— Доброе утро, папа, — поздоровался Севастиан. Я улыбнулся его официальности. — Ты пришел понаблюдать за своим братом? — У тебя встреча в два. Это была Елена. Она свободно употребила слово «встреча». Сегодня днем в Чикаго прибыла партия наркотиков. Но это была не обычная сделка. Это ловушка... для тех, кто все еще хотел бы увидеть, как падут семьи Нью-Йорка и Чикаго. У Дона Чикагского Наряда были люди на суше, у Джованни Вильяно люди в воде, и моя организация наблюдала за благотворителями в Нью-Йорке. Готовясь нанести удар в любой момент. — Действительно. Я поцеловал Елену, как только она оказалась на расстоянии вытянутой руки, игнорируя вопли отвращения со стороны детей. Ее губы были мягкими и теплыми, и у нее был слабый привкус кофе и черники. Казимир протянул руку и схватил меня за рубашку, отвлекая от своей матери. — Папа! Елена рассмеялась, и этот звук прозвучал музыкой для моих ушей, хотя Елена настаивала, что у нее был неловкий и прерывистый смех. — Иди к своему отцу. Как только он оказался в моих объятиях, он скрестил руки на груди. Точная копия его матери, обхватившая себя свободными руками, чтобы согреться. — Иди в дом, если тебе холодно, lyubimaya — любимая, — сказал я ей. — Нет. Нико хочет прокатиться до того, как выпадет снег. — Елена взглянула на нашего сына и гордо улыбнулась, увидев, как он скачет галопом по арене. — Он ездит верхом лучше тебя. Я улыбнулся. — Интересное наблюдение и совершенно не соответствует действительности. — Ты не виноват. Ты становишься старше. Выносливость уменьшается. Я поймал ее взгляд и слегка ухмыльнулся. — Ты уверена, что это правда? Елена уловила двойной смысл моих слов, ее щеки покраснели. Я мог бы сказать, что она думала об этом утре, о том, как мы впервые проснулись без детей в постели (благодаря Роману, который взял их всех в «поход дяди Романа») и провели несколько часов вплетенными друг в друга. Я все еще чувствовал ее руки, обхватившие мой член, и ощущение ее кожи под моими прикосновениями. — Да, — выдохнула она, но от волнения в ее тоне исчезла язвительность. — Дядя Костя! — трехлетний Тимофей Фаттахов врезался мне прямо в ноги, радостно смеясь, отскакивая от них. — Осторожно, Тимофей, — тут же предупредила Елена. Он ухмыльнулся. Антон Грибков последовал за ним, держа за руку маленького двухлетнего Доминика Малахова. Чернильно черные волосы Антона блестели на свету, длинные пряди челки закрывали его лицо. Роксана и Елена постоянно приставали к нему по поводу стрижки, но Антон отказывался, используя ее как импровизированный щит, скрывая глаза. В свои десять Антон постепенно становился мужчиной. Пройдет еще несколько лет, прежде чем он будет принят в Братву, но его уже окружали страхи. Он был травмирован в детстве, и, несмотря на всю любовь, которую мы пытались ему дать, Антон перенес это несчастье с собой. Теперь это стало частью его личности. Он был хорошим ребенком, и я бы не бросил его, не так, как это сделала его мать. Отношения между ним и Дмитрием оставались напряженными, хотя и заживали медленно, но его взросление только усложняло это. Антон слышал, что говорили взрослые, и понимал — мы никогда не могли спасти его от правды. Но, похоже, ему действительно нравились его маленькие кузины и кузены. Антон всегда терпеливо относился к их назойливым вопросам и настойчиво следовал за ними повсюду. Особенно Доминик Малахов, первенец Даники и Романа, который считал Антона просто самым потрясающим человеком на свете. Родилось много детей, и я уверен, что еще несколько украсят нашу семью. Роман и Даника планировали второго, пока мы говорили — вероятно, работали над этим прямо сейчас, — и Роксана должна была родить третьего ребенка и вторую дочь со дня на день. Ее должны назвать Фаиной Фаттаховой, и Роксана предположила, что она уже была танцовщицей. Я чувствую, как она грациозно двигается, говорила она Артему, который отвечал, что сейчас невозможно сказать, кем станет