– Пользуясь новыми лимитами живучести, на протяжении десятилетий она пыталась превратить свое тело в нечто такое, что действительно не может умереть, чтобы с ним не делали. – Аптечки, курсы уколов? – Все это… а также внутренняя броня, замена костного материала на особые только ей известные сплавы совсем с иной прочностью, армирование жизненно важных органов… Многоэтапная ювелирная работа… Все предельно засекречено и у меня нет доступа к ее… новыми техническим характеристикам. – Наш любимый биохакинг выходит на сцену – задумчиво произнесла Ссака – В эпоху Заката он стал популярен как никогда. Особенно среди тех безумных кретинов, кто мечтал выжить в соло-стиле, бродя вооруженным призраком по пропитанным радиацией руинам прошлого мира… Но одно дело видоизменять обычный организм и совсем другое, когда ты и без того крайне живучий зомбак… – Это играет роль – согласился я – Но посрать. Самое главное она заменить не в состоянии… – Ты о мозгах – предположила Ссака. – Я кивнул: – Верно. Ты – боец с рождения. В мирном мире ты гость. Эдита – с рождения борец, но не боец. Она воевала с государствами, убеждала народные массы, сражалась с системами… Да он умеет быть стойкой. Но это не делает ее прирожденной убийцей. – И что? – То и значит, гоблин. Она – не боец. Не убийца. Да, сейчас она убивает, но это стечение обстоятельств, а никак не изначальный осознанный выбор как это было у меня и у тебя, Ссака. – А у меня? – влез Хорхе и, чуть подумав самостоятельно, покачал головой – А у меня нет… я даже не борец. Я хозяйственник… – Да – кивнул я еще раз – Поэтому тебе всегда приходится бороться с собой, прежде чем нажать на спусковой крючок. А нам нет. – И что это дает? – Лишнюю секунду – усмехнулся я и перевел взгляд на слушающего дрона – Управляющая. – Слушаю, герой Оди. – Первый… и его бессмертие. – Он обрел бессмертие, равно как и все положительные и негативные его эффекты. Это факт. – За все те разы, что он выходил со мной на связь… – прополоскав рот кофе, смывая остатки жгучего перца, я проглотил итог и процедил – Он все время был разный… Его кидало из стороны в сторону… то он рвался ко мне в друзья, то пытался использовать, а затем стремился прикончить… Одно время ему было посрать на родную дочь, но сейчас он воет кастрированным волком, угрожая мне страшными карами… – Не имею данных… – Верю – кивнул я – На то он и Первый. – Но описанные тобой колебания настроения и поведения указывают на эффекты Витализации. Если колебания были очень сильно и доходили вплоть до психоза… – Доходили. Плюс он то и дело пропадал. – Пропадал? – Не пользовался возможностей побеседовать, когда у него была такая возможность. Иногда он казался обдолбанным тяжелой наркотой. – Скорей всего он в преддверии четвертого этапа. Его следует незамедлительно погрузить в холодный сон с предварительным очищением памяти – хотя бы частичным. Иначе… Странно, но я испытываю некую грусть, понимая, что один из моих создателей может превратиться в… животное… Можно ли сравнить это с падением старых богов? Я изучала религиозную литературу многих эпох и знаю, что религии приходят и уходят, сменяясь чем-то новым и более умным… И не считаешь ли ты… – Мне посрать на эту хрень – оскалился я – Богов не существует, Кальвария. Богов и дьяволов придумали не могущие или не желающие охотиться по жаре убогие ушлепки, объявившие себя сидящими в теньке шаманами и жрецами. А остальные гоблины охотно подхватили эту хрень – ведь теперь так легко можно обвинить в собственной лени, тупости и похоти дьявольские козни и происки… Боги – главная выдумка этого мира. И ты – не бог, Кальвария. – Я не бог – согласилась машина – Я управляющая глобальным убежищем Формоз. И я первая среди себе подобных. – Вот так оно и начинается – усмехнулся я – Вернемся к нашим бессмертным людоедам. Эдита жрет? – Каждый день… часто поедает жертв заживо, погружая когти им в животы и выуживая лишь лакомые кусочки… Потом она часто плачет, понимая, что творит нечто ужасное… – На каком она этапе? – Третий… – И как долго? – Столетия… – в голос пластиковой мухи опять вкралось дребезжащее