Демарш клана Михайловичей, как это ни странно прозвучит, был воспринят Владимиром Александровичем как подарок судьбы и стал вторым крупным успехом после операции по восшествию на престол. В реальности Муромцева генерал-фельдцейхмейстер и его сыновья навредили России намного больше, чем все подданные микадо, вместе взятые, поэтому отстранение великих князей Михайловичей от рычагов власти стало для нового русского государя задачей первостепенной важности. Взвесив все за и против, Владимир Александрович принял решение говорить с каждым из представителей клана Михайловичей по отдельности, как говорится, в приватной обстановке. Начал с патриарха клана, с четвёртого сына покойного императора Николая I. Результатом беседы с Михаилом Николаевичем стала почётная отставка последнего со всех постов с сохранением пожизненного содержания за счёт казны плюс дополнительными финансовыми бонусами и выплатами. Должность генерал-фельдцейхмейстера упразднялась за ненадобностью. Сергей Михайлович, приставленный покойным Николаем II присматривать за балериной Кшесинской, столкнулся с жёсткими условиями нового царя и был вынужден их принять. Отныне развитием русской артиллерии занимался лично сам царь, а покровитель Матильды исполнял роль свадебного генерала. Концерн Шнейдера, в свою очередь, лишился в России привилегированного положения. Разумеется, великому князю крайне не нравилась данная ситуация и спустя семь месяцев он попытался надавить на генералов из ГАУ, чтобы организовать своим французским друзьям выгодные условия конкурса. Реакция императора была сокрушительной: Тайный департамент при министерстве финансов приостановил работу банковского дома «Мидас», наложив арест на все его счета, имущество и активы. Воспользовавшись ситуацией, финансовые спекулянты Гинцбург и Поляков сначала обанкротили, а затем попросту перекупили «Общество Путиловских заводов». Предприятие перешло под управление назначенной Второвым администрации, а разобиженный Сергей Михайлович собрал чемоданы и укатил в Париж. Что примечательно, один, без Матильды. Нелюбимый генерал-адмиралом Александр Михайлович пал жертвой конфликта Владимира Александровича с бабским триумвиратом – вдовствующими императрицами Марией Фёдоровной и Александрой Фёдоровной и Ксенией Александровной, родной сестрой Николая II. Самым слабым звеном данного триумвирата являлась Аликс, которая никак не могла примириться с мыслью о фактическом крахе её влияния и амбиций. После похорон мужа «гессенская муха» впала в депрессию, а спустя какое-то время крупно разругалась с Дагмарой. Собственно, сей конфликт был заранее просчитан и разожжён по рекомендации Муромцева, неплохо разбиравшегося в заскоках женской психологии. Комбинация с подставой получилась на славу. Сначала доверенные (и проплаченные кем нужно) люди донесли до Марии Фёдоровны и Александры Фёдоровны информацию о том, что новый царь рассматривает варианты суда над Михаилом. Обе вдовствующие императрицы помчались к императору: одна – просить казнить убийцу любимого супруга, другая – с просьбой о помиловании своего сына. В разговоре с Дагмарой Владимиру Александровичу стоило огромных трудов сыграть роль, представив дело так, что он-де не хотел бы судить родного племянника, но народ вряд ли поймёт такую мягкость в отношении преступника. Даже в отношении столь высокородного, каким является бывший цесаревич. Как бы между прочим император обмолвился, что Аликс также надеется на правосудие. Бывшую датскую принцессу накрыло эмоциями, и буквально на следующий день она едва не порвала «гессенскую муху» на кусочки. Вдова Николая II сначала ударилась в истерику, а затем слегла с жуткой депрессией. Узнав о конфликте между вдовствующими императрицами, Владимир Александрович посетил Александру Фёдоровну и в личной беседе с Аликс пообещал разобраться с её обидчицей. Остальное, как говорится, было делом техники (гипноза). Во время следующей встречи с Марией Фёдоровной император спровоцировал датчанку на откровение, и та наговорила много чего такого, чего не стоило озвучивать ни при каких обстоятельствах. А когда спохватилась, было уже поздно – Владимир Александрович смотрел на неё, словно дедушка Ленин на ненавистную буржуазию. Спустя месяц после размолвки с царём Мария София Фредерика Дагмара навсегда покинула