От гнева кровь медленно закипала в венах, предвещая, что все мое тело, будь оно проклято, растает от злости и превратится в лужу. У меня так свело скулы, что еще одна наносекунда – и зубы раскрошатся в пыль. Я засунул в рот яблочный леденец, не потрудившись снять темные очки. – Кэролайн. Обычно я называл ее мамой, но сейчас слишком разозлился на нее. Выглядела она паршиво. Джинсы с высокой талией и немодная желтая блузка помялись. Волосы стали полностью седыми, а ведь мама даже не была старой. Я прошел мимо. Мама бросилась за мной как щенок, поднимаясь по ступенькам на крыльцо. Я презирал себя за такое к ней отношение. Но и ее ненавидел за то, что поставила меня в подобное положение. – Что тебя привело? – стоя к матери спиной, я забренчал ключом в замочной скважине. – В последнее время ты совсем на мои звонки не отвечаешь. Краем глаза я видел, как она выкручивает пальцы, смотря в землю как нашкодивший ребенок. Моя мать больше всех на свете любила обниматься. Даже сильнее Техас, которая, как я заметил, обнимала свою подружку Карли, бабушку и черт знает кого еще. Должно быть, мать умирает от невозможности обнять собственного сына спустя пять лет. – Твой отец сказал, что мне стоит полететь и проведать тебя самой. Твое благополучие намного важнее денег. – Я в порядке. Теперь можешь уезжать. – Я плечом распахнул дверь. Она протестующе заскрипела. Я вошел в дом. Мама в нерешительности поплелась за мной, зная, что я не прочь ее прогнать. При ней не было чемодана. Хорошо. Во всяком случае, она не собирается задерживаться. Мама оглядела комнату. Особо тут не на что смотреть. Наш небольшой с двумя спальнями дом нуждался в ремонте. Гостиная вмещала в себя диван и телевизор. На кухне стояли оранжевый стол в стиле ретро и четыре пластиковых стула. Желто-серые обои кое-где облупились, порвались по краям. Так и бывает в самом дешевом жилье, какое я смог найти в Шеридане. А этот бедный придурок Истон решил меня сопровождать. Не мог смотреть, как я живу тут без него. А кстати… Я обернулся и бросил на мать хмурый взгляд. Она прекрасно поняла, о чем я спрашивал, и подняла руки вверх. – Разумеется, я пыталась узнать, дома ли он. Думаю, он не ночевал здесь. Поясняю: Ист склеил девчонку и не стал тащиться домой. – Я удивлен, что ты притащила сюда свою королевскую задницу. Ист же держит тебя в курсе моих дерьмовых дел. Я так часто увиливал от общения с родителями, что Исту пришлось звонить им каждую неделю, просто чтобы сообщить, что я еще жив. Он рассказывал им цензурную версию моей жизнедеятельности, не упоминая о подпольных боях, непристойных связях и публичных конфликтах с профессорами. – Я не хотела его беспокоить. – Мама потянулась, чтобы поправить мне воротник. Я шлепнул ее по руке. – Какая жалость, что ты не оказываешь мне ту же любезность. Я прошел на кухню и, достав из холодильника молоко, отпил прямо из коробки. Мама села за стол, пытаясь уйти в себя и занимать как можно меньше места. – Ты не приезжал домой с тех пор, как начал здесь учиться. – Мне ли этого не знать. – Я вытер молочные усы тыльной стороной руки, запихнул коробку в холодильник и с шумом его захлопнул. Сел напротив матери. Она не уйдет, пока не достанет меня расспросами. Ничего не остается, как быстрее с ними покончить. Мама положила руки на стол и стала смотреть не на меня, а на них. – Тебе тут нравится? – Вполне неплохо. – Очень перспективно, да? Милый городок. – Охренительно славный. – Думаешь, после окончания останешься здесь? – Я даже не думаю о том, что хотел бы съесть на ужин. Я осторожничал и не спрашивал, как дела дома. Было ощущение, что это скользкая дорожка, которая может привести к настоящей беседе. – Мы очень тебя любим и скучаем. – Спорим, еженедельные денежные пособия вы любите сильнее? – приподнял я бровь. Мать оторвала взгляд больших карих глаз, в которых стояли крупные слезы, от рук и быстро перевела их на облупившиеся обои. Я вздохнул, развалился на стуле, скрестил руки и уставился в потолок. – Короче, что у вас происходит? – заворчал я. – У меня все хорошо, спасибо, что спросил. Стало лучше по всем фронтам. Принимаю таблетки. Еще работаю в «Уолмарте». В прошлом месяце меня повысили. Теперь я кассир. Окружение приятное, и я выхожу погулять и пообщаться. Она медленно подвинула пальцы, чтобы коснуться моей руки. Меня чуть не вырвало. – Я теперь сама зарабатываю. – Мама выпятила грудь вперед, набравшись уверенности. – Все не так мрачно, каким кажется, Уэсти. Скоро мы выберемся из этой передряги. Но мы и не рассчитывали, что ты будешь помогать финансово. Ты