Матери написал некий Клаус, независимый специалист по сложным случаям. Он устроил старику левые бумаги и послал на Кубу. Он же рекомендовал, чтобы мать установила себе вторую телефонную линию, сожгла это письмо и дала объявление в "Балтимор Сан" – именно так они и должны держать между собой связь. Еще он потребовал тысячу баксов. Исключительно для отца. Этот великан, здоровяк, писал Клаус, буквально сохнет от тоски. Это письмо, переписанное для потребностей домашнего архива, до сих пор у меня перед глазами. Блейк посчитал, что Клаус может что-то знать, потому мать выделила эту тысячу и поместила объявление. Ответ пришел с письмом из Флориды. Клаус потребовал еще пять кусков в обмен на контакт с Колей при посредстве отделений Корпуса Мира[76] или чего-то подобного. Поехали они в ту Флориду. Мать вспоминает пальмы бассейны и белые дома; она ожидала солнца и крокодилов, тем временем, постоянно лил дождь, а небо имело цвет песка. По неподвижному морю плавали парусники, по пляжу прогуливались жирные альбатросы, тепло, мокрый рай. Она ожидала с надеждой в сердце и долларами в сумочке. Клаус указал ресторан и предупредил, чтобы она пришла сама. Блейк сидел в арендованной машине на другой стороне улицы. Мать заказала куриные крылышки, все время напоминая себе о необходимости есть. Над головой у нее сонно вращался грязный вентилятор. Вместо Клауса появился пацан с запиской. Там было написано, чтобы она бросила деньги на мусорнике перед рестораном и ушла. Да, эту записку она тоже сохранила. Мать завернула пять тысяч в газету, сунула в мусорный бак и уселась в такси. Они сделали небольшой круг, после чего она приказала припарковаться неподалеку от ресторана: лежала на заднем сидении и пялилась на ту долбанную мусорку. Клаус оказался мелким мошенником. К мусорному баку он крался, будто слепой лис в курятник и без протеста позволил надеть на себя наручники. К такому он уже привык. Он оказался профессиональным обманщиком и шантажистом, пару месяцев назад отсидевшим срок за подделку чеков. Мать он увидел по телевизору. Он не встречал отца и даже никогда его не видел в жизни, а в ходе допроса интересовался едой и выпрашивал сигареты. Выглядел он смирившимся с судьбой. Он рискнул, не удалось – и все. Он был бы фрайером, если бы не попробовал. Его, вроде как, спросили, откуда он знал, что отец высокий. - Рядом со мной любой будет дылдой. Я низенький, зато психованный. За этот свой номер он получил три года. О больших зубах Но эта афера принесла и кое-что хорошее. Отозвались от Никсона с приглашением. Мама объясняла себе, что ее снова обманывают; она уже и не ждала отца, но и преждевременно его не хоронила. Президент обожал огонь. В камине горели дрова, в высоких подсвечниках пылали свечи; возле двери висело два тяжелых флага; впрочем, все в этом кабинете должно было подавить гостей: кубки в витрине, оправленные в кожу книги, машина для диктовки на тяжелом письменном столе. Сам Никсон был похож на чиновника среднего уровня, и у него был голос хищника, измученного уотергейтским скандалом. Мама начала кратко излагать историю побега; Никсон ее перебил, сказав, что ему все известно. - А известно ли вам, господин президент, что ваши люди поначалу допрашивали моего мужа в течение года, а потом послали на телевидение, за что он получил смертный приговор в СССР, а в Штатах – работу в подвале. Потом ему поручили какое-то странное задание, из-за которого он стал много пить и стрелял в сосны. Под самый конец нас выслали в Вену, и там двое партачей потеряли мужа среди белого дня. Одна женщина-агент погибла. Кто ее убил? Под конец, люди, которым вы платите за работу, и которые должны были нас охранять, обокрали меня и заставили уехать, хотя я должна была