Россию, увезя с собой младшую дочь Ольгу. Забегая вперёд, скажем, что через пару лет «гессенская муха» также укатила к себе на родину, не выдержав морального давления в виде постоянных встреч с живым и здоровым Михаилом Александровичем, которого никто и не собирался отдавать под суд. Великая княгиня Ксения Александровна пыталась было найти пути для примирения сторон, но сделала только хуже – император мастерски разыграл сильный гнев и заявил, что не желает видеть никого из детей своего старшего брата. Супруга Александра Михайловича обиделась и в сердцах пообещала присоединиться к матери. Таким образом, Сандро оказался в весьма затруднительном положении, которое ещё больше ухудшилось после отставки Сергея Михайловича и трений Николая Михайловича с Николаем Николаевичем Младшим. В июле 1902 года семья Александра Михайловича переселилась жить во Францию. Остававшиеся в России Георгий и Николай Михайловичи пока не собирались покидать страну, несмотря на интриги Лукавого, стремившегося любой ценой заполучить в свои руки полный контроль над армией. Размышляя над вопросом, как поступить с тем или иным родственничком, Владимир Александрович в основном руководствовался принципом «разделяй и властвуй». В отношении же Николая Николаевича Младшего царь применил (по совету вселенца) другое правило, гласившее, что друзей следует держать близко, а врагов ещё ближе. Иначе их (врагов) в случае необходимости будет сложно догнать и быстро ликвидировать. Особенно столь крупных вредителей с огромным разрушительным потенциалом, каким был смахивающий на пожарную каланчу Николаша. Исходя из вышесказанного, император взял да и назначил Николая Николаевича Младшего главнокомандующим сухопутными силами, обязав его сработаться с военным министром. Военным министром всё ещё оставался генерал Куропаткин – никчёмный полководец, но неплохой исполнитель на вторых ролях. Обрадовавшийся было перспективам карьерного роста Николаша сразу же встал в позу, изображая обиду, но после откровенного и жёсткого разговора с Владимиром Александровичем засунул своё великокняжеское самолюбие в одно место, засучил рукава и взялся ломать старые армейские порядки. А что ещё оставалось делать, когда новый царь доходчиво разъяснил простую истину, гласящую, что кто не с нами, тот против нас. К тому же Николай Николаевич втайне лелеял честолюбивые планы, страстно желая стать великим полководцем и превзойти скромные военные успехи своего отца, так и не решившегося выставить турок из Константинополя. Первым серьёзным испытанием для Николаши, с которым он с честью справился, стала борьба с голодом, периодически уносившим сотни тысяч жизней представителей малообеспеченных слоёв населения. Причиной голода, если говорить откровенно, являлась неэффективная аграрно-экономическая политика царизма вкупе с неурожайными годами. Решить данный клубок застаревших первопричин одним махом не представлялось возможным. Оставалось, по возможности, смягчать последствия аграрных недореформ времён Александра II. Для монарха не составляло особого труда создать стратегический резерв зерна – банковский дом «Прометей» обеспечил как финансирование закупок зерновых, так и строительство современных, по меркам начала двадцатого века, зернохранилищ. Успели впритык – уже в 1901 году в стране разразился очередной рукотворный продовольственный кризис, на борьбу с которым бросили армию. Подстёгиваемый своим собственным тщеславием, Николай Николаевич Младший подошёл к поставленной ему задаче, как к стратегической операции фронтового масштаба – подобрал толковые кадры, максимально мотивировал подчинённых, в обязательном порядке приказал привлекать широкие массы добровольных помощников из числа гражданских лиц. В более чем полусотне губерний было объявлено военное положение. Взяв, согласно императорскому указу, в свои руки всю полноту власти, военные создали логистическую цепочку доставки зерна в голодающие районы и организовали раздачу продовольствия на местах. Дисциплина и порядок, чёткие приказы и проверка их исполнения – армия оказалась на высоте, чего не скажешь о местных властях. Новое назначение получил и великий князь Пётр Николаевич, младший брат Лукавого. Побеседовав с императором и поразмышляв над его прогнозами на будущее, Пётр Николаевич согласился принять