Фаина, но мы все видели его тайный восторг от того, что один из его детей может пойти в мать. Несколько дней я был поражен тем, какой большой стала теперь моя семья, скольких людей я любил и о ком заботился. Я все еще помнил тот день, когда убил своего отца, как мои братья так легко скормили меня волкам, а отец был готов лишить меня жизни в любой момент. Я уже много лет назад решил, что, когда Николай заявит свои права на трон, я сдамся. Я бы протянул руки и избавил его от боли, если бы он убил меня. Но это проблема далекого будущего. И иногда, когда я смотрел на Севастиана, я задавался вопросом, будет ли это Николай, который придёт за моей короной, или мой второй сын. — Мама! — позвал Николай. — Ты видела этот прыжок? — Да. — Елена захлопала в ладоши. — Это было очень хорошо. Ты выглядишь, как профессионал. Николай немного выпрямился от похвалы, улыбка стала шире. Это единственное, о чем они никогда не предупреждают о сыновьях: они постоянно пытались произвести впечатление на своих матерей. Как только я подумал об этом, Севастиан поднял руку, протягивая цветок своей матери. — Смотри, мама, цикламен. — Как красиво. — Елена взяла цветок, осторожно держа его кончиками пальцев. — Ты помнишь, частью какой семьи он является? — Первоцветные, — быстро сказал он. — И это часть ордена Эрикалеса. — Мой умный мальчик. Севастиан засиял от похвалы. Поскольку Казимир не мог копировать своего старшего брата и ездить верхом на лошади — он уже пытался вырваться из моих рук, чтобы попробовать, — он растянулся на земле. Я наклонился, помогая ему, позволяя ему схватить горсть цветов. Как и его брат, Каз протянул их матери. Елена улыбнулась и приняла подарок. — Спасибо, малыш. Ты можешь сказать «цикламен»? Каз старался изо всех сил, спотыкаясь на слогах. — Почти, — подбодрил я. — Цикламен. — ВЕЛОСИПЕД! — Тим рассмеялся. В одно мгновение Каз тоже закричал и засмеялся, звук был почти идентичен тому, который издал Тим. — Не велосипед, Тимофей, но близко, — сказала Елена. Ее внимание покинуло мальчиков и переключилось на Евву. — Ты знаешь, что лучше не убегать вперед. Евва обожала Елену и всегда немного съеживалась под ее неодобрением. — Мне очень жаль, тетя Лена, но я хотела увидеть Нико. Каз заметил, что Евва держится за забор, и потянулся вперед, чтобы скопировать ее. Он не мог взять себя в руки, но приложил немало усилий. — Не делай этого. Это небезопасно. — но Елена погладила ее по волосам, показывая, что она не сердится. — Ты рада познакомиться со своей младшей сестрой? Евва просияла. — Да. — она посмотрела вниз на Тимо, который бегал вокруг с Домиником и Антоном. — У меня много братьев. Я хочу сестру. — Я полностью с тобой согласна. Пока дети находили другие способы развлечь себя, мы с Еленой разговорились. Мы провели часы, склонив головы друг к другу, обдумывая все возможные проблемы и опасности. Она нашла лазейки и информацию, которые мои люди даже не рассматривали. Мои любимые моменты дня были, когда дети спали, и Елена шептала мне свои мысли в темноте. Мне больше не нужно было читать слова на ее руках, чтобы понять, что у нее на уме; вместо этого она свободно предлагала мне это. — Олежка боится, что может появиться Управление По Борьбе С Наркотиками, — сказала она. — Это разрушило бы наши планы. — ФБР, УПБСН. Все просто бюрократы, которые ненавидят заниматься бумажной работой. Не волнуйся, lyubimaya — любимая. Арест пройдет без сучка и задоринки. Ее губы сжались. — Если в тебя выстрелят, я не буду счастлива. Я почувствовал, как моя улыбка стала шире, и наклонился к ней. Наши губы прижались друг к другу, целомудренно для детей. — У меня нет планов быть застреленным, моя Елена. Но не думаю, что это то, на что я могу планировать. — Вот так план, — пробормотала она мне в губы. — Если тебя подстрелят, то можешь спать на диване. — Ты не будешь ухаживать за мной, чтобы я поправился? На такой бессердечной и жестокой женщине я женился.