У подножия этого алтаря он увидел желтоватый череп, показавшийся ему огромным. Вряд ли он мог принадлежать человеку. В пустые глазницы были вставлены ярко горящие чадящие свечи. Внезапно пение раздалось громче, и, обернувшись, он увидел группу людей в длинных черных балахонах, капюшоны которых были надвинуты на их лица. Судя по всему, пели именно они, раскачиваясь из стороны в сторону. Их босые ноги виднелись из-под черных одеяний. Теперь, когда звук был различим совсем близко, он гипнотизировал его еще больше. Дато направился к поющим, обходя стол, но дойти не успел: неизвестно откуда возникла фигура в таком же черном балахоне и, лишь дотронувшись до его плеча, заставила оставаться на месте. Он почувствовал вроде ожога в том месте, к которому прикоснулась рука неизвестного, кожа сразу стала саднить, как будто ее действительно обожгли… Дато повиновался. Тогда он перевел взгляд на алтарь. Над огромной книгой стоял тот самый человек с бледным лицом, с которым он разговаривал в самом начале, в верхней комнате. Но теперь на нем была ряса черного цвета, поверх которой шла белая лента. На ней были начерчены странные знаки и, почему-то, еловые шишки. Также поверх черной рясы на массивной серебряной цепи спускался перевернутый крест. Длинной серебряной указкой человек водил по страницам книги и беззвучно шевелил губами. Его волосы были забраны сзади черной лентой, отчего лицо казалось еще более худым и приобретало хищный оскал. Дато хотел было поднять глаза вверх, выше алтаря, но испытал страшное головокружение. Все вокруг поплыло так сильно, что на какое-то мгновение его глаза застлало черное облако, он словно не мог видеть. Но это не вызвало паники, наоборот, скорей, успокоило. Потому что то, что было в реальности, картинка, которую он видел, казалась ему намного страшней. Когда зрение вернулось к нему, он увидел, что его держат, вернее, поддерживают с двух сторон, чтобы он не упал. Мужчина в рясе сдвинулся со своего места, медленно подошел к столу и сдернул черное покрывало. На алтаре лежала та самая девушка, которая подавала ему напиток. Она была полностью обнажена. Глаза ее были словно остекленевшими, казалось, она находится в каком-то глубоком трансе. Лицо ее было таким же белым, как и лицо человека в рясе. В руках его появился небольшой серебряный сосуд — нечто вроде чаши с узким горлышком. Продолжая бормотать практически беззвучно, человек принялся поливать девушку какой-то темноватой, вязкой жидкостью. По запаху и цвету стало понятно, что это человеческая кровь. Пролив немало этой самой крови, Дато ни с чем бы не спутал солоноватый, удушливый запах, всегда похожий для него на реактив, полный тяжелых металлов. Запах, который забивал ноздри, заполнял легкие, а потом уже не выветривался. Мужчина сдернул распятие с груди и стал чертить на теле девушки какие-то знаки. Пение стало громче. Теперь оно вибрировало изо всех сил, сокрушая барабанные перепонки. Этот страшный звук причинял Дато буквально физическую боль. Он дернулся в руках тех, кто держал его, и они его выпустили. Он поднес руки к лицу, закрывая глаза. Перед ним с огромной скоростью стали проноситься все события его жизни, все катастрофы и травмы, которые он когда-либо пережил. Все самое болезненное, ранящее, порочное выросло до невероятных размеров. Дато испытывал просто невыносимую боль. Попытался кричать — но голос больше не подчинялся ему, как не подчинялся рассудок и контроль над воспоминаниями. Страшные фрагменты его жизни все продолжали проноситься перед ним. Он был готов на что угодно, только чтобы избавиться от этой боли. В какое-то мгновение мужчина в рясе оказался рядом. Дато увидел, что он протягивает ему ту самую серебряную чашу, из которой поливал тело девушки. Повелительным жестом мужчина велел ему пить. Сопротивляться больше не было сил. Возле самых своих губ Дато ощутил острый металлический ободок чаши. И, подчиняясь сокрушительной чужой воле, отпил. Напиток имел пряный вкус. Неожиданно он оказался горячим. По вкусу был похож на вино со специями и показался