должность начальника управления стратегических исследований при министерстве финансов. Данная структура создавалась для «изобретения» и обоснования тактики применения таких перспективных технических разработок военного характера, как аэропланы, танки, бронемашины, бронепоезда, миномёты. Думаю, не стоит пояснять, что в роли генератора идей и главного «изобретателя» всех упомянутых новинок выступал сам Владимир Александрович собственной персоной. Что же касается формального отношения УСИ к министерству финансов, то это было сделано для того, чтобы хотя бы ненадолго запутать вражескую разведку. Не забыл новый император и про сыновей Константина Николаевича – младшего брата своего отца Александра II. Как уже говорилось выше, великий князь Николай Константинович был полностью реабилитирован, получил предложение вернуться в столицу и восстановить свой авторитет на государственной службе. Почти пятидесятилетний плейбой остался верен себе, выкинув очередное коленце. Опальный отпрыск царствующей семьи с чего-то вдруг возомнил, что он одержал победу над самодержавием и ему должны принести публичные извинения, о чём и сообщил в ответном послании. Владимир Александрович сначала рассердился, затем, мысленно посовещавшись с вселенцем, написал ответ, полный ехидства и шутливых саркастических намёков. Мол, если Николай решил отдать пальму первенства молодым членистоногим особям мужского пола, то это его личное дело, точнее половая проблема. Уязвлённому великому князю не оставалось ничего иного, кроме как организовать своё триумфальное возвращение в Санкт-Петербург, что он и сделал перед Рождеством 1901 года. К сожалению, царю на некоторое время пришлось отложить мысль пристроить Николая Константиновича на какую-нибудь серьёзную государственную должность – возрастной плейбой с головой ушёл в светские рауты и развлечения высшего света. Константин и Дмитрий Константиновичи получили повышения по службе, звания и были назначены советниками Его Императорского Величества. Муромцев не удержался и пару дней отпускал едкие комментарии по поводу того, чего может насоветовать мучающийся угрызениями совести поэт с нетрадиционной сексуальной ориентацией. Владимир Александрович, смирившийся к этому времени с ершистым характером незваного гостя, проявил ангельское терпение и никак не отреагировал на колкости вселенца. Император прекрасно осознавал, что династия выродилась и находится на грани краха, а на правду, как известно, нормальные люди не обижаются. Наиболее крупные бонусы достались родным братьям царя – великим князьям Алексею, Павлу и Сергею Александровичам. Сильно похудевший «семь пудов августейшего мяса» был назначен канцлером Российской империи, сохранив за собой прежнее хлебное место «хозяина» всего военно-морского флота. Новое назначение сделало генерал-адмирала вторым лицом в государстве после императора – фигурой важной и не особо обременённой служебными обязанностями. Работа канцлера, по мнению Алексея Александровича, заключалась в том, чтобы устраивать профилактические разносы адмиралам, генералам, губернаторам, директорам казённых заводов, чиновникам всех калибров. В прежние времена генерал-адмирал чередовал бы подобные мероприятия с банкетами и попойками и по доброте душевной великодушно прощал бы виновных и бестолковых. Теперь же, став трезвенником, потеряв любимую женщину, испытывая проблемы по части мужского здоровья, «семь пудов августейшего мяса» не давал спуску никому. Павел Александрович, в свою очередь, был назначен новым командующим Гвардейским корпусом. Как и следовало ожидать, великий князь не проявил себя на новой должности новым Суворовым либо Румянцевым, так как являлся всего лишь проводником воли Владимира Александровича. В то же самое время в период командования Павла Александровича русская гвардия первой получала и осваивала новое вооружение – ручные и станковые пулемёты, батальонные гаубицы, полковые мортиры, миномёты, бронетехнику и бронепоезда. Новый император долго размышлял, куда бы ему пристроить Сергея Александровича, московского генерал-губернатора, ответственного за Ходынскую катастрофу. Итогом этих раздумий стало назначение непутёвого братца министром по особым поручениям с сохранением за ним кресла генерал-губернатора Москвы. Думаю, не стоит уточнять, сколько