Я захлопнула оконную раму и развернулась. — Ну что, Васька? Вылезай, вредитель хвостатый, бить тебя буду! Под потолком что-то зашуршало, и я кивнула собственным мыслям: значит, и раньше этот звук мне не чудился. — Вылезай, говорю! — Не вылезу. Нет меня, — отозвался кот, не показываясь на глаза. — Я убежал от злой самозванки, которая собралась драться. — Да-а-а? — протянула я. — Ну, тогда мне никто не помешает стряхнуть пыль с балок. Где там моя метла? Я сделала вид, что иду в коридор, и котяра молниеносно соскочил на пол, явно намереваясь дать деру. — Избушка! Держи его! — рявкнула я. Дверь захлопнулась прямо перед носом у хвостатого беглеца. Он зашипел, вздыбив шерсть, и бросился к окну. Ставни закрылись уже без моей команды, как, впрочем, и заслонка печки. Мало того, сундук, откуда я доставала сарафаны, хищно распахнул крышку и, мелко подпрыгивая, двинулся на загнанного в угол кота. Васька озирался, но бежать ему было некуда. — Ну что? — уперла кулаки в бока я. — Будем каяться? — А я что? Ну что я-то?! — зашипел кот. — Вот была бы она мышью, я бы тебя спас! А рыбу я вообще не ем! Тем более такую зубастую, да еще колдовскую! — А я мышей не боюсь, — фыркнула я. — И как ты собираешься сметану отрабатывать? — Помурлыкать могу, — предложил тот. — Обойдусь. — Сказку рассказать. — Сказки у меня тут вокруг бродят, хватает. — Песню спеть… — Вот этого точно не надо, — передернулась я. Незадолго до моего попаданства в соседний номер вселились туристы с котом, а кота посетило любовное настроение. Они-то целыми днями гуляли. А я успела наслушаться кошачьих песен на всю оставшуюся жизнь. — Могу показать, где Яга семена для огорода держит, — затравленно попятился Васька. — Показывай, — кивнула я. Понятное дело, у меня и в мыслях не было ущемлять его в правах на сметану и уж тем более бить. Но шугануть оборзевшую с-с-котину явно стоило. А если в другой раз меня тут убийца какой-нибудь поджидать будет, а Василий опять с балки слезть поленится. — А сметана? — тут же взял быка за рога нахал, продемонстрировав, что испугался куда меньше, чем изображал. — Сначала семена, а потом уже сметана, — усмехнулась я. — А то ты, пользуясь моим невежеством, вместо картошки-морковки какую-нибудь плотоядную росянку мне вырастить поможешь. Знаю я тебя. Как там у классика было? «Вечером деньги — утром стулья». И никак иначе. — Какие стулья? — прижал уши Васька. — У нас только лавки есть. — Семена показывай, — махнула рукой я. Но посмотреть на местный семенной фонд я так и не успела. — Хозяйка! Отворяй! Гостей принимай! — Черт! — ругнулась я, вспомнив про оставленных за калиткой татар, то есть гостей незваных. — Нет ее, — пропищавший дискантом отозвался раньше, чем я успела дойти до двери, — говорил я уже. — А ты как туда попал? — вплелся в разговор низкий баритон, в котором я без труда узнала голос своего лесного незнакомца. — Меня впустила, а потом сгинула, — ответил неказистый Илюшка. — Отправила ведра для воды искать. А я в оконце заглядывал: два ведра посреди горницы стоят… Вот тебе и служба! Поди туда, не знаю куда, принеси то, что у меня и так есть! Непотребство! «Ха! — догадалась я. — Значит, без моего разрешения им сюда ходу нет! Круто! Этого-то я как пустить умудрилась? С богатырями, что ли?» — Так, может, тебе какие другие ведра искать велено? — пробасил мой недоутопленник, сбив меня с мысли. — Нет тут никаких других, — пожаловался