ему очень хорошим, и он стал пить жадно, захлебываясь. Часть вина пролилась на подбородок, на рубашку. Дальше — снова провал. Все кружилось и кружилось, словно он попал в центрифугу. С удивлением Дато обнаружил, что больше не стоит, а лежит пластом на каменном полу. Рядом с ним снова выросла фигура мужчины в рясе. Неожиданно она показалась ему огромной. Мужчина опустился рядом с ним на колени. В руках его теперь был нож. Не отрывая глаз, Дато смотрел на тонкую дрожащую сталь серебряного лезвия. Затем протянул руку. Сам. В этом жесте он почувствовал неожиданную свободу — он вдруг понял, что это самое правильное, самое лучшее, что он может сделать. Единственный правильный путь. Дато крепко сжал холодную рукоятку. Боль неожиданно прошла. Тело стало таким легким, что ему показалось — еще мгновение, и он поплывет по воздуху. Поднимется вверх над всем миром, над собой. Ему было хорошо, удивительно хорошо, спокойно и ясно. Никогда еще душа его не наполнялась таким покоем, таким ровным и светлым ощущением счастья. По его губам разлилась счастливая, удивительно светлая улыбка. Теперь он твердо знал, что должен сделать, и не сомневался, что сделает. Дато крепко сжал рукоятку и решительно поднял вверх нож… Роза медленно шла по вечернему городу. Несмотря на то что вечер был очень теплый, она отчаянно мерзла в толстой шерстяной кофте. Все ее тело била дрожь. Этот день выдался страшно тяжелым. С 9 утра до 5 вечера Роза провела сначала в прокуратуре, затем — возле СИЗО. Она пыталась встретиться со следователем прокуратуры, который вел дело Анатолия, но у нее ничего не получилось, Роза безуспешно несколько часов прождала возле запертого кабинета. Очевидно, следователь был проинформирован о ее появлении, не желал встречаться с ней, а потому не пришел. В страшное место Роза проникла тем самым способом, которым пользовались большинство родственников арестованных. Нужно было выловить какого-то мелкого сотрудника и дать ему взятку. Роза так и поступила — остановила какую-то прыщавую девицу и сунула ей деньги. А девица вынесла ей пропуск. Но деньги были потрачены напрасно. Следователя застать не удалось. Потом Роза тем же способом пыталась проникнуть в СИЗО. Но это уже оказалось гораздо сложней, из этой попытки ничего не вышло. Роза вернулась домой, не получив свидания с братом и не зная, получит ли его. Дома было страшно. Пустые комнаты пугали темнотой, было невыносимо пусто, и Роза больше не могла выносить эту калечащую атмосферу одиночества. Поэтому, наскоро перекусив, она выскользнула из дома. Ноги сами понесли ее на бывшую Тираспольскую, ныне улицу 1905 года. Римма оказалась дома. Она открыла дверь в китайском черном халате с золотистыми драконами. И с белой маской на лице, от которой немилосердно воняло. — Что за гадость? — невольно поморщилась Роза, входя в комнату. — Ты не понимаешь! Все самое полезное — белок, мука, крахмал, мел. Супермаска! — В голосе Риммы звучал восторг. — И не жаль переводить продукты, — вздохнула Роза. В двух комнатах Риммы царил страшный беспорядок. Вещи были вывалены из шкафа прямо на пол. На диване возвышались коробки с обувью, на столе — гора немытой посуды. Газеты на полу и груда баночек и флаконов на подоконнике завершали картину разгрома. — Ты хоть когда-нибудь здесь убираешь? — поморщилась Роза, которая просто не понимала творческой натуры подруги. Римма и порядок были вещами абсолютно несовместимыми. И в глубине души Роза подозревала, что именно эта неряшливость Риммы отталкивала от нее многочисленных мужей. Римма, однако, абсолютно не обращала внимания на ворчание Розы. Напевая, она носилась по комнате и рылась в груде вещей. — Посмотри только! — нырнув в шкаф, Римма принялась копаться в ящиках, а потом выплыла наружу, держа в руках что-то черное, невесомое и кружевное. — Комплект немецкого белья! Всего только раз надела. Посмотри, какая красота! Белье было изумительным. Тонкое, как паутинка, оно помещалось в кулаке. В комплект входил еще и пояс с чулками — все такое изящное и красивое, что Роза почувствовала