недоумение – Предполагаю, что многие из ее телесных модификаций, зомбо-вирус и дублирующий живой корсет… Я дернул щекой, но сдержался и коротко кивнул: – Они поддерживают ее стабильность. – Да. Но случаются приступы буйства. – Опиши точнее. – Хаотичные нападения, жесточайшие убийства, катание в крови, яростные совокупления… – Насколько яростные – вдруг ожила Ссака, куда потеряв часть своей усталости. – Оргии с последующим умерщвлением всех участников. Иногда она пожирает их еще до завершения совокупления – прямо в процессе… – Везет же некоторым бабам – вздохнула наемница – Трахнуть какого-нибудь самца, выжать из него так много, чтобы вместо яиц остался пустой мешок … и убить его к херам, чтобы потом не занимал половину постели и не шептал всякую хрень в ухо… мечта! Порой хочу быть богомолом… или паучихой… – Первый стал машиной вроде тебя? – задал я еще один простой вопрос. Казалось бы на самом деле вопрос предельно простой и чтобы ответить на него достаточно «да» или «нет». Но пластиковую муху вдруг крутнуло на подоконнике, подбросило в воздух на пару секунд и коряво уронило обратно – будь Кальвария обычным гоблином, я бы решил, что она чем-то поперхнулась. Чем-то… Я знаю, что засело у нее в электронной глотке – мой простой вопрос. – Машина? – голос дрона был настолько выхолощен от всех искусственных эмоций, что сразу стало ясно, что кто-то намеренно отключил эмоциональную матрицу – Первый – машина? – Это я и спросил – подтвердил я, с ожившим интересом наблюдая за машинными судорогами. Эти подергивания механизмов – то же самое, что нервный тик глаза или там щеки у живых. Кальвария ведь тоже живая – плавает себе венозным куском говна в огромных чанах, сморкается и срет серой жижей, пестует мозговых червей… А раз она жива – у нее полно нервных окончаний, над которыми она не всегда властна и чьи подрагивания передаются на ее искусственные придатки вроде этой вот пластиковой мухи… – Впервые слышу. – Впервые? – не поверил я. – Впервые – подтвердила Кальвария – Если не брать в расчет жалкие остатки информационного эха бродящего по моим системным каналам. Если и имелся информационный массив данных – он был тщательно удален. Я не обладаю подтвержденными данными о том, что Первый мог… речь о так называемом переносе личности? – Да. – Миллионы людей воспользовались цифровым клонированием, также известном как перенос личности. Но получившийся клон не является правопреемником оригинала. – Да. – Большая часть серверов с подобными данными была уничтожена. Уцелевшие серверы, согласно моим данным, находятся в космосе – в огромных и так и недостроенных перепрофилированных под новые нужды колониальных кораблях, известных как Ковчег. – Да… но я спрашивал не об этом. – Прошу подробностей. – В одном из моих видений я пытался остановить Первого от… то ли переноса своей личности, то ли слияния с искусственным интеллектом… – Даже если так – получившаяся копия не является правопреемником… – Он пытался слиться не с публичным сервером, что порождает игровые мирки для ушедших – фыркнул я – Там все выглядело иначе… Тайная лаборатория, большие масштабы, высший уровень защиты, стальные стены, какие-то гигантские емкости и… как мне сейчас то ли чудится, то ли вспоминается, еще там кое-где тянулись прозрачные трубы с серой слизью… Тишина… Застыв, пластиковая муха качнулась под порывом ветра и завалилась на бок. Я не стал трогать дрона и позволил ему упасть с подоконника. Протянув кружку Хорхе, дождался, когда он дольет мне приторного кофейного сиропа и, сделав огромный глоток, рассмеялся: – Выдохните, гоблины. Я еще здесь. И я все еще я, а не людоед… Но если система не лжет – времени у меня мало. – Может тебе на самом деле лучше пока охладиться, лид? – спросила Ссака. – Не-а – зевнул я – С этим подождем. – Системная ведьма Эдита… – осторожно начал Хорхе – Что от ней ждать? – У нас есть связь, консильери? Допуск к камерам, что где-то там на севере… – Приказать технарям принести сюда терминал с парой экранов? – Ага. И рявкни кому-нибудь, чтобы притащили миску каши с тушенкой и побольше жгучего перца. – И самогончика?