парень. — Я все облазил, крапивой пожегся, чуть в колодец не провалился и от какой-то невоспитанной щуки хвостом по лицу получил. Посмеялась надо мной вредная бабка! — А ты кто вообще такой? Я чуть приоткрыла дверь, чтобы как раз успеть увидеть, как давешний поклонник зеленого цвета опирается локтями на калитку, сверху вниз рассматривая недовольного юнца. — Я Илья Муромец, — приосанился тот. — Да ну? Неужто земляк? — во все тридцать два зуба заулыбался зеленый. — Какой еще земляк? Я тот самый Илья Муромец! — На свет божий появился знакомый блокнотик, и я, несмотря на абсурдность ситуации, невольно захихикала. — Тридцать лет на печи лежал! Потом встал! И всем дал! Тут уж я заржала в голос. — Нет, парень. Ты что-то путаешь, — серьезно покачал головой тощий. — Это я — Илья Муромец. И на печи я лежал. Уж не знаю, кому ты там давал… Я в истерике сползла на пол, размазывая по щекам навернувшиеся на глаза слезы. — И что именно, — продолжал между тем мужчина. — Но знаменитый богатырь Илья Муромец — это я. — Нет я! — пискнул мелкий, тыча тому в лицо свой блокнотик. — У меня тут записано! — Мало ли что у тебя там записано. Да ты на себя глянь. Ну какой из тебя богатырь? Кожа, кости и молоко на губах не обсохло. Ну посмотри, брат. — Зеленый призвал на помощь моего утопленника. — Кто из нас Илья Муромец? — Вообще-то я, — пробасил тот, и я подавилась смехом, впервые сообразив, что у меня тут вырисовывается. «Да что ж такое-то? — схватилась за голову я, вскочив на ноги. — Только вроде жизнь налаживаться начала, и на тебе! Ну, держитесь, дети лейтенанта Шмидта! Сейчас бабушка расскажет вам страшную сказку про детскую комнату милиции». Я пинком распахнула дверь и встала на крыльце, уперев кулак в бедро: — А что у вас там, в Муроме, одни Илюшки? Других имен нет? Глава 10 МАМА, ПАПА, ДЯДЯ, Я — ВОТ ВАМ НОВАЯ СЕМЬЯ — Есть, как не быть, — ответил мне, как ни странно, лесной незнакомец. — Но в гости только Илюшкам ходить можно, — подхватила я. — Ладно. Это детали. Рассказывайте, с чем пожаловали, Илюшки. — Эй! — возмутился тощий Илюшка. — А как же накормить, напоить, а потом уже спрашивать? — Да. Не по-людски, — покачал головой усатый. — Это вы люди. А я ведьма, — отмахнулась я, окончательно входя в роль. — Мне можно. Так что надо-то? — Один на один поговорить, — нестройным хором отозвались все трое. — Ну хоть не трое на одну, и то хлеб, — скрипнула зубами я. — Ладно. С тебя начнем, раз уж ты тут. Я поманила за собой юнца. Мы сели за большой стол под яблоней с другой стороны избушки. Понятное дело, что в дом я его приглашать и не подумала. Как, впрочем, и кормить. «Обойдется, — решила я. — И так с чешуйными богатырями подхарчился шустрик». — И как тебя зовут? — спросила я. От неожиданности юнец чуть не ответил, но, вовремя спохватившись, упрямо повторил: — Илья Муромец. — Допустим. — Я подперла кулаком подбородок и уставилась на него. — И что тебе надо, Илюшка-малолетка? — Почему это я малолетка?! — возмутился тот. — Я совершеннолетний! Кусочек пазла с щелчком встал на место, и картинка сложилась: «Попаданец!» Может, у местных и было понятие совершеннолетия. Но уж точно никто из них не понял бы вырвавшегося у меня слова «малолетка». «Могла бы и сразу сообразить… — с раздражением подумала я. — Ну какие тридцать лет на печи? Ему и всего от силы двадцать пять!» Вот только бросаться на шею собрату-попаданцу я спешить не стала.