Глава 31 Суть благородства Два таланта приятно оттягивали мне карман. И их собственный вес тут был ни при чем. Всякий, кто подолгу жил без денег, поймет, о чем я. Первое, что я себе купил – это хороший кожаный кошелек. И кошелек я спрятал под одежду, поближе к телу. После этого я как следует позавтракал. Большой горячей яичницей с добрым ломтем ветчины. Свежим мягким хлебом с изрядным количеством меда и масла и стаканом молока, не более как два дня от коровы. Все это обошлось мне в пять железных пенни. Быть может, то был лучший завтрак в моей жизни. Очень непривычно было сидеть за столом и есть ножом и вилкой. Непривычно было находиться среди людей, непривычно было и то, что еду мне подавали. Подбирая горбушкой остатки завтрака, я сообразил, что у меня есть проблема. Даже в этом несколько занюханном трактирчике на Портовой стороне я бросался в глаза. Рубашка моя представляла собой не более чем старый мешок с дырами для рук и головы. Мои парусиновые штаны были мне изрядно велики. От них несло дымом, салом и затхлыми уличными лужами. Подпоясывал я их обрывком веревки, который выудил из кучи мусора. Я был чумазый, босой и вонючий. Что же мне делать? Купить одежду или сперва помыться в бане? Если начать с бани, потом придется снова одеваться в грязное. Но если я приду покупать одежду в таком виде, меня небось и в лавку-то не пустят. А уж мерку с меня снимать и подавно никто не возьмется… Трактирщик подошел забрать у меня тарелку, и я решил начать все-таки с бани – в основном оттого, что мне до смерти надоело вонять, как дохлая крыса недельной давности. Я улыбнулся трактирщику: – Извините, а где тут можно помыться? – Да прямо у нас и можно, если у тебя найдется пара пенни. – Он смерил меня взглядом. – Ну, или можешь отработать. Час честной работы. Нам давно пора трубу прочистить. – Мне понадобится много воды. И мыло. – Тогда два часа. Посуды немытой тоже хватает. Сперва труба, потом помоешься, потом вымоешь посуду. Идет? Примерно через час плечи у меня ныли, зато труба была прочищена. Трактирщик проводил меня в комнату, где стояла большая деревянная кадка, а пол был решетчатый. В стены были вбиты колышки, чтоб вешать одежду, а приколоченный к стенке лист жести служил чем-то вроде зеркала. Он притащил мне мочалку, ведро кипятка и кусок хозяйственного мыла. Я тер себя до тех пор, пока кожа не покраснела и ее не начало саднить. Трактирщик притащил второе ведро кипятка, потом третье. Про себя я вознес благодарственную молитву за то, что я не завшивел. Вероятно, я был такой грязный, что все порядочные вши мною брезговали. Сполоснувшись в последний раз, я посмотрел на свои сброшенные лохмотья. Я впервые за много лет был таким чистым, и до них мне и дотрагиваться было противно, не то что надевать. А если попытаться их постирать, они просто развалятся… Я вытерся и принялся грубой щеткой расчесывать колтуны на голове. Волосы отросли длиннее, чем казалось, пока они были грязные. Я протер самодельное зеркало – и удивился. Я выглядел взрослым… ну, во всяком случае намного старше. И мало того: я смахивал на какого-нибудь дворянского сынка. Лицо узкое и белое. Волосы не мешало бы подстричь, но они были прямые и до плеч, как раз как тогда носили. Не хватало только приличной одежды… И это навело меня на мысль. Я, не одеваясь, обмотался полотенцем и вышел через черный ход. Кошелек я прихватил, но припрятал. Время было уже не раннее, на улицах было полно народа. Нет нужды упоминать, что на меня пялились. Однако я, не обращая на них внимания и не прячась, решительно шагал вперед. На лице у меня застыла невозмутимо-гневная маска, без следа смущения. Я остановился возле отца и сына, грузивших мешки на телегу. Сын был года на четыре старше меня и на полторы головы выше. – Эй, малый! – бросил я. – Где тут можно купить одежду? – Я пристально взглянул на его рубаху и уточнил: – Приличную! Парень посмотрел на меня. Он явно колебался между растерянностью и гневом. Его отец торопливо сдернул шапку и выступил вперед, загородив собой сына. – Зайдите, пожалуй, к Бентли, ваша милость! Там все простое, но зато тут рядом, на соседней улице… Я насупил брови: – Это единственный магазин поблизости? Мужик разинул рот: – Ну… может… вот тут еще… Я раздраженно махнул рукой, приказывая ему заткнуться: – Ладно, где это? Просто укажи, раз уж ум отнялся! Он указал пальцем, и я пошел в ту сторону. По дороге я вспомнил одну из ролей молодого пажа, которые мне доводилось исполнять в труппе. Пажа