– Я кончаю. Я была благодарна за предупреждение, но не отпускала его член, даже когда Алекс кончил. Его сперма была теплой и солоноватой. Она покрыла мои язык и зубы. Я застонала, высасывая каждую каплю, пока Алекс глубоко не вздохнул и не оттащил меня за волосы, чтобы я подняла взгляд и села на колени. Он казался таким же безмятежным и спокойным, как и всегда. Не считая покрасневших щек, он выглядел совершенно нормально. – Ты уже сглотнула? – спросил он, хлопая по заднему карману в поисках сигарет. Я не могла поверить в то, что видела, но так все и было. Это был классический Алекс. Его сперма все еще оставалось у меня во рту. Она была слишком густой, чтобы проглотить сразу. Я покачала головой. – Открой рот, – приказал он. Так я и сделала. Он зажег сигарету, получая несомненное удовольствие от того, что заставлял меня ждать, а потом большим пальцем опустил мою нижнюю губу, все еще держа сигарету во рту, и смотрел, как сперма стекает с моей губы на подбородок. Это было ужасно грязно и… сексуально. Он провел указательным пальцем по моему языку и растер немного спермы на моих сосках. Мы оба видели, как мое тело отреагировало на его прикосновение: оно покрылось мурашками, а соски снова затвердели. – Жаль, что не смогу оставить тебя, – сказал он, держа в зубах сигарету. – Кто сказал, что я хочу остаться? С печальным видом он потрепал меня за щеку. – А кто сказал, что у тебя есть выбор? Глава девятнадцатая Алекс – Поздравляю, идиот. Дженни официально собирается тебя убить. – Блэйк с силой прижал меня к двери, как только я вошел в комнату. Я уже успел подумать, что стоило остаться у Инди и утонуть в запахе и жаре ее милого невинного тела. Этот бред с Блэйком и Дженной начинал нервировать. Словно недостаточно того, что мою душу ежедневно бомбила компашка «костюмчиков», так теперь еще мне приходилось отвечать и перед ними каждый раз, когда напортачу я на сцене. Я бы сказал, что Блэйк и Дженна вели себя как мама и папа, но правда в том, что моим родителям было плевать на меня, а моему менеджеру и агенту было не наплевать на свою зарплату. – Вэйтроуз сам напросился, – я оттолкнул Блэйка. Он врезался спиной в противоположную стену и прищурился будто я стал движущейся мишенью. – Просто скажи ему, что она тебе нравится, Алекс. Неужели это так сложно? Вместо того чтобы высокопарно объявлять, что она твоя, а ты – король мира. Ты начинаешь напоминать Муссолини на стероидах. – Почему так важно, чтобы я сказал кому-то, что она мне нравится? – Я подошел к мини-бару и вытащил пачку чипсов. Я дико проголодался. Я кончил так сильно, что Инди проглотила достаточно маленьких Алексов для создания целой армии. – К тому же она мне не нравится, – продолжил я. Вообще-то это была ложь, но как я уже упоминал, ложь – мое второе «я». Или первое. Какая разница. – Нам важно знать, что твой компаньон по трезвости соответствует твоим ожиданиям, – Блейк прочистил горло и быстро добавил: – То есть мне и Дженне. Я уставился на него так, словно он только что сказал мне, что собирался заменить свой член протезом. Хрустящая картошка остановилась на полпути ко рту. Я закинул горсть чипсов в рот и стал громко жевать, пытаясь понять, во что играет Блэйк. Не в его стиле вот так сосредотачиваться на Инди, а не на моем уходе со сцены посреди концерта после удара по барабанной установке. – Ты под кайфом? Ты спишь с ней? – задал он сразу два вопроса. – Не твое дело. Даже если так, она подписала соглашение о неразглашении. – Я не поэтому спрашиваю. Я моргнул. Блэйку всегда было плевать на моих нянек. И все же я никогда не сближался с девушкой после того, что произошло с гребаной Фэллон. Блэйк склонился над кухонным столиком, пробегая пальцами по волосам и глядя наверх. Потом театрально вздохнул. Он всегда так делал, когда демонстративно жалел самого себя. – Хеллоуин в Париже… нам нужно там быть. Там будут Фэллон и Уилл, – сказал он, произнося слова медленно и осторожно, словно капал бензином