укол зависти. — Стоит целое состояние! — Римма с удовольствием наблюдала за реакцией подруги. — Думаю сегодня надеть. — Сегодня? — переспросила Роза. — Ну да! Ох, ты не поверишь… Сегодня мне так повезло, — и, скинув на пол груду коробок с обувью, Римма освободила часть дивана, на которую плюхнулась сама, а затем уже села и Роза, уже опасавшаяся, что в этой барахолке придется стоять. — В чем повезло? — насторожилась Роза. — Меня пригласили на вечеринку! И это работа, понимаешь? Мне заплатят за то, что я покрасуюсь в хорошем нижнем белье! — Римма! — ахнула Роза. — Ты что, совсем с ума сошла? — Ой, не надо строить из себя ханжу! Ты же знаешь, что я актриса, и актриса характерная. Так вот. Группа богатой творческой богемы устраивает в катакомбах закрытую вечеринку а-ля мадам Монтеспан. — Кто? — не поняла Роза. — Ну, любовница французского короля Людовика XIV, мадам де Монтеспан. Она увлекалась черными мессами. И эта вечеринка будет в стиле черной мессы. Я буду изображать полуголую красотку, которая в нижнем белье возлежит на сатанинском алтаре. Ну, типа закрытая черная месса. — Римма, это же жуть какая-то! — Роза почувствовала леденящий ужас, причем сама не могла его объяснить. — А если кто-то узнает о таком? — Пусть узнают. Мне-то что? — Римма беспечно пожала плечами. — Я же не замужем. Да и всем плевать! Кому какое дело? Сейчас за это не арестовывают. И в КГБ закрывают глаза на развлечения богатых извращенцев. Тем более, там будут и все важные партийные шишки, и деточки этих важных партийных бонз. Так что КГБ не лезет. В общем, те будут развлекаться, а мне заплатят целое состояние. — А если тебе причинят какой-то вред? — Нет, я у них уже выступала. В белом прозрачном балахоне. Они на всю голову чокнутые, но не опасные. Впрочем, эти будут немножко другие, чем те, с балахоном. Но тоже не опасные. — Кто устроил тебе эту гадость? — нахмурилась Роза. — Этот твой литературный урод? — Ну да. И совсем он не урод! А очень даже молодец, что мне предложил. Они любую могли позвать, за такие деньги! А получу их я. Он входит в круг таких странных творческих людей, которые любят нестандартные развлечения. И организует им вечеринки. Кстати, твой Анатолий тоже на них ходил. Его там видели… — Мерзость какая! Не хочу слушать! — Роза чуть повысила голос. — Ты мне лучше скажи, зачем тебе срочно деньги? Ты опять что-то заложила? — Ну… да. Мне реально не хватало! Кольцо бабушки отнесла в ломбард, а срок уже подходит. И надо выкупать. Деньги нужны. — Пусть бы лучше этот твой урод денег тебе дал, чем в такое макать! — искренне рассердилась Роза. — Ты же знаешь, нет у него денег. Да и жадный он, как черт. Тут пойду, хоть заработаю. Уже хорошо, что заработать мне даст. — Это мерзость, подставлять тебя под такое! — Роза сердилась не на шутку и уже не выбирала выражений. — Ты хоть сама понимаешь, что это мерзость? — Да перестань! Не будь ханжой. На дворе XX век! Вон человек в космос полетел. А ты от голой женщины шарахаешься! — Внезапно Римма задорно рассмеялась: — Знаешь, на западе для мужчин такое развлечение есть, стриптиз называется. Это когда в зале сидят мужчины и смотрят, как на сцене женщина раздевается догола! Совсем! — Что, голых баб не видели? — фыркнула Роза. — Ты не понимаешь! Она же красиво это делает, под музыку. Типа искусство! — Слава богу, что мы не на западе! — вздохнула Роза. — Скажешь тоже. На западе я бы пошла в этот стриптиз, и знаешь, сколько бы я заработала? А тут разок голой полежать на столе… Ну и что такого? — Не нравится мне все это, — вздохнула Роза, — очень не нравится. Когда вечеринка? — Сегодня ночью. Вот, навожу красоту. — Как только вернешься домой, сразу мне позвони. Я волноваться буду. — Да я спать буду! Где я тебе телефон-автомат искать стану? Это ж всю ночь займет! — Ладно. Тогда завтра к вечеру, как выспишься, я сама к тебе приду. Что-то на душе у меня неспокойно. — Да перестань ты! — Римма беспечно пожала плечами. — Ну что может случиться? Я видала и не такое! Ты вот лучше скажи, к Семе Лифшицу пойдешь? Глава 14