Поначалу страницы даются Аннабель с трудом, хотя ей казалось, что почерк кузины она успела изучить до мельчайшей закорючки. В детстве Мириам явно не имела склонности к чистописанию и каллиграфии, как в более взрослом возрасте. Возможно, виной всему то, что Мириам писала эти строки в спешке, боясь потерять мысль и драгоценные воспоминания, удивившие Анну непривычной скупостью и краткостью. Некоторые буквы и слова разобрать не удается, но основную суть Анна улавливает и между строк. Первая дюжина страниц содержимого представляет собой незамысловатый беглый пересказ о тех моментах, которые Аннабель и сама прекрасно помнит. Для нее эти мгновения тоже были особенными, но, конечно, не такими, как для Мириам. Веки снова щиплет от слез, буквы, сливаясь, пляшут перед глазами… Боже, какими же они были смешными и такими наивными… Глава 26 «Эни приехала, я так счастлива! Мне хочется петь и танцевать. Утром, когда она еще спала, я выбежала в поле и бегала босиком по росе, а потом купалась в пруду и ни капельки не замерзла. Потом, правда, у меня заболело горло, но я никому не призналась, и мы весь день играли с Эни в русалок. Я научила ее нырять на глубину и задерживать дыхание на целую минуту. Один раз Эни сильно нахлебалась воды и чуть не проглотила водомерку. Мы так хохотали…» «Я не могла уснуть всю ночь, думала о завтрашнем дне. Отец разрешил нам с Эни взять Беса до обеда, и я безумно счастлива, представляю, как мы будем скакать по всей ферме. Анне очень понравится Бес, он добрый конь. Я заметила, что, когда приезжает Аннабель, папа становится намного добрее, а мама – наоборот. Я думаю, она не очень любит Эни. Мне обидно, потому что лучше Аннабель никого нет». «Эни рассказала мне, что в ее школе учатся пятьсот детей, там есть просторные классы и спортивный зал, а еще они ходят в кино, библиотеку и смотреть на дельфинов. Мне стало грустно оттого, что я не могу учиться в такой школе. Дельфины – это здорово, я видела их на картинках в книжке, но пятьсот детей лучше. Можно ли запомнить пятьсот имен?» «Ночью я пробралась в комнату к Эни, и мы проплакали до утра. Она не хочет уезжать домой, но через неделю ей в школу, и мне тоже пора возвращаться к учебе. Это был очень грустный день… Я не хочу больше ничего писать». «Наконец-то лето. Дождалась! Я слышала из разговора родителей, что на днях приедет дядя Райан с Аннабель. Мама была недовольна, говорила, что брат бросил их и ему тут не рады. Да, я точно слышала, она так и сказала: «Мири не стоит дружить с Эни». Я так сильно разозлилась. Не понимаю, почему мама так решила? Дядя Райан никого не бросал, он очень любит и меня, и маму. Дядя уехал с фермы, потому что все, кто здесь живут, умирают. Что плохого в том, чтобы хотеть жить? Как мама может так плохо говорить о своем брате?» «Сегодня у рабочих выходной, и мы с Эни забрались в цех через открытое окно. Оказывается, там так интересно, можно играть в прятки хоть целый день, но Эни предложила другую игру. Она вымазалась с ног до головы в желтой краске, я – в синей, а потом мы сбежали в поле и представляли, что она цветок, а я небо. У Эни получалось лучше, чем у меня. Она убегала вперед, падала на землю, и ее невозможно было найти среди цветущей вайды. Я звала ее, кричала, пока не пропал голос, а потом расплакалась. Ненавижу желтый цвет. Не хочу быть небом. Лучше бы она тоже выбрала синий, и мы бы обе были ирисами». – А я говорила, что Мириам любила ирисы. – Перелистнув очередную страницу, Аннабель поднимает голову и встречается взглядом с Аланом. Он смотрит все так же пристально и задумчиво, словно решая сложнейшую мыслительную задачу. – Желтые розы понравились бы мне, а не ей. Мелькнувшая было улыбка застывает на губах Анны, и хрупкие плечи снова придавливает невидимая ноша. Алан явно решил воздержаться от каких-либо пояснений и разговоров, и переубедить его вряд ли получится. Обреченно вздохнув, Аннабель возвращается к чтению. Привыкнув к почерку, она глотает страницы одну за другой. В маленьком блокноте Мириам умудрилась уместить десятилетний период. Ничего удивительного, учитывая то, что Мири описывала только «особенные» моменты, а все они так или иначе были связаны с визитами кузины. Если посчитать по дням, то выйдет не так уж и много. На самом деле это очень грустно и больно. Неужели в промежутки между приездами