не виноват. Вот только я виноват. Это моя вина, что они вообще оказались в такой ситуации. Мама все же положила ладонь на мою руку и наклонилась ближе. – Давай сходим в центр города. Хочу купить тебе мыло, шампунь и новые футболки. Может, подстрижем тебя. Хочу посмотреть город, в котором ты живешь. Хочу заниматься всеми этими мамиными обязанностями, которых лишилась, когда ты сюда переехал. Пожалуйста, Уэсти? Она с таким отчаянием впилась ногтями мне в руку, что под ними почти показалась кровь. Мать потратила нажитые непосильным трудом деньги, которые я ей отправил, на совершенно внезапный для меня перелет. А потом предложила отправиться за покупками. Мне автоматом захотелось высмеять ее, но я понимал, что если выгоню мать, то тут же влетит от Иста, который устроит мне трепку. К тому же я буду чувствовать себя виноватым. Проводить время с матерью не входило в список текущих дел, да вы и не нашли бы там такой пункт, даже если бы дочитали эту хрень до конца. И все же даже я понимал, что выйти с ней в свет будет не так унизительно, как сидеть тут вдвоем и пережидать поток вопросов и объятий, с которыми она, конечно, полезет мне на шею. – Что скажешь? – мать расплылась в неуверенной, искусственной улыбке. Она была не к месту. Как криво висящая на стене картина. Я знал, как она улыбается по-настоящему. Я все еще помнил, хоть и смутно. Я сжал ее руку и почувствовал, как ушло из ее тела все напряжение, как только она притянула меня в объятия. – Да насрать. Через час мы уехали из города, обвешанные приблизительно тысячью пластиковых пакетов с носками, футболками, банными принадлежностями и покупками. Волосы мне аккуратно подстригли. По бокам прошлись машинкой, сверху оставили подлиннее. Я чувствовал себя богатым, но разорившимся идиотом. Я не привык покупать новые шмотки. Носки у меня были такими дырявыми, что я перестал носить их еще полгода назад, а когда мои футболки выцвели настолько, что невозможно стало определить их оттенок, я решил проблему, надевая их наизнанку. А вот мылом и зубной пастой я реально пользовался (жизнь стала бы довольно отстойной без активной половой жизни), но всегда ездил за дешевой хренью в магазин, где все продается за доллар. Или еще лучше – ходил на пару вечеринок в неделю и совершал налет на туалет так, словно это супермаркет. Мама даже с большой натяжкой не тратила много денег, а сто процентов этой суммы исходило от меня. И все же новые футболки и боксеры заставили меня почувствовать себя одной из тех заучек из фильмов, которые преобразились с помощью полностью обновленного гардероба и замены личности. Кто я, черт возьми, такой? Какого хрена со мной происходит? Ответ и так очевиден. Все, что со мной происходит, не так. Потому что я начал представлять, как Техас опускает свои ангельски голубые глаза на мои новые боксеры и с восхищением любуется их первозданной белизной. Вчера под ее невинным взглядом я чувствовал, будто мы занимаемся чем-то постыдным. А постыдное – это область, в которой я преуспел. А потом я вспомнил, что еще одна интрижка нам не суждена. Я откровенно признался, что завожу лишь отношения без обязательств, но она не из тех девушек, что ведут легкомысленный образ жизни. Техас сказала, что подумает, но на самом деле и ежу все понятно. Она тут ни при чем. Техас достойна намного большего, чем может предложить моя провинившаяся задница. – Как насчет ужина? – когда мы вернулись к дому, мама взяла меня под руку. – Почти уверен, что после такого ресторан нам не по карману, так что валяй, – буркнул я. Ист лежал на диване в одних боксерах и печатал. Он поприветствовал нас, громко пернув. – Что случилось, сэр Чесоткин? – Истон Лиам Браун! – заверещала моя мать, и у меня впервые за сегодняшний день вырвался искренний смешок. Услышав ее вопль, Ист так быстро подорвался с дивана, что чуть не проделал вмятину в потолке. – Миссис Сент-Клер, – расплылся он в улыбке хорошего мальчика и рванул в свою спальню. Ист запрыгал обратно в гостиную, просунув одну ногу в треники, а вторую не успел, и поковылял к матери. Она сжала его тисками, что подразумевало объятия, и покрыла щеки мокрыми материнскими поцелуями. Я глянул на пах друга. У него почти стоял. Наверняка с кем-то переписывался. Мерзость какая. Мысленно пометил врезать ему по морде, пока нос не вдавится в затылок, за то, что трогал мою маму, пока был возбужден. – Чудесно выглядишь, Истон. И отлично тут справляешься. Твоя мама очень гордится. – Она ущипнула его за щеки и хотела хорошенько потрепать, но детского жирка у Иста уже давно не наблюдалось.