и каких комментариев отпустил по этому поводу старший лейтенант Муромцев. Ещё одним человеком, чья карьера пошла на взлёт после восшествия на престол Владимира Александровича, оказался вице-адмирал Евгений Иванович Алексеев. Получив весьма ответственную и хлопотную должность наместника Его Императорского Величества, в сентябре 1899 года Алексеев отправился на Дальний Восток. Практически одновременно с отъездом вновь испечённого наместника к восточным границам империи потянулись квартирмейстеры различных частей русской армии. Забегая вперёд, скажем, что в следующие пять лет вице-адмирал пребывал на Дальнем Востоке вахтовым методом, наведываясь в столицу к жене по три-четыре раза в год. Разумеется, это была официальная версия поездок в Москву. Дарья Матвеевна – новоявленная супруга Алексеева – постоянно проживала в Москве, взвалив на свои вовсе не хрупкие женские плечи обязанности главы администрации императорского дома. Так с некоторых пор именовалось реорганизованное министерство двора Его Императорского Величества. Вступив на престол, новый император не стал торопиться менять министров, отправляя в отставку всех подряд. Своего кресла лишился всего лишь один министр – господин Коковцев. Новым министром финансов неожиданно для общества стал Иван Христофорович Озеров, которого осенью 1899-го порекомендовал академик Янжул Иван Иванович. Владимир Александрович сразу же пригласил Ивана Христофоровича в Царское Село, где провёл с последним длительную и обстоятельную беседу на тему экономики и мира финансов и драгметаллов. Немного волнуясь, Иван Христофорович обрисовал новому царю собственное видение ситуации, обосновал необходимость кардинального реформирования банковской и налоговой систем, предупредил об опасном росте долговых обязательств России. В конце разговора император преподнёс вновь испечённому министру памятный подарок и попросил разработать несколько вариантов плана реформ. Со сроками не торопил, уточнив, что у Ивана Христофоровича есть два-три года, чтобы повернуть вспять «реформы» покойного Витте. Закрепляя статус-кво, Владимир Александрович одним росчерком пера переименовал Государственный банк в Центральный банк и назначил нового управляющего главным финансовым учреждением империи. Им стал Сергей Фёдорович Шарапов, чьи идеи в реальности Муромцева успешно реализовывали советские экономисты в тридцатые годы двадцатого столетия от Рождества Христова. Назначение Озерова и Шарапова ознаменовало собой отказ от прежней политики, направленной на искусственное торможение экономики страны путём привязки российского рубля к пресловутому золотому стандарту. Реформы системы госуправления начались весной 1901 года, и начало им положила судебная реформа. Она ознаменовалась закрытием монастырских тюрем и введением в России нового Уголовного уложения (кодекса), ужесточавшего наказания за особо тяжкие преступления в отношении личности. Отныне, как совершенно справедливо заметил будущий министр информации Гиляровский, смертная казнь стала не самым страшным наказанием для кровавых упырей и безжалостных душегубов. В «просвещённой» Европе также обратили внимание на судебную реформу в России. Газеты Британской империи разразились бурным потоком словесных фекалий, изощряясь в сравнениях московитов с античными варварами и африканскими дикарями. Спустя год, летом 1902 года, после переезда в Москву всего императорского дома и всех министерств за исключением Морского, был дан старт следующему этапу преобразований. Осенью 1902 года часть министерств были переименованы, а само их количество увеличилось на четыре новых ведомства: были созданы министерства здравоохранения, природных ресурсов, информации и тяжёлой промышленности. Под крылышко последнего вскоре «упорхнули» все казённые верфи и оружейные заводы России. Прежде чем вводить в стране конституцию, Владимир Александрович, образно говоря, метнул пробный камень в кривое зеркало многовекового патриархального уклада жизни. Этим камнем стал манифест о равноправии полов, провозглашённый в апреле 1901 года. Отныне все мужчины и женщины Российской империи получали равные юридические, гражданские и социальные права, а любое ущемление этих прав преследовалось по закону. Надо ли говорить, какой вой подняли сектанты и традиционалисты всех