И все же в этот момент, впервые в своей жизни, я почувствовал укол страха. Неужели я разрушу жизнь Николая? Будет ли он ждать подходящего момента, чтобы убить меня? Должен ли я буду оставить его и Елену одних? Именно его голос прервал мои мысли. — Еще пять минут? — Используй столько времени, сколько захочешь, — сказал я. Его улыбка была ярче солнца. Я шел рядом, пока он «вел» База кругами. С каждым кругом Нико становился все более и более уверенным, и, хотя я бы подумал, что ему станет скучно от повторения, он не подавал никаких признаков остановки. Было уже далеко за завтраком, когда Елена добралась до входа в лес. В руке она держала две тарелки. По тому, как заострились собачьи уши, было ясно, что она принесла нам завтрак. — Привет, мама! — позвал Нико, махая рукой. — Обе руки на поводьях, — напомнил я ему. Он быстро исправился. Елена выглядела одурманенной малышом. — Ты выглядишь так натурально, малыш. Ты почти закончил? Я принесла вам завтрак. — Нет, не закончил, — быстро ответил он. Я поймал ее взгляд, послав теплую улыбку. — Он будет превосходным наездником. — Ты звучишь ужасно гордо. — Так и есть. Я никогда не видел, чтобы кто-нибудь так быстро учился верховой езде, как Нико. Елена одарила меня насмешливым взглядом. Я добавил: — Мы должны купить ему собственного пони. Она приподняла одну бровь. — Должны? Я уловил ее тон. — С твоего благословения, конечно. — Я ничего не смыслю в верховой езде, — размышляла она. — Он должно быть получил это от тебя. Это и его волосы. — Может, остальные будут темноволосыми. Ее щеки сморщились, когда она улыбнулась. — Я думала, что у него рыжие волосы, когда он был младенцем, но это был всего лишь себорейный дерматит. Это заставило меня усмехнуться. Я мог представить себе Елену, разглядывающую младенца Нико, обеспокоенную волосами, растущими на его маленькой голове. — Не думаю, что у нас родятся рыжие. Тарелка, которую Елена приготовила для меня, была наполнена едой. Было очевидно, что она наложила в тарелки перед завтраком. Если бы она приготовила сама, после этого все вышло бы подгоревшим и не аппетитным, и все оказалось бы в собачьих мисках. Николай заметил еду, и его внимание сузилось. — Как насчет того, чтобы дать Бэзилу передохнуть, а ты сможешь позавтракать? В животе у него заурчало, отчего Нико захихикал. — Еще одна поездка после? — Если ты почувствуешь себя в состоянии, конечно. Мы позавтракали, растянувшись на траве, купаясь в лучах солнца и утреннем ветерке. Вскоре Нико обнаружил, что может подманить крупных кавказских овчарок поближе кусочками со своей тарелки, даже если мы с матерью предостерегали его от этого. — У собак полно еды, — сказал я ему. — Тебе не нужно делиться своей. Нико присел на корточки, посасывая кусочек дыни. Сок потек по его пальцам и кофте. — Хорошо, папа. Елена застыла на месте. Я схватил ее за руку и послал ей мягкую улыбку. Она ожила, улыбнувшись мне, что у меня замерло сердце. Нико заметил что-то вдалеке и бросился прочь. — Папа? — сказала Елена, когда он ушел. — Когда это произошло? — Сегодня утром. Ее глаза скользнули по моему лицу, видя больше, чем я хотел показать. — Ты выглядишь обеспокоенным. — она склонила голову набок. — Почему? — Почему ты думаешь, что я обеспокоен? Она прижала пальцы к моему лбу, прослеживая признаки старения. — Я вижу это. Я схватил ее за запястье, прижимаясь губами к ее руке. — Я не хочу быть ужасным отцом, — честно ответил я. — Мой отец не был хорошим человеком, и я убил его голыми руками, наказывая за это. — Руки Николая слишком малы, чтобы причинить тебе боль. Я послал ей многозначительный взгляд. Губы Елены изогнулись, и она прижалась своим носом к моему. Я наклонился к ее прикосновению. — Не волнуйся, Кон. Наши отцы заботились только о себе и своих собственных удовольствиях. С того момента, как ты встретил Николая, ты посвятил себя его счастью и комфорту. — ее взгляд был глубоким и манящим, заманивая в ловушку своей орбиты. — Я бы не подпустила тебя к нему близко, если бы думала, что ты будешь представлять угрозу для его взросления. Я ни секунды в этом не сомневался. Елена яростно защищала благополучие Николая, и хотя она могла быть немного небрежной, когда дело касалось трюков и обращения с миром, как с тренажерным залом в джунглях, она не допустила бы, чтобы ее сыну причинили какой-либо вред. Не важно, что она должна была сделать. Нико прибежал обратно, сжимая ромашку в ладони. — Для тебя, мама. — Для меня? — она сделала вид, что нюхает цветок. — Он великолепен. Спасибо, малыш. Поцелуй? Он подставил ей щеку, и она осыпала его поцелуями. Я провел день с Еленой и моим сыном. Мы почистили лошадей, и Нико помог конюхам приготовить корм. Мы нарвали цветов и позагорали на мягком солнечном свете, прежде чем вернуться в дом на обед. Мое сердце было переполнено, ухаживая за своей будущей женой и сыном, заставляя их смеяться и расслабляться. Темное облако Татьяны бросало тень на наше счастье, но никто не осмеливался произнести ее имя. Даже в ту ночь, когда мы с Еленой были одни в темноте, запутавшись под одеялами, мы избегали этой темы, чтобы ее имя не испортило весь день. План Елены сидел в глубине моего сознания. Я был против этого, против того, чтобы Елена подвергала себя опасности. Но если я взгляну сквозь призму своих инстинктов, рационально, я пойму, что это один из лучших планов, который у нас был. Татьяна перехитрила нас на каждом углу. Единственным человеком, который когда-либо ловил ее на лжи, была Елена. Ночью я прижался губами к голове Елены, глубоко дыша. Она еще не спала, но не пошевелилась, когда я провел пальцами по ее руке, прослеживая слова, которые извивались на оливковой коже. Грязь, сад, защищённый. Между ее большим и указательным пальцами выделялось слово «семья». Она несколько раз провела по нему разными цветными ручками. Я прослеживал петли и линии, пока движение не стало подсознательным. Планы и реальность держали мой разум в плену. Я хотел, чтобы Татьяна умерла, но как я собирался обхватить ее руками за шею, когда она исчезла вместе с ветром? За три года, прошедшие с тех пор, как она ушла, она ни разу не подала знак. Только когда Елена вернулась ко мне, она тоже дала о себе знать.