на невидимый фитиль в моей голове, пока я курил. Я просто посмотрел на него, ощущая себя Робом из фильма «Фанатик»[26], за исключением любви к поп-музыке. В общем-то, я был неудачником, и все жалели меня, хотя я жалел их тоже. – И? – И я не хочу, чтобы ты делал глупости. Типа пытался вернуть ее. – Не стану, – я потер затылок. Лгал ли я? Возможно. Когда так много лжешь, трудно различить правду. Оглядываясь назад, я понимаю: Париж станет той ночью, когда моя жизнь изменится навсегда. И жизнь Инди. А самое главное – жизнь Фэллон. Но, конечно, я еще не знал этого, когда смотрел в глаза Блэйка. Удар. Удар. Удар. Удар. – Ладно, – сказал Блэйк, отходя от столика и направляясь в ванную. И только тогда я заметил, что он все еще не переоделся после сегодняшнего концерта. – Порядок. Я смотрел ему вслед, пытаясь понять, что только что произошло. Что. Только что. К черту. Произошло? В конце концов, почти ничего не изменилось. Блэйк еще несколько дней доставал меня из-за инцидента на концерте. Дженна присоединилась к нему, прислав мне корзинку с пахлавой, когда мы приземлились в Стамбуле. Там была записка: Давай, попробуй сотворить еще что-то подобное, Алекс. Нет, ну правда. Рискни. Я был вежлив с Лукасом, но нашел другой способ подразнить его: в основном – пожирая Инди в любую свободную секунду на публике. Каждую ночь мы сочиняли песни в коридоре, чтобы сосредоточиться на работе. А потом я пробирался в ее спальню и пожирал ее на балконе с видом на Афины. Или ублажал ее пальцами в такси на обратном пути с концерта в Берлине, трахал ее в одежде у стены за кофешопом в Милане и ел экзотические фрукты с ее обнаженного тела в Барселоне. На ее лице, когда я заставлял ее кончать, появлялось одно и то же выражение. Словно настойчивость наших действий поражала ее. Казалось, будто я лишаю ее девственности каждый день, хотя у нас не было секса как такового. Пока что. Пока. Но с каждым днем мы становились все ближе к этому. К тому же Инди наконец отдалилась от Лукаса, а он в ответ относился к ней дружелюбно и вежливо и не переступал красную черту, проведенную мной между ними. К счастью, она не заставляла меня скучать, хотя Вэйтроуз и не проявлял к ней интереса. Наверное, все дело в том, что я ее еще не трахнул. Хотя давайте начистоту – не то чтобы я пытался завлечь ее в чертову шекспировскую любовную историю. Я был уверен, что по большей части Стардаст могла выносить мой вид только потому, что утром после концерта в Москве Говард Липкин, один из лучших адвокатов в Лос-Анджелесе, внес залог за ее брата и притащил его домой к жене и ребенку. Крэйг находился под домашним арестом, и поэтому Инди была так трогательно довольна. Можно подумать, что-то помешает ему напортачить снова, даже находясь в своем уютном доме. Что, могу сказать по своему опыту, чушь собачья, потому что мои родители безработные и умудрились навредить мне и Карли. И это не смотря на тот факт, что их зад и был приклеен к дивану навечно, пока они весь день смотрели «Жители Ист-Энда» и шоу Джереми Кайла. Существует ли что-то более угнетающее и депрессивное, чем дневное телевидение? По моему мнению – нет, и ничто не изменит мое мнение. Барселона была последней остановкой перед неделей отдыха в Лондоне. Вообще-то, в пятницу у меня был назначен концерт в Кембриджском замке – но это, как говорится, «игра на своем поле». Барселона стала поворотной точкой. Именно там я принял глупое решение зайти в хипстерский кофешоп и купить черный кофе и чай «Английский завтрак» для своих сотрудников. Стоило понять, что ни к чему хорошему попытки быть заботливым не приведут. Инди осталась в своей комнате, шила платье для Парижа. Блэйк слонялся рядом с кафе, болтая по чертовому мобильнику. На мне была вязаная шапочка, очки-вайфареры, и я стоял, опустив голову. Надеялся, что никто меня не узнает. Казалось, что в таком месте скорее будет звучать нацистская пропаганда, чем музыка того, кто смог пробиться в список