Анны в жизни Мириам не случалось ничего интересного? Или здесь она использовала ту же тактику, как в письмах, что она годами отсылала Анне: ни слова о плохом… кроме последних посланий, когда молчать у Мириам больше не было сил? Охваченная внезапным подозрением, Анна стала читать быстрее, перепрыгивая строки, целые абзацы, а потом и страницы, на которых не таилось ничего принципиально нового для нее. Интуиция подсказывала, что Алан неспроста притащил ее сюда и заставил читать эти записи. Он не из тех людей, что бесцельно тратят свое и чужое время. В ежедневнике Мириам должна быть какая-то разгадка, подсказка или хотя бы намек на нечто важное. Когда треть блокнота осталась позади, взгляд Аннабель зацепился за имя Кевин, и она замедлилась, внимательно вчитываясь в строки. «Мы не спим третью ночь. Кевин постоянно плачет, не замолкает ни на минуту. Я не знаю, как ему помочь, никто не знает. От его крика можно сойти с ума. Мама совсем перестала есть и стала похожа на призрак. Вчера она весь день просидела в кресле перед кроваткой Кевина, глядя в одну точку, и ни разу не пошевелилась. Такое с ней случалось и раньше, но сейчас приступы повторяются намного чаще. Мне пришлось самой кормить и укачивать Кевина, но, видимо, я что-то делала неправильно, потому что он никак не хотел успокаиваться. Вечером мама внезапно очнулась и, вырвав брата из моих рук, выгнала меня из комнаты, но тише не стало. Наверное, она тоже что-то делала неправильно». «Еще одна бессонная ночь. Я всерьез думаю, что Кевину нужен настоящий врач из города, а не лекарь из общины. Мама тоже так считает и несколько раз говорила об этом отцу, после чего они громко ругались. Под утро, когда он вернулся после молитвы, все повторилось. Я не собиралась подслушивать, это вышло совершенно случайно. Мне захотелось попить, и я тихонько вышла из комнаты, чтобы спуститься вниз, на кухню. Они кричали так громко, что не расслышать было нельзя. Мама говорила отцу страшные слова. Я не все поняла, но решила записать, чтобы ничего не забыть. Вдруг это важно. Мама обвиняла отца в том, что это из-за него ее дети умирают, что это он позволил «дьявольскому отродью» превратить наш дом в кладбище. Особенно меня поразила фраза: «Я жалею, что не сбежала с фермы вместе с Райаном. Из нас четверых он единственный не унаследовал проклятье Бенсонов. Отец ответил: «Он нам больше не брат, Трейси. Райан – отступник, предатель нашей веры, но в венах его дочери течет наша кровь. Моя и твоя, и кровь Рональда и наших предков. Однажды Аннабель присоединится к «Путникам Света». Она одна из нас». Мама заплакала: «А как же Кевин?» В ответ отец заявил, что она не способна рожать сыновей, и когда придет время, мы с Аннабель исполним свое предназначение. А потом я услышала приближающиеся шаги и убежала к себе. Боюсь даже представить, что бы сделал со мной отец, если бы поймал под дверью спальни. В прошлый раз, когда я заговорила за столом без разрешения, он на целые сутки запер меня в подвале. Там было так темно, холодно и страшно, но самое ужасное заключалось в другом: я была там не одна. Кто-то еще находился со мной в кромешной тьме, он не трогал меня, но я слышала его тяжелое гнилостное дыхание. От ужаса меня парализовало, я прижалась к ледяной стене и, зажмурившись, отчаянно ждала окончания наказания. После, когда отец меня выпустил, я решила, что мне все это померещилось от страха, но следующей ночью, стоило мне лечь в кровать и погасить свет, все повторилось. Сомнений нет: в нашем доме поселилось зло, и ему что-то нужно от меня». – Алан… я не понимаю. – Дойдя до конца очередной страницы, Аннабель вскидывает на Флеминга беспомощный потрясенный взгляд. Воздух с шумом вырывается из горла, в голове роится разрозненная вереница мыслей. – Читай дальше, Эни, – коротко бросает он, кивая на ежедневник в руках девушки. «В доме находиться с каждым днем все страшнее. Я с тревогой и сомнением жду приезда Аннабель и в то же время надеюсь, что Зверь наконец-то оставит меня в покое. Но еще больше я боюсь, что Зверь переключится на нее. В детстве нас часто путали. Что, если и теперь? Мне нужно ее предупредить… Я должна… Поверит ли Эни, если я расскажу о том, что произошло со мной, или посчитает сумасшедшей? Такой же безумной, как моя мать. Маме все хуже и хуже, хотя должно быть наоборот. Последний