Когда хохот стих, я заглянул ей в глаза: — Мияко, я серьезно. Просто дай мне шанс! — Решив, что она собирается возразить, я добавил: — Не обязательно решать прямо сейчас, но, пожалуйста, подумай, ладно? Мияко отвела взгляд, ничего не ответив. Даже не кивнула мне. Небо темнело, вдали грянул гром. — Закроем окна? — предложил я. Мияко покачала головой: — Давай лучше оставим открытыми. Не воз ражаешь? — С какой радости? — Я пожал плечами. — Квартира–то твоя. — Угу. — Любишь дождь? — спросил я, повернувшись к Мияко. — Да, я всегда открываю окна. Люблю смотреть, как дождь все смывает, — прошептала она в ответ, потом долго молчала. — В последнее время мне остро слышатся разные звуки. Скрип дверей, когда их открывают и закрывают. Капанье воды из крана, покашливание, шорох шагов, легкий стук в дверь, тяжелое дыхание… — Правда? — спросил я, гадая, алкоголь ли Развязал ей язык или гроза. Белые занавески громко хлопали на крепчаЮщем ветру. — О чем думаешь? — спросила Мияко. — Ни о чем. — Я глотнул пиво. — Ни о чем я не думаю. Мияко вытянула ноги, согнула пальчики, пошевелила ими, потом снова подтянула колени к груди. Опустив подбородок на колени, она повернула голову набок и потянулась за пивом. Начался ливень, в окно полетели дождевые капли. Занавески покрылись пятнами. Я покосился на Мияко: она ничего не замёчала. С банкой пива в руке она безучастно смотрела перед собой. Ветер ласкал ее длинные черные волосы. Мияко отставила банку с пивом, сняла очки, и у меня чуть сердце не остановилось. Без очков глаза у нее казались ярче, буквально сияющими, нос еще тоньше. — Купи новые очки, — посоветовал я. — Эти рамы тебе не идут. Мияко посмотрела на свои очки: — Я ношу их не потому, что плохо вижу, а в память об отце. — Об отце? — Да, о своем родном отце. Он умер, когда я была совсем маленькой, — ответила Мияко и притихла. — От рака умер. Диагноз поставили уже на неизлечимой стадии. Очки — единственное, что у меня от него осталось. — Мие очень жаль, — проговорил я, почувствовав комок в горле. — Ничего–ничего. У меня есть мама, так же как у тебя Фуми–нэ. — Мияко посмотрела на меня и улыбнулась: — Все не так плохо. — В каком смысле? — спросил я, откашлявшись. — Я что угодно отдал бы, только бы вернуть родителей. А ты, по–моему, настроена иначе. Мияко потупилась, улыбки как ни бывало. — Извини! Через что ты прошла, мне неведомо, поэтому и твои чувства непонятны. Ясно, что мы с тобой в разном положении. — Несколько лет назад моя мама снова вышла замуж, — проговорила Мияко, подняв голову. — Ты не ладишь с отчимом? Мияко покачала головой. — Нет, он очень хороший человек, вот только.. — начала она, но осеклась. Потягивая пиво, я ждал, когда она заговорит снова. На улице дождь усиливался, раскаты грома звучали все ближе. Я подумал о Фуми–нэ, которой следовало быть в студии. Она зонт взяла? Не верится, если знать ее характер. Значит, придется ей сидеть на складе и работать, пока дождь не стихнет. — Когда ты рассказал, что ради сестры отказался идти в приемную семью, мне стало стыдно, — наконец проговорила Мияко. — Почему? — вскинулся я. — Я думала, что мы с мамой всегда будем вдвоем, но однажды она призналась мне, что встречается с коллегой. Если честно, от шока я даже ответить ей не смогла… Я взглянул на Мияко, но она по–прежнему смотрела вдаль. — В конце той недели она познакомила меня с господином Сумидой. Он показался мне добрым и искренним, потому что такой и есть на самом деле. Еще он один из немногих людей, с которыми мне комфортно. Я никому не говорила, но, едва встретив его, захотела, чтобы он жил с нами. И маму я не видела такой счастливой с тех пор, как умер мой отец. — Так в чем проблема? Мияко повернулась ко мне: — Порой думаю — не предаю ли я отца, заменив его другим человеком? — Мияко, не глупи. — Я положил ладони ей на плечи и притянул к себе. — Твой отец был бы счастлив, зная, что у вас с мамой все хорошо. Мияко прильнула ко мне, и я передвинул ладони ей на спину, чтобы обнять. Закрыв глаза, я вдохнул знакомый летний аромат ее волос. Мияко обычно казалась резкой и категоричной, но бывали и моменты вроде этого, когда она становилась потерянной ранимой девочкой. — Ты правда думаешь, что он не возненавидел бы нас? — спросила она. — Ну конечно, нет! — заявил я. — Представь себя на сго месте. Что бы ты чувствовала? Неужели не радовалась бы, что у твоих близких все хорошо? Счастливой жизнью вы с мамой чтите его память. Мияко кивнула и слабо улыбнулась. — Говоришь, ты думала, что вы с мамой всегда будете одни. Значит, твой брат… — Да, он мой сводный брат, сын моего отчима. Первая жена господина Сумиды сбежала с любовником, оставив его с Эйдзи, который на пару лет старше меня. — Эйдзи хорошо к тебе относится? На секунду Мияко снова вгляделась в пустоту: — Да, он прекрасный брат. Очень заботливый и понимающий. Все замечательно. О большем я и мечтать немогла. Мияко уткнулась мне в грудь, а я коснулся ее волос, медленно их погладил, потом опустил ладонь ей на талию. Мияко отстранилась, заглянула мне в глаза, ая подался вперед и поцеловал ее. У нашего первого поцелуя был вкус пива. Потом наши губы встретились снова. Одной рукой придерживая Мияко за затылок, я притянул ее ближе. Она закрыла глаза, а я осторожно положил правую руку ей на грудь. Мияко не сопротивлялась. Ее грудь удобно лежала у меня на ладони, а я чувствовал, как кровь стучит в висках. Потом я остановился. Она впрямь желает этого? — Хочешь продолжить? — спросил я. — Необязательно ведь. Можно прекратить, ничего страшного не случится. — Нет, продолжай, — не открывая глаз, проговорила Мияко. — Я хочу этого. * * * — Мияко! Я шепотом позвал ее снова, но ответа не дождался. Мияко лежала на кровати, отвернувшись от меня. Я обвел взглядом ее спину, мысленно очертив контур позвоночника. В окно струился мягкий свет, озаряя ее бледную кожу. Обнаженная спина казалась верхом изящества, ее обладательница — маленькой и одинокой. Занавески больше не хлопали. Ливень пре вратился в легкий дождичек, в воздухе пахло свежей землей. Я легко представлял сорванные с деревьев листья, которые набились в уличные водостоки. Я оделся и вышел в гостиную, забрав опустевшие пивные банки. Дождевую воду у окна я вытер тряпкой, которую нашел на кухне. Когда вернулся в спальню, Мияко лежала в той же лозе, но слишком неподвижно, чтобы спать. — Я знаю, что ты не спишь, — прошептая я, сев на краешек кровати. Мияко снова не ответила.