Треклятый Крокодил, чёрт бы его побрал, в моём доме. Растрёпанные тёмные волосы превращают его в лихого ублюдка с большой дороги – таковым он и является. Пока он бледен от потери крови, но раны уже заживают. Я всегда знал, что он не человек. Скорее чудовище, чем человек. Он лежит на кровати в гостевой комнате, рука – поперёк живота. Лицом в потолок, так что я могу видеть резкие очертания его профиля, спинку носа, небольшую ямочку прямо перед кончиком. И его рот. Этот рот, который знает, как подчинить вещи своей воле. Снова скользнув взглядом выше, я обнаруживаю, что его глаза открыты, и резко выпрямляюсь. Деревянный стул подо мной издаёт громкий скрип, и Крокодил поворачивает голову в мою сторону. – Капитан, – бормочет он хрипло. Я вытаскиваю пистолет, взвожу курок и беру его на прицел. Меня значительно успокаивает возможность в любой момент пустить в него пулю. Только он смеётся надо мной. Смеётся, сукин сын. К счастью, смех переходит в продолжительный сухой кашель. – Воды, капитан. – Отвали. Он причмокивает губами. – Возможно, тогда подойдёт ваша кровь. Больше всего на свете я ненавижу вид собственной крови. И я полагаю, он это знает. Я подхожу к кувшину на комоде и наполняю стакан. Когда я поворачиваюсь к Крокодилу спиной, волосы у меня на затылке встают дыбом, и я изо всех сил стараюсь не дрожать. – Я слышу, как у вас колотится сердце, – сообщает он. Стиснув зубы, я разворачиваюсь к нему со стаканом в руке. – Я вне себя от радости из-за возможности убить тебя. Он фыркает и садится на кровати прямо, опираясь спиной на изголовье. Простыня сползает с его торса. Чтобы осмотреть его раны, Сми сняла большую часть его одежды. Когда она закончила, мы обнаружили, что ничего из наших вещей ему не подходит. У Крокодила тонкая талия и массивные плечи. Мои люди ленивы, избалованы и заплыли жиром. Я задерживаюсь взглядом на его плоском животе и плотных косых мышцах. Заметив моё внимание, он вскидывает бровь, и я плещу водой ему в лицо. – А теперь говори. – Я опускаюсь обратно в кресло. Он подносит стакан ко рту и опрокидывает, выпивая остатки воды в три больших глотка. По его горлу прокатывается кадык, и крокодилья пасть, вытатуированная у него на шее, двигается, как настоящая. Я с усилием сглатываю. Он с облегчением выдыхает, опустошив стакан. Я хочу убить его. Я убью его. Как только я узнаю, что ждёт Неверленд. Открытых столкновений не было уже очень давно, но любой, кто понимает, откуда дует ветер, вероятно, чувствует, что его направление меняется. Неверленд – само сердце острова – переворачивает всë с ног на голову. Не выпуская из рук стакан, Крокодил смотрит на меня. Предполагаю, что он, мой враг, хочет оставить свои секреты при себе, сохранить за острыми клыками. Но он в моей власти, поэтому ему придётся рассказать мне хоть что-нибудь, иначе я пущу ему пулю в лоб. – У Уинни Дарлинг Тёмная Тень Неверленда, – говорит Крокодил. – Она убила половину королевской семьи Ремальди в городской таверне. Ремальди прибыли сюда, чтобы забрать свою тень у моего брата. Нас пригласила королева фейри, которая, я подозреваю, мечтает подчинить себе или убить каждого жителя этого острова, у кого есть член. Включая вас. Ну… это значительно больше, чем я рассчитывал. Больше, чем я думал от него услышать. Верю ли я ему? Что бы ни говорили о Крокодиле, да, он беспощадное и жестокое чудовище, но он не кажется мне лжецом. Слишком горд для этого. Так у девчонки Дарлинг теперь есть тень? Как, чёрт возьми, это произошло? – Почему они дрались с тобой? – спрашиваю я. – Ты же куда более предан Вейну, чем членам королевской семьи. Крокодил стискивает зубы: первый намёк на эмоции с тех пор, как он возник у меня на пороге. – Принцесса была моей, – цедит он. – А та Дарлинг её убила. Я фыркаю. – Ты не способен чувствовать любовь, чудовище. – Я что-то говорил о любви, капитан? Я сказал, она была моей. Есть разница. Рука болит чуть выше запястья, в том месте, откуда начинается крюк. Невидимая гноящаяся старая рана, призрак воспоминаний и боли, снова пульсирует. – Этим она была для тебя? Твоим имуществом? – Я поднимаю крюк выше. – Поэтому ты отнял мою руку? Потому что я посмел прикоснуться к твоей собственности? – А почему же ещё? – удивляется он. Я провожу языком по внутренней стороне нижней губы, размышляя, в какое место лучше будет нанести ему смертельную рану. Возможно, в живот – это будет наиболее болезненно. Но от ранения в пах он взвоет громче. – Я знал, что ты её не любишь. Она была слишком хороша для тебя. Ты просто хотел завладеть хорошенькой девушкой Дарлинг и унизить её, запачкав своей грязью. Крокодил со смехом качает головой: – Вы видели в Венди Дарлинг только то, что она хотела вам показать. И именно поэтому она мне понравилась. Потому что была достаточно умна, чтобы понимать это, и достаточно безжалостна, чтобы заставить вас в это поверить. На месте боли от фантомной гноящейся раны разгорается гнев, и, не успев задуматься, я бросаюсь на Крокодила. Острый кончик крюка упирается ему в горло, где под бледной кожей бьётся пульс. Он сидит совершенно неподвижно. – Повтори это, и я разорву тебе глотку. Он улыбается мне: – Попробуйте. Извернувшись, он упирается ногой мне в грудь и отталкивает прочь. Я врезаюсь спиной в комод, и графин с водой с дребезгом качается на донышке. Крокодил встаёт, его брюки без поддержки ремня сползают на бёдра. – Ты нецивилизованное чудовище. – Полагаете, это было нечто чудовищное? Просто подождите, пока моё время не истечёт. – Что, чёрт возьми, это значит?