перелом Кевина сросся быстрее, чем предыдущий. Он хорошо спит, почти не плачет и начинает понемногу ходить, но его кожа и глаза по-прежнему выглядят ужасно. С ним что-то не так. Мама считает, что это из-за болезни, а для меня очевидно одно: Кевин совсем не похож на других детей. Он мой брат, и я должна любить его, но, когда я смотрю на его лицо, меня охватывает страх. Мне очень стыдно за эти мысли, но я думаю, что Эни и дядя Райан не должны его видеть. На время визита Аннабель мама собирается перебраться с Кевином в другое крыло дома. Это очень правильное решение». – Мириам не рассказывала тебе о болезни брата, – осеняет Аннабель. – Нет, я узнал об этом уже после ее исчезновения, – снисходит до ответа Алан. – Но ты мне солгал! – Я солгал тебе только в том, откуда взял сведения о Кевине. Все остальное – правда, – отрезает Флеминг. – Ты хотела объяснений, и я их тебе дал. Детали не имели значения. Не останавливайся, Эни. Ты уже близко. «До приезда Эни еще целая неделя. Днем я ухожу в поля, сажусь под старый каштан и вспоминаю, как прошлым летом я на спор забралась на самый верх дерева, а Эни в это время стояла внизу и умоляла меня слезть. Я предлагала ей присоединиться, объясняла, что с верхушки каштана видно всю ферму как на ладони и можно даже рассмотреть крыши домов за забором. На что Эни расплакалась и призналась, что боится высоты…» – Но это неправда! – нервно восклицает Аннабель. – Я не боюсь высоты. Все было наоборот. Это я залезла на каштан, а она осталась внизу. – Дальше, Эни, – бесстрастно требует Алан. Выражение его лица и плотно сжатая челюсть не предвещают ничего хорошего, и тем не менее Анна продолжает читать… «Кевина больше нет… Мамы тоже… Они ушли навсегда, оставив меня наедине с чудовищами. Я видела все… Тьма повсюду. Как мне спастись? Где найти убежище? Никогда не думала, что однажды напишу подобное: как хорошо, что Эни уехала раньше, чем случилось страшное. Только мысли о том, что она сейчас вдали от этого ада, спасают меня от полного безумия». «Прошел уже месяц, а я никак не могу принять произошедшее. Мне кажется, что моя вина в случившемся тоже есть. Это сводит меня с ума, боюсь стать такой, как мама. Теперь я знаю: Зверь годами ее преследовал, как теперь преследует меня. Отец не может защитить нас, он с ним заодно. За день до смерти мамы и Кевина Зверь снова пришел ко мне в комнату и впервые заговорил со мной. Он стоял в углу, там, где скопились все тени моей комнаты, но внезапно в окно заглянула луна, и мне удалось рассмотреть силуэт. Он был одет в свободный иссиня-черный балахон с глубоким капюшоном. Огромный и страшный, несмотря на то, что его спина и плечи были сгорбленными, как у дряхлого старика. Он назвал свое имя, и я вспомнила, что уже слышала его раньше. Не сразу… потом, когда он уже ушел. Даже мысленно я боюсь его произнести. Он всегда будет Зверем, демоном, чудовищем. Человеческое имя не даст дьяволу душу. Он – создание ада на земле, на нашей земле. Это Зверь свел маму с ума и заставил ее совершить ужасное. Я видела все. Видела, как она несла к пруду кричащего Кевина, и побежала за ними, но было уже слишком поздно. Я нырнула в ледяную воду и нашла его. Он уже не кричал… Кевин был такой холодный и белый, такой спокойный… Я плакала и звала маму, но она не отзывалась. Я не успела ее остановить, не успела… Мне нужно было пойти за ней, но я не могла бросить Кевина одного. Тем утром стоял промозглый холод, а он так часто простужался. Я грела его своим телом сколько было сил. Маму и Кевина похоронили на семейном кладбище на другом конце поля, перед самым забором. Там так много могил, и все принадлежат Бенсонам. Когда я умру, хочу, чтобы меня закопали под старым каштаном. Сказала об этом отцу, и он дал мне слово, что выполнит мою просьбу. Я надеялась, что он скажет другое…» Следующая запись, судя по датам, сделана спустя три года. Чтобы убедиться, Аннабель еще раз перечитывает предыдущую. Все верно, ошибка исключена. Что же выходит? Три года ничего заслуживающего внимания Мириам не происходило? Или напротив – происходящее не укладывалось в голове кузины? Но самое странное – после трехгодовалого перерыва новые записи по содержанию были идентичны самым первым. Немного поменялся язык и стилистика, так как писала уже подрастающая девушка, а не ребенок, но суть осталась та же.