звали Дансти – невыносимо избалованный мальчишка, сынок влиятельного папаши. Он тут годился идеально. Я властно задрал нос, чуть иначе расправил плечи и мысленно внес пару исправлений. Я распахнул дверь и ворвался в магазин. Там был человек в кожаном фартуке – очевидно, сам Бентли. За сорок, худой, лысеющий. Когда дверь с грохотом ударилась о стенку, он вздрогнул. Обернулся и непонимающе уставился на меня. – Ну, что смотришь, недоумок? Халат мне, живо! Ну что это такое: любой олух, которому нынче взбрело в голову отправиться на рынок, считает своим долгом на меня пялиться! Я плюхнулся на стул и оскорбленно надулся. Видя, что торговец не двинулся с места, я грозно воззрился на него: – Ну? Что неясно? Неужто не очевидно, что мне надо? – И я выразительно подергал себя за край полотенца. Он по-прежнему стоял, вылупившись на меня. Я угрожающе понизил голос. – Немедленно принеси какую-нибудь одежду, а не то… – я вскочил и заорал: – я разнесу эту лавочку вдребезги! Я попрошу у батюшки твои яйца в подарок на средьзимье! Я напущу его псов, чтобы они надругались над твоим трупом! Да ты, вообще, представляешь, кто я такой?!! Бентли кинулся прочь, и я снова рухнул на стул. Не замеченная мною прежде покупательница торопливо выскочила за дверь, задержавшись лишь затем, чтобы сделать мне реверанс. Я с трудом сдержался, чтобы не рассмеяться. Ну, и после этого все оказалось до смешного просто. Я заставил торговца как следует побегать добрых полчаса, принося мне то одно, то другое. Я охаял материал, покрой, пошив всего, что он мне ни показывал. Короче, я вел себя как законченный мелкий засранец. По правде сказать, я был всем доволен. Одежда тут была простая, но пошитая на совесть. Хотя на самом-то деле, по сравнению с тем, во что я был одет за час до этого, чистый мешок и то показался бы приличным. Если вам не доводилось подолгу жить при дворе или в большом городе, вы, пожалуй, и не поймете, отчего мне так легко это удалось. Давайте объясню. Дворянские сынки – это такое грозное стихийное бедствие вроде потопа или урагана. И если простому человеку довелось столкнуться с этакой катастрофой, единственное, что он может сделать, – это стиснуть зубы и постараться свести ущерб к минимуму. Бентли это знал. Он наживил рубаху и штаны и помог мне их снять. Я снова закутался в халат, который он мне подал, а он принялся подгонять одежду так, будто сам черт дышит ему в затылок. Я плюхнулся обратно на стул: – Ничего, можешь спрашивать. Я же вижу, ты умираешь от любопытства! Он на секунду приподнял голову от шитья: – Простите, сэр? – Ну, про обстоятельства, из-за которых я очутился в таком странном положении. – Ах, вы об этом! – Он затянул узелок и взялся за штаны. – Что ж, должен сознаться, мне и впрямь слегка любопытно. Но я ни о чем не спрашиваю! Кто я такой, чтобы вмешиваться в чужие дела? – А-а! – я кивнул и изобразил разочарование. – Ну что ж, такая скромность похвальна… Воцарилась тишина, нарушаемая лишь звуком нитки, протягиваемой сквозь ткань. Я поерзал-поерзал и, наконец, продолжал так, будто он меня спросил: – Меня обокрала шлюха! – Не может быть, сэр! – Ну да, пыталась выменять одежду на мой кошелек. Вот сука! Бентли снова приподнял голову. На лице у него отражалось неподдельное любопытство: – А разве кошелек был у вас не в одежде, сэр? Я сделал шокированное лицо: – Да ну что ты! «Благородный человек кошелька из рук не выпускает». Так говорит мой батюшка. И я продемонстрировал ему кошелек. Я заметил, что торговец с трудом сдерживает смех, и на душе у меня полегчало. Все-таки я целый час отравлял человеку жизнь – пусть ему хоть будет, что рассказать знакомым! – Она мне говорит: мол, хотите сохранить достоинство, отдайте мне свой кошелек и уйдете домой одетым! Я пренебрежительно тряхнул головой: – А я ей говорю: ах ты, подстилка! Достоинство дворянина – оно не в одежде! Если я расстанусь с кошельком лишь ради того, чтобы избавить себя от неловкого положения, – вот тогда я точно лишусь достоинства! Я призадумался и негромко сказал, словно бы размышляя вслух: – Отсюда следует, что достоинство дворянина – в его кошельке… – Я посмотрел на кошелек, который держал в руках, помолчал. – Да, вроде бы батюшка на днях говорил нечто в этом духе. Бентли прыснул, сделал вид, будто закашлялся, встал и встряхнул мою рубаху и штаны: – Вот, сударь, прошу! Сидеть будет как перчаточка! – Он протянул мне одежду. На губах у него играла тень улыбки. Я скинул халат и натянул штаны: