— Это хорошо, — задумчиво протянула я. — И чего тебе надо? Видел же. Никаких чернооких-чернокосых у меня тут нет. Сам же все облазил. Даже в окна заглядывал. — Василису спасти, — воскликнул дурень и тут же стушевался. — Ну, если она здесь. — Не здесь, — напомнила я, с трудом сдержав улыбку. Уж не знаю, как его там на самом деле звали, но определение «дурак» в его имени точно присутствовало. — А где? — А я откуда знаю? Это тебе она зачем-то понадобилась. Короче, так… Василис тут нет. Есть только я. Меня спасать будешь? — Я оскалила в улыбке свой выдающийся зуб и кокетливо захлопала ресничками. — Нет! — отшатнулся малец. — В смысле… Вам же не требуется. — Ну, в общем, да. Но иногда приятно, когда красивый молодой человек… — Да, да… Так я скажу Мерлину, что Василисы тут нет, — поспешно поднялся парень. «Значит, Мудлен… И зачем я ему понадобилась? Сам же меня Яге на массажный коврик оставил: покататься там, поваляться… Скотина! Хотя этому дурню он вряд ли что-то рассказал», — проворчала я про себя. Но вслух, разумеется, произнесла совсем другое: — Так и скажи. Ну, прощай, добрый молодец. — Я приглашающе кивнула в сторону калитки. Парень сделал несколько шагов к выходу, но каждый из них был короче предыдущего. Уже подозревая очередную пакость, я поморщилась и тут же услышала: — Бабушка Яга, а можно, я завтра… — Что завтра? — приподняла бровь я. — Говорить пойду завтра! — выпалил лжебогатырь. — Вечер уже. Там лес темный. А я меч дома забыл. «Еще скажи, что его собака съела, пионер фигов», — буркнула я себе под нос. — Хорошо. Можешь в баньке переночевать. — Понял! — закивал он и дернулся к видневшейся у частокола приземистой бане, в которую я до сих пор сунуться так и не удосужилась. — Куда?! — притормозила я нездоровый энтузиазм. — А платить за ночлег кто будет? — Сколько? — со вздохом полез в карман мальчишка. — Пять грядок, — как ни в чем не бывало отозвалась я. — Грядок?! — Ну, если не хочешь… — Я красноречиво посмотрела в сторону леса. — Копать? — сдался гордый богатырь. — Сажать, — фыркнула я. — Жди здесь. Избушка предупредительно присела, едва не подставив ступеньку крыльца прямо под ногу. — Вот молодец! — Я похлопала ее по дверному косяку. — Будешь себя хорошо вести, еще и крышу перекроем. А то трясешь трухой во все стороны. — Васька! — Кот тоже, похоже, уже убедился, что со мной лучше дружить, потому что появился мгновенно. — Где обещанные семена? Разбираться с целым сундучком меленьких мешочков без подписи я не стала, сразу остановив взгляд на большом ларе с картошкой. А что? У меня тут тридцать три голодных мужика, между прочим. Разумеется, таскать мешки я и не подумала, быстренько приспособив для этой цели бродячее ведро. — И сколько сажать? — вытаращился мальчишка, увидев наполненное картошкой самоходное ведерко высотой ему почти до пояса. — От забора и до… — чуть было не ляпнула я, но вовремя прикусила язык: до заката он мне одну картофелину посадит, если очень постарается. — От забора и до дна. Горе-богатырь покосился на клонящееся к верхушкам деревьев солнце, потом на темнеющий за частоколом лес и поплелся к огороду. — И ровненько сажай, — напутствовала я вслед. Тот буркнул что-то невнятное, что я решила принять за согласие, и взялся за лопату. Допросить парнишку можно было бы и подотошнее. Но, во-первых, я боялась выдать уже себя. А во-вторых, у меня за калиткой маялись еще два кандидата в богатыри, и с ними тоже надо было что-то делать. «Не кататься же, валяться», — ухмыльнулась я про себя и, убедившись, что мальчишка скрылся за дверью бани, пошла к частоколу. Мой лесной купальщик все так же щеголял подсыхающей коркой вонючей болотной грязи. «Мог бы и помыться, — слегка рассердилась я, наморщив нос. Где-то же щукин ручей за частокол вытекает! Не иначе как тоже на баньку рассчитывает, паразит!» — Ну, заходи, что ли. — Я кивнула высокому хлыщу в зеленом. — Здрава будь, хозяйка, — поклонился тот, проходя во двор. — И тебе не кашлять. Этот Муромец долго мяться не стал. Мы еще до облюбованного мной стола не дошли, как наезды посыпались со скоростью пулеметных очередей. — Прослышал я, что скрываешь ты Василису, мою нареченную и дочь Марьи Моревны единственную, — с пафосом заявил он. — Отдавай ее подобру-поздорову, а то… — Твой меч — моя голова с плеч? — обозлилась я, даже не сообразив, что мне уже и матушку приписали. — Это мы уже слышали. К таким наглым наскокам у меня за годы замужества выработался стойкий