Глава 1 Питер Пэн Сколько времени осталось до восхода солнца? Эта мысль внезапно приходит мне в голову, пока мы, залитые кровью, пропитанные победой и окутанные тьмой, возвращаемся по дороге к домику на дереве. Это давняя мысль, но всякий раз от неё вверх по позвоночнику ползёт волна паники, заполняя грудную клетку. Потому что, если я попаду под солнечные лучи, я превращусь в пепел. Лишь спустя несколько секунд я понимаю, что мне больше не нужно об этом беспокоиться. У меня есть моя тень. Неверленд снова мой, а я – его. Близнецы несутся вперёд, но Вейн держится рядом со мной. Я чувствую, как в воздухе между нами висят его невысказанные вопросы. – Ну что? – спрашиваю я, при этом не отрывая взгляда от близнецов. Они дурачатся друг с другом, несмотря на то, что мы возвращаемся с битвы с их сестрой, королевой фейри, после того, как она чётко обозначила черту невозврата и они явно выбрали сторону – мою. Нам придётся снова встретиться с королевой лицом к лицу, и если я добьюсь своего, то её свергнут, а близнецы станут править двором фейри, и всё будет так, как должно быть. Это самый предпочтительный исход – я стану тем, кем был прежде, а в Неверленде будет мир. Правда, есть ещё капитан Крюк – он по-прежнему джокер в этом раскладе, а я не люблю карточные игры. В конце концов с ним придётся разобраться. И с Черри тоже. Но я забегаю вперёд. – Как самочувствие? – спрашивает Вейн. Он больше не смотрит на меня, но я всё ещё чувствую тяжесть его пристального внимания. – Я… Как описать ощущение, когда снова становишься целым? Как выразить словами возвращение к жизни после того, как ты был мёртв – может быть, не буквально, но духовно, магически? Я столько времени был ходячим, говорящим трупом без души. Что я чувствую? Я думал, что, едва у меня вновь появится тень, я вернусь к той версии себя, какой был, когда потерял её. Сейчас я понимаю, что это невозможно. Я изменился. Питер Пэн, печально известный Король Неверленда, стал другим под влиянием девчонки Дарлинг, Тёмного и двух принцев фейри. Что я чувствую? Невозможно ответить на этот вопрос. – Я в порядке, – говорю я Вейну, и он насмешливо фыркает, поэтому я исправляюсь: – С нетерпением жду возвращения к нашей девчонке Дарлинг. К восходу солнца она будет выкрикивать моё имя. Перевожу взгляд на Вейна. Мне видно его лицо со стороны живого глаза, но понять, о чём он думает, я не могу. Предлагаю ему: – Может, тоже её трахнешь? Я бы посмотрел, как её личико сияет от удовольствия, когда ты в ней. У меня встаёт от одной мысли. Не могу вспомнить, когда в последний раз трахался, будучи ещё с тенью. Сколько лет прошло с тех пор? Очень много. Так много, что я потерял счëт. Но Вейн недовольно щурится с некоторой толикой дискомфорта: – Мне по-прежнему приходится причинять ей боль, чтобы доставить удовольствие. Близнецы вдалеке смеются, Баш ловит Каса в захват за шею и резко дёргает в сторону. – Дарлинг отлично понимает, чего это стоит, – говорю я Вейну. – Да, но чего это стоит мне? Об этом ты подумал? – Нет, – сознаюсь я: нет смысла ему лгать. – Расскажи мне. – Когда я вижу её кровь… это не тень… – Он осекается, бормочет себе под нос ругательство и лезет в карман за портсигаром. Под ногтями у Вейна запеклась кровь убитых пиратов, костяшки пальцев в крови, на лице видны тёмно-красные брызги. Мне больше всего нравится смотреть на него сразу после кровавой бойни: это зрелище напоминает мне, что я не одинок в своей жажде разрушения. Я жду, пока он зажжёт сигарету и наполнит лёгкие дымом, потом подгоняю его: – И что? – Тени вообще-то плевать, истекают ли кровью девчонки Дарлинг, – говорит он. – Но вот тому, кто я есть помимо тени… не всё равно. Мгновенно вспоминаю, как Крокодил лакал кровь Крюка после того, как мы отрезали ему руку. Рок буквально упивался происходящим. Я решил тогда, что это просто его странный сдвиг: никогда не сомневался, что этот ублюдок – сумасшедший. И Крюк тоже повредился в уме не в последнюю очередь из-за этой выходки. На Семи островах столько магических существ, столько воплощённых мифов и легенд, что невозможно было угадать, кем именно может оказаться Вейн. Теперь я вынужден задаться вопросом, не семейная ли это черта. Чудовищ на островах необычайно много, но куда меньше тех, кто жаждет крови. Вейн делает длинную затяжку. За тропой в предутренней тьме рыщут волки. Когда дорога поворачивает на юг к домику на дереве, я щёлкаю пальцами Вейну, и он передаёт мне сигарету, чтобы я тоже затянулся. Дым не обжигает, как прежде, и я с удивлением обнаруживаю, что разочарован. – И к чему ты это? – спрашиваю я его, выдохнув. – Не знаю. – Скорее знаешь, но не хочешь мне говорить. Он вздыхает: – Для Уинни я будто одновременно клинок и хищник с острыми зубами. Либо один порежет её, либо другой разорвёт, и я не знаю, что, чёрт возьми, с этим делать. Странно слышать, как он называет её по имени. Это что-то очень личное. Мне приходится подавить в себе вспышку ревности к тому, насколько они близки. Я не сознавал этого раньше – но, естественно, это так. Это неизбежно. Я король. Меня всегда будут держать на расстоянии вытянутой руки. И близнецы никогда и никому не станут ближе, чем друг другу. С самого начала было ясно, что для неë самым близким сделается Вейн. Она принадлежит всем нам, но Вейну достанется та её часть, которую остальные никогда не увидят. Я должен смириться с этим. Я не против. Но также это значит, что мне нужно удерживать их вместе, потому что без одного я потеряю другую, а без обоих… Волки всё ближе, я замечаю, как один из них мелькает в подлеске слева от меня. – Так ты хочешь сказать, что отказ от Тени Даркленда не решит твои проблемы? То есть на самом деле нам нужно найти для тебя Тень Невер… – Ублюдок, – фыркает Вейн, но в его голосе различается нотка веселья. Он забирает сигарету обратно. – Да слушай же, – настаиваю я, – я знаю, каково это, когда понимаешь, что у фальшивой монеты обе стороны одинаково хреновые. Если кто и понимает такое, так это я. Так что, мать твою, просто поговори со мной. Но тут волосы у меня на руках встают дыбом: близнецы впереди замедляют шаг, а из леса выглядывает волк. Я восстановил свою связь с Неверлендом, но прошло столько времени, что я разучился понимать язык этой земли. Я не узнаю его звуки: и острые грани слогов, и мягкость гласных – чужие. Всему этому нужно учиться заново. Что это за зудящее неприятное чувство в затылке? Будто что-то не так? Я искоса гляжу на Вейна. Возможно, я слишком сильно на него надавил. Может быть, его тёмной тени не по вкусу такое близкое соседство с моей. Мы никогда не находились бок о бок в таком раскладе: с двумя тенями разных земель. Меня раздражает, что я не подумал об этом раньше. И пугает, что это может оказаться проблемой. – Ты тоже это чувствуешь? – спрашиваю я.