– Я тебе не детка. – Какое облегчение. А то я бы походил на отсутствующего папашу, а ведь у меня высокие моральные принципы. Принципы? Ха! К счастью, следующие четыре часа у нас не оставалось времени для споров. Мы трудились без продыху, пока все не продали. Может, Уэст Сент-Клер и засранец, но бизнесу он шел на пользу. Когда бесконечная очередь из покупателей наконец иссякла, я перевела дыхание, повернулась и взялась за край стойки. Посмотрев на Уэста – внимательно посмотрев, – я почувствовала, как будто из легких выкачали весь воздух. – Вот дьявол! Что у тебя с лицом? Все его лицо было в порезах, словно кто-то приложился к нему ножницами и попытался порезать на лоскуты. Царапины под глазами намекали, что кто-то пытался их выковырять. Вся шея усыпана жуткими красными, фиолетовыми и желтыми синяками, будто его душили, а нижняя губа стала в два раза больше. Предполагаю, что вчера вечером он истек кровью. Уэсту нужно было в отделение неотложки не меньше моей бабушки. – Упал с лестницы, – угрюмо ответил он. С сарказмом. И с чего я решила, что могу получить от этого парня честный ответ? – А у тебя какое оправдание? – он опустил глаза с опухшими веками на мою пострадавшую руку. Я наклонила голову набок, не совсем понимая, о чем он спрашивает, а потом поняла, что стою перед ним в футболке с короткими рукавами, и ему видна моя сизая рука полностью. Исступленно взвизгнув, я рванула к сиденью за толстовкой. По дороге опрокинула пару мисок и лопаточек и запнулась о пустой ящик из-под содовой. Я закопошилась, пытаясь как можно быстрее натянуть толстовку, но чем яростнее пыталась понять, где у нее изнанка, тем больше терялась. Наконец Уэст вырвал толстовку из моих рук, вывернул ее наизнанку и натянул мне на голову одним небрежным, даже ленивым движением. – Готово. – Напоследок он одернул кофту, как будто одевал ребенка. – Отличная парка – самое то для гребаного лета в Техасе. – Это не парка. – Дрожа всем телом, я обхватила себя руками за пояс. Я дышать не могла. Он увидел мои шрамы. Он увидел мои шрамы. Он увидел мои уродливые, дурацкие шрамы. Шокирующие, красные и бугристые – их сложно не заметить. Интересно, хоть кто-нибудь из покупателей потерял аппетит, пока их обслуживала я? Я удивилась, что меня не вырвало на колени Уэсту, как только он обратил на это мое внимание. Может быть, они не произвели на него такого впечатления, потому что сам он казался слишком уж невозмутимым по этому поводу и знал обо мне очень много. – Техас, – его голос прозвучал низко. Спокойно. – Я… я… Мне нужно идти, – пробормотала я и повернулась, собираясь выскочить из фургона. Уэст перехватил меня за руку и на раз-два втянул обратно. Я задергалась и закричала, отчаянно желая уйти, чтобы больше никогда его не видеть, но его хватка стала сильнее, почти оставляя синяки. Уэст затащил меня обратно в трейлер, и больше ничего не оставалось, кроме как признать, что мне не удастся свалить, пока мы не обсудим случившееся. И снова я попыталась пинать и бить его. Снова я потерпела неудачу. Теперь Уэст прижался ко мне так тесно, что я почувствовала на лице его дыхание. Я заорала во всю глотку. Словно он меня насиловал. Словно он в отместку причинил мне боль. – Да успокойся ты, черт тебя подери. – Уэст обхватил меня руками и прижал спиной к холодильнику. Его голос звучал так же спокойно. – Или мне придется тебя ударить, чтобы ты перестала истерить. Я тут же захлопнула рот. Вряд ли он поднял бы на меня руку – я успела выяснить, что он не такой, – но не сомневалась, что он найдет другой способ меня наказать. Я притворилась, что делаю вдох-выдох. Чем скорее мы