остаться, действовать на месте совместно с полицией, властями и посольством. Я осталась ни с чем. Меня месяцами обманывают. Где находится мой муж? Где мой муж, господин президент? Моя мать, красивая, беременная и взбешенная перед великим Никсоном; я прекрасно вижу, как она стучит по столу и пронзает взглядом Никсона, деваха из Пагеда, дочь работника верфи, которая игралась со мной в оборотней. Никсон свалился в кожаное кресло, вытер губы платочком и ждал, когда мать выговорится. - Я говорил о вашем муже с Брежневым, - сказал он так, словно речь шла о мужике с автомобильной мойки. – К сожалению, русские ни о чем не знают. Так мне сказали. Он поднялся с кресла и поклялся, что лично всем займется. К делу отнесется со всей серьезностью, так как осознает заслуги матери перед Америкой. Потом провел ее к двери. Что касается ее личных заслуг, то она могла назвать разве что снижение уровня заболеваний ротовой полости в Крофтоне и его округ. У Никсона, впрочем, были великолепные зубы, белые и огромные как лопаты для уборки снега. Мать думала о них, идя по коридору и размышляя, врал ли их владелец. И она почувствовала себя еще более бессильной, чем до того. О полдне под Вотивкирхе Странно, но Никсон свое слово сдержал. Блейк прибыл за мамой на рассвете, обыскал более тщательно, чем следовало, и отвез на стоянку для охотников, где уже стоял черный "плимут фьюри". В машине ожидал седеющий тип с сигарой. Он стряхивал ее через окно. Шел дождь мокрый пепел размазывался по стеклу. Незнакомец указал на то, что встреча неофициальна. Если мать снова обратится в СМИ, они от всего открестятся. А потом рассказал, что случилось под Вотивкирхе, не всю правду, но кровавый шмат бросил. Речь шла о катастрофе в портовом бассейне, о расхуяренном внеземном корабле и его умирающем пассажире. Родители напрасно утаили причину своего бегства, русские знали правду с самого начала, ведь у них было тело. Накачанный спиртным старик проболтался на балу в отеле Уиллард. Мать считала, будто он себя скомпрометировал, ан нет, американцы настропалили уши. Они записали показания, составили план. Работа в полуподвале была лишь прикрытием. Под конец шестидесятых в Штаты приехал старый дружок, грубиян Едунов. Он хотел завербовать старика, обещал восстановление карьеры, кучу бабла и триумфальное возвращение в Москву; ничего удивительного, что упившийся отец жалел дома, что решился на побег. В Фирме его уговаривали пойти на сотрудничество. Отец храбро не соглашался, но потом махнул рукой. Он подсовывал русским тщательно подобранную информацию и работал в своем полуподвале, ведь каждый двойной агент нуждается в дымовой заслоне, было бы странно, если бы он внезапно был повышен в должности. Русские обманывались, во всяком случае, сначала. Целью операции был "американец", его труп. Двое людей, замешанных в гдыньскую катастрофу, очутились в Штатах, Фирма желала этим воспользоваться. Сам пилот с НЛО, обследованный и забытый, все это время провалялся где-то в лаборатории под Москвой. Фирма желала получить эти космические останки. Было желание сравнить их с теми НЛО-навтами, что упали на территорию Америки, по крайней мере, так считал тип с сигарой. Операцией руководил Едунов, а тело из СССР на тайный пограничный переход между Чехословакией и Австрией привез никто иной, как Юрий Николаевич Нарумов, молодой офицер военной разведки. Так что там у них получился небольшой такой семейный съезд, со мной в качестве зиготы. Желал ли Юрий отомстить отцу или расплаты за то, что отец их с матерью бросил, за просранные годы в качестве ребенка изменника? Наверняка, он доказывал всем, какой он лояльный и нужный. План, составленный самыми солидными умами Москвы и Вашингтона, предполагал, что мой вечно пьяный