мастей? По стране прокатилась волна митингов и демонстраций протеста, в основном стихийных. Подобные демонстрации во множестве раз переросли в грабежи и уличное насилие, дав властям возможность потренировать жандармов, полицию и казаков. Спустя два-три месяца протесты пошли на убыль, ибо ночная кукушка, как известно, всегда перепоёт дневную. К сожалению, в результате всплеска домашнего насилия и уличных беспорядков пострадало огромное количество граждан и гражданок, многие десятки тысяч, а полицейские управления и суды долгие месяцы разгребали захлестнувший их девятый вал жалоб и заявлений. Сразу же после провозглашения манифеста о равноправии полов император дал старт армейской реформе. Локомотивом этой реформы, как уже говорилось выше, был назначен великий князь Николай Николаевич Младший – самовлюблённый и не особо одарённый умом тип, страдавший манией величия. В принципе, при проведении преобразований в армии можно было спокойно обойтись и без Николаши, подобрав нескольких толковых генералов, не обязательно из числа дворян и аристократии. Однако новый царь дал Лукавому шанс, и тот, к удивлению Муромцева, попёр вперёд, словно африканский носорог. Великий князь быстренько показал Куропаткину, кто в доме хозяин, и только так строил всех генералов-ретроградов. Последние частенько с трудом понимали, с чего это монарху вздумалось вменить в обязанность господам офицерам обучение низших чинов грамоте. Простой солдат, в понимании упомянутых генералов, являлся всего лишь бессловесным исполнителем приказов вышестоящего начальства, и не должен был знать больше положенного. Зачем, спрашивается, вчерашнему крестьянину умение читать, писать, считать, если от него всего-то требуется освоить простую и надёжную «мосинку» да научиться колоть штыком тушку супостата? Начало преобразованиям в Военном ведомстве положило введение новых уставов, собственноручно написанных Владимиром Александровичем. Параллельно с этим в войска стала поступать летняя полевая форма нового образца, по своей раскраске напоминавшая всем хорошо известную хаки. К новой форме вскоре прилипло название «репинка», так как император привлёк к подбору расцветки учеников знаменитого художника Ильи Репина. Следом за «репинкой» в армию пришли полушубки, призванные заменить в зимнее время шинели. Как и в реальности Муромцева, Россия первое время была вынуждена покупать станковые пулемёты системы Хайрема Максима у фирмы «Виккерс». Затем, как и в реальности Муромцева, Россия приобрела у британцев лицензию на производство «максимов» на своих заводах. Стоимость этой лицензии, по мнению вселенца, являлась завышенной, поэтому Владимир Александрович решил последовать примеру китайских товарищей рубежа двадцатого – двадцать первого веков и послать европейцев с их лицензиями и авторскими правами пешком в увлекательное сексуальное путешествие. Пока в Туле и Коврове осваивали серийное производство пулемётов, в далёком Барнауле развернулось строительство нового оружейного завода. Организацией данного предприятия занялся один из учредителей банковского дома «Прометей» Николай Александрович Второв, с которым царь имел доверительную беседу. Темой той беседы стало технологическое отставание российской промышленности, культура производства в целом, а также проблема нехватки квалифицированных кадров. Николай Александрович принял предложение императора о создании их совместной оружейной корпорации, но, извинившись, отказался занять должность министра тяжёлой промышленности по причине сильной занятости. Император не стал настаивать, прекрасно понимая, что Второву постоянно приходится держать ухо востро – банкиры-спекулянты Поляков и Гинцбург вошли во вкус и принялись измышлять всяческие финансовые авантюры. Кресло министра тяжёлой промышленности в конечном итоге отошло адмиралу Алексееву, который около полугода умудрялся командовать этой самой промышленностью дистанционно, с помощью курьерской почты и телеграфа. Администрация Его Императорского Величества в данном конкретном случае играла несвойственную ей роль – роль этакого передаточного звена между министром и его подчинёнными. Последние, зная о прохождении всей документации через канцелярию самого государя, старались исполнять свои должностные обязанности на совесть. Практически одновременно с