иммунитет. А к нему в придачу еще и рефлекс: бить первой. Муж-алкоголик, имеющий постоянный доступ к огнестрельному оружию, очень быстро отучил меня бояться подобных вещей. До сих пор помню обиженное выражение на его пьяной роже, когда в ответ на очередные обвинения в супружеской неверности и потрясание табельным пистолетиком я достала АК, специально выпрошенный для этого у жены нашего ротного, и щелкнула сектором переводчика. — Эй, изба! — крикнула я. — Не хочешь на косточках поваляться-покататься? Избушка, с которой у меня теперь было полное взаимопонимание, заскрипела и шагнула в нашу сторону. — Бабуля! — попятился наглец. — Я же со всем почтением! Какой меч? Какая голова? У меня и меча-то нет, только шпага. — Тогда тон сбавь, — приказала я, усилием воли заставляя себя успокоиться. — Избушка, на место! Зеленый Илья перевел дух и уже куда скромнее продолжил: — Не серчай, коли обидел. Слухом земля полнится. Вот и до меня дошло, что сумела ты, бабушка, нареченную мою похищенную найти. Вот и не сдержался, сразу сюда поскакал. «Интересно, на ком поскакал, — подумала я, кивком показывая, что слушаю. — На мелком Илье? У него вроде тоже копытного средства передвижения не наблюдается. Коняга-то только у моего утопленника имеется». — И матушка ее безутешна, — повысил голос зеленый. — Все глаза выплакала, родную кровиночку дожидаясь. — А я при чем? — буркнула я. — Нет тут вашей блудной дочери. Сам видишь. — Меня сюда сердце привело! — еще громче воскликнул он. — Значит, была здесь моя голуба, даже если сейчас нету. «Да что ж ты так орешь?!» — недовольно подумала я, подавив желание поковырять в оглушенном воплями ухе. Крикливый гость уже вещал какие-то сказочные банальности, глядя куда-то поверх моего плеча. Я скосила глаза, пытаясь понять, куда он смотрит, но увидела только край бревенчатой стены. «Вот оно что… Придурок вообразил, что Василиса, то есть я, сидит в избушке. На нее работает, актер недоделанный! И мелкий такой же. Только вот роль они оба одну разучили, и ту плохо. Матушку мне приписали. К князю то в дочки, то в племянницы записывают. Чушь какая-то получается. Чертова Яга! Умотала на свои курорты и не рассказала ни фига. Иванушки-Аленушки… А Илюшек не хотите? По три штуки за раз. Интересно, где настоящая Василиса, которую они все так жаждут найти?» — Ори не ори, а нет тут твоей нареченной, — вполне искренне прошамкала я. — Так подскажи, бабушка, где искать ее, — залебезил хитрец. — Это подумать надо, погадать, звезды посчитать, — состроила серьезную мину я. — Иди пока Илюшке мелкому помоги. А утром поговорим. Утро вечера мудренее, касатик. Когда заносчивый болтун рассмотрел, чем там занимается парень, его буквально перекосило от отвращения. — Работы много, ой, много — покачала головой я, кое-как подавив злорадную улыбку. — А не успеете… Ну, на нет и суда нет. Придется мне доделывать, а не звезды считать. — Помогу, бабушка, — тут же поднялся он, слащаво улыбаясь. От этой тошнотворно фальшивой улыбочки мне стало настолько противно, что я не поленилась вернуться в избушку и, избавившись от воды, в которой купалась говорливая щука, отправила помощникам еще одно ведро картошки вдогонку. Мелкая пакость? И вовсе не мелкая. Литров сорок точно будет. А что? У меня тридцать три едока! — Ну, заходи, что ли, — буркнула я, мысленно прокручивая в голове странные оговорки своих незваных гостей. Что-то вокруг меня затевалось, и мне это что-то уже не нравилось. Кажется, этого Илюшку я отправлю не картошку сажать. Есть у меня для него дело поинтереснее. — Здрава будь, хозяйка, — в пояс поклонился усатый. — И ты не кашляй, — кивнула я. — Дозволишь коня напоить? — спросил он, кивнув на длинную колоду у частокола, куда я только недавно опорожнила щукино ведро. Получив разрешающий кивок, он тут же занялся конягой. Пока я хлопала глазами, пытаясь сообразить, это демонстрация крайней степени хамства или так и надо, усатый быстро избавил коня от сбруи, дал немного попить и начал чистить скрученным пучком травы. — Как закончишь, подойдешь, — буркнула я и ушла под яблоню. Два обалдуя сажали картошку и невнятно переругивались. Почему-то именно это зрелище примирило меня с действительностью. Я даже заулыбалась, наблюдая, как тощий норовит якобы случайно заехать мелкому черенком лопаты в лоб, а тот в отместку обсыпает влажной землей щеголеватые сапоги франта. — Да здесь она! — повысил голос юнец. — Я одежки видел! Я насторожилась, прислушиваясь.