и напуганный старик пойдет к Вотивкирхе, оттуда его перевезут в какое-то укромное местечко с холодильником, и там он идентифицирует труп, потому что, если не считать Едунова, он один его видел и до сих пор остался в живых После этого тело передадут Кейт, присутствующей при всем этом. А его роль на этом закончится. И действительно, что могло пойти не так? Юрий с Едуновым забрали отца со ступеней Вотивкирхе; насколько я знаю жизнь, объятиям не было конца. Они поехали в укромное убежище, и там контакт прервался. Соседи слышали вопли и один выстрел. Когда Уолтер подскочил на место, он застал Кейт с дырой в голове, пустой холодильник и никаких русских. Здесь след обрывается. По мнению человека с сигарой, отец был двойным агентом, он притворялся, будто работает на русских, пока не начал работать уже серьезно. Он застрелил Кейт, забрал замороженного космического пришельца и через Чехословакию, по этому секретному переходу смылся в Москву. О тучах - Конечно же, он гнал пургу, - говорит мама. – Отец был сказочником, бухарем и трусом, но он никогда бы меня не бросил. Очень робко я напоминаю этой мудрой, в два раза старшей меня женщине, что люди делают различные вещи, которых мы от них не ожидаем. Они изменяют. Оказываются военными преступниками. Были ли у старика интимные отношения с Кейт? Играл ли он на фортепиано, потому что хотел попрощаться? Один раз уже сбежал, значит, мог сбежать снова. Мама ответила, что это невозможно. Еще немного, и она топнула бы ножкой. Нет – и все, Несколькими месяцами ранее американский зонд переслал снимок Венеры, окруженной полосами синих туч, а мама задавалась вопросом: вдова ли она. Мама боялась, что никогда так и не узнает правду и умрет в этой несносной неопределенности. Она утверждает, что все это ее вина, она сама стянула себе на голову все, что с ней случилось. Это она позволила, чтобы кто-то другой решал за нее, это она доверилась мужчине, пошла за ним, как собака или слепец, в это темное место, где страшат пустота и отчаяние, а я вдруг с пугающей ясностью осознаю, что и Клара вот так же поверила, потому что "Фернандо", жизнь на Витомине были моей идеей, даже Олаф, потому что моя жена, скорее, не упоминала о детях, и что мы должны были ехать в Индию, когда она забеременела. Мне нельзя подвести ее, и я не подведу. Раз с президентом вышло один раз, мама решила попробовать снова. Она позвонила в Белый Дом. Секретарша узнала ее, отыскала окошко на девятое августа, мать прекрасно это помнит. Помнит, потому что за день до того, когда она уже приготовила документы и написала, что ей следует сказать Никсону, тот появился в телевизоре. Своими длинными, красивыми пальцами он сжимал пачку листков, а его лицо походило на Венеру, жаркое и наполненное тучами. Он сказал, что семья его поддерживает, а вот Конгресс – не обязательно, и потому он уходит с поста. Под конец он поверил Америку Богу. Мать была уверена, что прямо сейчас у нее отойдут воды. Об одном вопросе Ее поглотила великая темнота. Все сделалось колючим, влажным и убегало из рук. Несмотря на последние сроки беременности, она все так же работала, но при этом путала фамилии пациентов и их недуги, открывала кабинет либо слишком рано, либо слишком поздно, а то и вообще – в воскресенье, забывала про дезинфекцию оборудования, один раз даже забыла про обезболивающее и удивлялась тому, что мужик на кресле орет вовсе горло. Однажды она чуть не въехала в школьный автобус. Покупала замороженные блюда, которые потом не ела, а из магазинов выходила, не платя за покупки. Она разбивала тарелки. Сыпала слишком много стирального порошка. Ломала метелки. Залила ковер отбеливателем. Повсюду видела пыль и следы от сигарет. Эта сухая пыль облепляла сердце, легкие, горло.