приобретением лицензии на производство «максимов» Россия купила в Дании право на выпуск ручных пулемётов системы Мадсена. Производством «мадсенов» занялись всё тот же Тульский и Сестрорецкий оружейные заводы, а Военное министерство вступило в переговоры с господином Андреасом Шварцлозе. Станковый пулемёт этого германского оружейника не критично уступал детищу Хайрема Максима, был более дёшев и менее технологичен в производстве. Наличие же на вооружении двух образцов со схожими тактикотехническими характеристиками, чего почему-то боялись многие генералы, совершенно не волновало императора. «Станкачи» системы Шварцлозе появились в русской армии на год раньше, чем в армии Австро-Венгрии, а уже через пять лет на каждый лицензионный пулемёт любой системы приходилось три, выпущенных без отчислений обладателям патентов и прав. Что же касается именно пулемётов «шварцлозе», в 1907 году, проанализировав боевой опыт применения на различных ТВД, было принято решение прекратить производство творения господина Шварцлозе в пользу других систем. Скупая подряд лицензии на производство пулемётов, царь не мог обойти вниманием машинку Джона Мозеса Браунинга. Пулемёт Кольта-Браунинга образца 1895 года, с одной стороны, подкупал технологичностью производства, с другой – его достоинства во многом являлись следствием его недостатков. В отличие от европейских «станкачей», «кольт» имел воздушное охлаждение ствола, ему не требовалось столько масла, сколько пожирал вышеописанный «шварцлозе», но тяжёлый треножный станок, компенсирующий возникающую при стрельбе вибрацию, посредственная скорострельность и недостаточная точность на дальних дистанциях не особо понравились русским генералам. Вопрос покупки лицензии на производство американского пулемёта был продавлен прямым императорским приказом. Спустя некоторое время фирма «Кольт» получила из России запрос с достаточно подробным техническим описанием того, что желал бы получить заокеанский заказчик. Изучив данный запрос, американские оружейники удивились невероятной прозорливости русских, с ходу разрешивших пару-тройку врождённых проблем модели М1895. Впрочем, бизнес есть бизнес, и практичные амеры засучили рукава, по ходу дела прикидывая, есть ли у них шанс впендюрить модернизированный пулемёт армии САСШ и прочим потенциальным покупателям. Ну, и чтобы российские генералы и оружейники имели возможность сравнить и оценить все существующие на данный момент пулемёты, монарх повелел приобрести заодно ещё и лицензию на производство «гочкисов» модификации 1900 года. Контракт с фирмой Бенджамина Гочкиса заключался с целью освоить в стиле «а-ля Китай» производство и доработать конструкцию таким образом, чтобы через несколько лет армия получила сравнительно лёгкий ручной пулемёт. Пулемёт, пригодный и для броневика, и для танка, и для бронепоезда, и для аэроплана. «Ручник», способный вести огонь и с сошек, и со станка. Восстанавливая историческую справедливость, Владимир Александрович вызвал в Кремль Александра Алексеевича Соколова, поручив ему создать станок для пулемёта «максим». Причём сделать этот станок лучше того образца, который несколько лет назад «изобрёл» сам царь. Думаю, не стоит уточнять, что штабс-капитан Соколов приложил все усилия, чтобы не ударить лицом в грязь перед государём всея Руси. Владимир Георгиевич Фёдоров также удостоился чести угодить на личную императорскую аудиенцию. Разговор проходил за закрытыми дверьми, можно сказать в дружеской и неформальной обстановке, и его содержание так и осталось тайной. Создатель первой русской самозарядной винтовки покинул Кремль с весьма озадаченным выражением лица, унося под мышкой тубус со стопкой эскизов. Поздней осенью 1902 года прошли испытания пробной партии стальных касок, изготовленных на Пермском артиллерийском заводе по эскизным рисункам царя. Первый блин, как говорится, вышел комом. Стрельба из винтовки Мосина показала, что на дистанции прямого выстрела шлемы пробиваются пулями образца 1891 года со сферическим наконечником. Осколки крупнокалиберных снарядов также с лёгкостью продырявили несколько экземпляров данного образца каски. Эта неудача лишь раззадорила горного инженера Сергея Алексеевича Строльмана, загоревшегося идеей создать сплав, каска из которого защитит голову солдат от осколков и пуль.