Мирза Лилай, Диеллза Лилай, Элиот и Юлия Лилай — отправлены в отдел судмедэкспертизы. А Гренс, с пятилетней девочкой на руках, снова объявился в квартале, где стоял его дом, но в тех местах, куда до того ни разу не заглядывал. Бутики детской одежды, магазины игрушек — финансовому отделу криминальной полиции пришлось осваивать новые статьи расходов. Девочке были нужны платья, обувь и банты для волос. Особенно ей понравились две куклы и красная коляска. Малышка выглядела такой счастливой. В 18:23 все они были объявлены мертвыми. Последним, что вытащил Гренс из сумки, которую ассистент собрал в той квартире, была фотография. Студийная — на голубом фоне. Мама, папа и трое детей улыбались на камеру. Мирза Лилай, Диеллза Лилай, Элиот и Юлия Лилай зарегистрированы под резервными номерами: — 2003–369380, 2003–369381, 2003–369382, 2003–369383. На сегодняшний день это единственный способ их идентифи- кации. Бункер — вот наиболее подходящее слово для того, что он устроил в подвале особняка в Эстермальме. Этот первый в стране safe house[2], который Гренс успел создать, пока руководил программой по защите свидетелей при полицейском управлении, так и остался единственным. Вскоре средства на развитие проекта были заморожены или перенаправлены на другие нужды, и программа перестала существовать. Но бункер остался. Оборудованный под гостиничный комплекс — с кухонным углом, кроватями, телевизором и книгами на полках. Мог ли Гренс предположить, что первым его жильцом будет ребенок, в жизни не ездивший на велосипеде и не имевший родствен- ников. Осмотр места преступления позволяет сделать следующее заключение: Накануне смерти Мирза Лилай, Диеллза Лилай, Элиот Лилай и Юлия Лилай получили огнестрельные ранения в голову, а именно в места, обозначенные в протоколе соответственно как Вход 1, Вход 2, Вход 3, Вход 4, Вход 5, Вход 6, Вход 7, Вход 8. Наверное, именно поэтому столь детально распланированная программа изначально работала не так, как было задумано. Ведь Гренс рассчитывал на взрослых свидетелей, которых будут прятать здесь от злоумышленников до суда, а потом препроводят на жительство в какую-нибудь отдаленную коммуну в глубине страны, — с новыми документами, новым персональным номером, новым именем и новым прошлым. …пулевые отверстия появились, по всей видимости, за двое суток до экспертизы. Это Гренс, в содружестве с разными учреждениями и организациями, разработал процедуру получения новых свидетельств, дипломов и аттестатов, а также инструкций, где предписывалось за все услуги расплачиваться только наличными и не чаще одного раза в две недели. Так важно было не оставлять за собой следов в мире, где любая транзакция прослеживается как на ладони и любую информацию можно купить. Были там и подробные рекомендации по поводу корректировки записей в приходских книгах, спортивных сертификатах и документах о посещении дошкольных учреждений. …и по всей видимости, были причинены сторонним лицом или несколькими лицами. Эверт Гренс захлопнул синюю папку и легким толчком послал в противоположный угол письменного стола. В этих бумагах, прямо или косвенно, говорилось о маленькой осиротевшей девочке. В другой папке, зеленой, хранились сведения о том, что произошло потом и не имело непосредственного отношения ни к месту преступления, ни к ранениям, ни к выстрелам. О жизни по ту сторону смерти. Гренс поднялся и зашагал по комнате, крепко сжимая папку. Собственно, почему она выжила? Чего ради они ей это позволили? Пожалели? Спрятали? Или она спряталась сама? Лежала и слушала, как единственно близкие ей люди умирали один за другим. Можно себе представить, как она боялась выдать себя, как затаила дыхание, потому что знала, что и с ней будет то же, если ее обнаружат. Когда-то Гренс уже пытался все это выяснить, но безуспешно. Сама она так и не смогла ничего более-менее внятно объяснить. И вот теперь он знал еще меньше. Гренс по привычке выглянул во внутренний двор. Солнце переместилось, и часть дорожек с парковыми скамьями лежала в тени, но жара держалась. Он высунул голову в открытое окно, облокотился о подоконник. Тридцать градусов — и ни ветерка. Гренс подумал о предстоящей ночи и двадцати двух градусах, согласно Шведскому институту метеорологии. Чем не тропики? Итак, зеленая папка. Гренс взвесил ее в руке — не особенно тяжелая, как и следовало ожидать. Регистрационная запись с ее новым именем, новым персональным номером и новой биографией. Фотодокументация, подтверждающая корректировку внешности. Ее новый адрес, контактные данные опекуна. Ее новая жизнь. Эверт Гренс отошел от окна, так и не дождавшись прохлады, и вернулся на вельветовый диван. На зеленом поле — прямоугольное окошечко. Программа по защите свидетелей. Он открыл папку и застыл на месте. Пустой белый лист формата А4, еще один. Вся документация состояла из незаполненных белых страниц. Папка из охраняемого полицейского архива, в меру толстая — как и должно быть. Именно такой она ощущалась на взгляд, на вес, на ощупь. Но то, что когда-то в ней было, исчезло. Ее дальнейшая жизнь — кому она понадобилась? И теперь вместо всего этого — пустота. Чистые страницы. Совсем как пробелы в его памяти. Эверт Гренс помнил проклятый запах и вес ее тела, но только не то, как ее звали. Он помнил, что думал о ней, когда сидел на кровати в ее новом убежище, а она спала. И выглядела как цветок со спутанными волосами. Но сейчас его память была как чистый лист, — совсем как ее тогда. «Кто еще пришел?» «Куда пришел?» «На твой день рождения». Он вел допрос осторожно. Постепенно, изо дня в день, углублялся в ее прошлое. Но ни выстрелов, ни убийц, ни нападения там так и не обнаружил. Она даже не понимала, что ее родных больше нет. Вытеснение — так это называют психологи. Игра вытеснила страшную душевную травму, и это помогло ребенку выжить. «У тебя был день рождения, так? Пять лет. И был замечательный торт. Кто пришел поздравить тебя?» «Мама, папа, Юлия и Элиот». «А еще?» «Больше никого». «А мне кажется, что кто-то еще все-таки был». «Нет». «Может, их было даже больше, двое или трое. И их никто не приглашал». «Никого больше». «Ну, а если…» «Кукла. В красной блестящей куртке и белых туфлях. Эверт, дай ее мне. Возьми себе другую, в синих сапогах. Потом мы сидели перед кукольным домиком. Давай теперь ты поселишься на втором этаже, а я на первом». Она захлопнула эту дверь навсегда. Начала отсчет с нуля. Перед тем как месяц спустя исчезнуть из его жизни, шепнула, что ей тридцать два дня и пять лет. Как будто одно было отделено от другого какой-то непроницаемой гранью. Гренс помнил и то, как они довели его до бешенства. Это было одно из немногих дел, когда он был вынужден бросить расследование, хотя наверняка знал, кто убийца.