разберемся, тем быстрее я уйду. – Все, психоз прошел? – Уэст приподнял бровь. – Само собой. Полный дзен, – выпалила я, жадно глотая воздух. – Теперь можно мне вернуть личное пространство? Уэст шагнул назад, отходя на безопасное расстояние. Он прислонился к стойке, и скрестил руки. – Итак. – Итак? – фыркнула я. – У тебя есть славный красный шрам. Он это сказал. Он действительно взял и произнес это вслух. До этого никто не указывал на наличие моих шрамов. Во всяком случае, мне в лицо. Обычно люди его игнорировали. Делали вид, что не замечают, что почему-то причиняло мне большие неудобства. – Зачем ты его замазываешь? У всех нас есть шрамы. Просто твои заметны. – Он мерзкий. – Я подняла глаза к потолку, стараясь не смотреть Уэсту в глаза. Ни за что не стану плакать второй раз за неделю и уж точно не у него на виду. – Кто сказал? – напирал он. – Да все. Особенно люди, знавшие меня другой. Красивой. – Что за праздник жалости? Мне что-нибудь захватить? Закуски? Пиво? Надувных кукол? – Кто сказал, что тебя пригласили? – Я по-прежнему смотрела в потолок трейлера. Уэст прыснул со смеху и краем глаза я увидела, как он шлепнул тряпкой по колену. Я обратила внимание, что Уэст часто смеялся, когда мы оказывались рядом, но в колледже – никогда. А еще заметила, что он, видимо, неадекватный, потому что его, похоже, вообще не волновало свое плачевное состояние. – Не делай из мухи слона. Это всего лишь рубцовая ткань. – Она мерзкая. – Не настолько мерзкая, чтобы у меня пропало желание тебя отшлепать. У меня отвисла челюсть, и я быстро заморгала, пытаясь сообразить, что ему ответить. Временами он подкидывал идею, будто я ему нравилась. До сих пор считаю, что он либо насмехался, либо хотел поднять самооценку бедняжке Греночке. Но я хотя бы перестала думать, что его подослал де Ла Саль с намерениями вдохнуть в меня несбыточную надежду. Уэст не похож на человека, который перед кем-то станет отчитываться и уж тем более подчиняться советам и приказам друзей. – Это у тебя комплименты такие? – прошипела я. – Нет, – на полном серьезе протянул он. – Это у меня такая правда. Да что с тобой? Сердце сжалось от какой-то беспричинной радости и теплоты. Я впервые стала тешить себя мыслью, что он говорит правду. Мы молча уставились друг на друга. Я ждала, что Уэст объяснит, почему выглядит так, словно на него напала стая волков. Он молчал, и я выгнула бровь. – Раз уж мы заговорили о жаре… Уэст прижал руку к груди, с издевкой опечалившись из-за моего невысокого мнения о его сегодняшнем облике. – Ранишь меня в самое сердце. – И, видимо, не только я. Ты вчера дрался? Уэст перевернул два пустых ящика, один с моей стороны трейлера, а другой – со своей, и опустился на него. Я последовала его примеру. Фургон все чаще стал напоминать наше укромное место. Тайную исповедальню. В этом грузовике царили другие правила. Мы словно сбрасывали кожу, клеймо, репутацию и социальный статус. Здесь мы были просто… собой. – По пятницам у меня бои. – Уэст щелкнул костяшками. Его бицепсы напряглись под короткими рукавами. Я отвела глаза и прочистила горло. – Без обид, но не говори, что люди ходят на твои бои во время футбольного сезона. – Люди идут прямо с футбольного поля в «Плазу», напиваются, а потом очухиваются и приходят в себя снова ради футбола. Вы, техасцы, в курсе, что кроме футбола есть и другие виды спорта? – Мы стараемся не потворствовать другим видам спорта, так как им свойственно вклиниваться в трансляцию спортивных каналов и обесценивать значимость футбола. Ты всегда дерешься? Даже когда учеба заканчивается? – Даже если у меня пневмония или сломано ребро.