Billboard. Поэтому я сомневался, что меня узнают. Для них я был Сатаной. Сатаной Костюмов. Я оглядел темно-синие и бледно-розовые плитки кафе, людей в ярких блейзерах и очках в толстой оправе и женщин в модных юбках. От их жизни веяло свежестью. Они казались такими «приземленными», уверенными. Словно обладали добродетелью надежной работы. А я чувствовал себя свободным. Я ни к чему не был привязан: ни к людям, ни к предметам, к одной только Тане. Я просто плыл по течению жизни, и, что хуже всего, наркотики и алкоголь были постоянной частью моего существования. Я встал в очередь. Никто меня не узнал. Я испытывал облегчение, смешанное с беспокойством. Мое эго всегда грызла надоедливая тревожность, если люди не обращали на меня внимания. Был ли я все еще известен? Был ли я все еще знаменит? Неужели я все еще этого стою? Летела ли моя карьера под откос? Тошно становилось от того, что мне не все равно. Очередь двигалась медленно. Ничего страшного. Я никуда не спешил. Я думал о ночи с Инди. Днем я вел себя так, словно она меня вообще не интересовала, а она притворялась, что я вывожу ее из себя. И только ночью мы снимали свои маски и одежду, и жизнь становилась терпимой. Над стойкой висели плоские экраны. На одном светилось меню, на другом крутили шоу «GossipCave». Меню, «GossipCave». Меню, «GossipCave». Яркие цвета и жирный шрифт. Программы шоу-бизнеса – как вредная пища, завернутая в красивую обертку. Звук был таким громким, что мой взгляд поднимался к экранам против моей воли. Кучка миллениалов и гей лет сорока крутились на неоновых стульях в стильном ультрафутуристическом офисе. За окнами от пола до потолка виднелся Лос-Анджелес во всей своей ботоксной славе. Они так оживленно разговаривали, словно обсуждали конфликт на Ближнем Востоке. – Думаете, будут разборки? – спросил мужчина постарше с идеальными волосами и в рубашке поло. Он опирался локтями на спинку кресла другого парня. Все репортеры и редакторы закивали с энтузиазмом. – О, это наверняка, – воскликнула тощая блондинка. – Иначе не получится. Алекс Уинслоу слетел с катушек. То есть он точно готовит что-то вкусненькое, судя по отрывкам из тура «Письма Покойника», – она возбужденно хлопнула в ладоши и провела языком по губам, покрытым блеском. Это был рассчитанный и явно провокационный жест, совсем не похожий на нервное пожевывание губы Индиго. – Но Уинслоу все еще остается той бесшабашной рок-звездой, которую мы все знаем. Ну типа недели две назад он напал на своего барабанщика. Он точно скажет Уиллу Бушеллу и Фэллон Лэнкфорд, что он думает по их поводу. – Судя по всему, он не нападал на барабанщика. Обнаружились большие проблемы со звуком, и Алекс просто был раздражен. Позже появились фото, где он обнимал Лукаса Рафферти за пределами отеля, – подключился еще один парень. Да. Об этом. Это все Блэйк – пытался потушить один из созданных мной пожаров. Со звуком все было нормально, хотя, уверен, кого-то уволили из-за несуществующей проблемы, а обнимая Лукаса за пределами отеля в Берлине, я чуть не сломал ему шею. – И встретятся ли они вообще? То есть вполне возможно, что нет. – Брюнетка с ярко-красной помадой сосредоточила все свое внимание на идеальном маникюре. – Они все окажутся в Шато Де Мальмезон на хеллоуинской вечеринке в Париже, – мужчина постарше щелкнул пальцами. Кто-то хлопнул меня по плечу, и я понял, что очередь продвинулась вперед, а я остановился как вкопанный. Я сделал несколько шагов вперед, не отрывая глаз от экрана. Боль, пронзившая тело, стала катарсисом. Я почувствовал себя… человеком. Таким ранимым. – На той вечеринке СМИ не будет. И все наденут маски, – казалось, блондинка разочарована. Хоть кого-то еще интересовала моя личная жизнь. Жаль, что не меня. – С маской или без, но Уилл и Фэллон задолжали Алексу объяснение, вы так не считаете? Их помолвка стала сюрпризом для всех. На секунду я оказался в чистилище между моей жизнью до этих слов и после. Помолвка? Чертова помолвка?