и парней из нашего взвода. Все ждут, что он ответит – то ли прикажет мне валить на хрен, то ли послушает совета обычного капрала пехоты. – Тильман, обшарь еще раз того говнюка! – кричит он одному из своих. – А ты, умник, – обращается он ко мне, – должен нам пачку курева за труды, если мы ничего у него не найдем. Отлично выкрутился, военный философ. – С удовольствием, – спокойно говорю я, глядя ему прямо в глаза. – Вот же блядь! – кричит капрал Тильман, только что вытряхнувший из рукава арестованного длинный нож. – Как он сумел спрятать такую дуру? На мгновение наступает тишина. – Кто из солдат обыскивал этого мудака? – От выдающегося самообладания сержанта Маузера не остается и следа. – Какой урод недоделанный, мать твою? – Я, – отзывается кто-то из «жетонов». Я медленно возвращаюсь на прежнее место. Мне не хочется ни унижать сержанта, доказывая, что он ошибался, ни комментировать случившееся. Больше всего я боюсь вопросов, откуда знал про нож, но Маузер ведет себя как ни в чем не бывало. С размаху пнув ремарца в живот, он пакует всех в автозаки и наконец подходит ко мне. – Спасибо, – просто говорит он, пожимая мне руку. – Не за что, – отвечаю я. Машины жандармерии огибают наши «скорпионы» и направляются в сторону базы Кентавр. Лишь когда они скрываются за углом, к моим товарищам возвращается дар речи, и они задают тот самый неудобный вопрос: – На каком фото ты его видел, Маркус? – Просто предчувствие, – пожимаю я плечами. – И ни на каком фото я его не видел. – Да ты прямо гребаный ясновидец, – кричит Усиль, запрыгивая в машину.