– Дорогая, не знаю, как тебе это сказать, – смущенно отозвалась я, слегка похлопав ее по плечу, когда она вытащила из диспенсера салфетку, чтобы вытереть слезы с лица. – Но это написал Шекспир. Она фыркнула. – Шекспир? – «Ромео и Джульетта». Величайшая история любви всех времен. – О, имеешь в виду, как… в том фильме? С Леонардо Ди Каприо? – простонала она. – Поверить не могу, что он украл фразу у моего любимого Лео. – Мне жаль, что все так вышло, – посочувствовала я. – Послушай, ты могла бы не говорить Дэниелу, кто именно разболтал о его… – Конечно. Женская солидарность. Так что не беспокойся. Я улыбаюсь ей. Женская солидарность… Мне нравится, как это звучит. Она швырнула салфетку в мусорное ведро, а затем сжала мою руку и с благодарностью улыбнулась. – Спасибо, что рассказала мне. – Никаких проблем. Хочешь я вызову тебе такси, чтобы ты могла добраться до дома? – Нет, спасибо, – пробормотала она, поправляя платье. – У меня есть одно неоконченное дельце перед уходом. Затем девушка выскочила из уборной и двинула ему между ног. И я ненавижу себя за то, что насладилась каждой минутой случившегося. Теперь же мой менеджер снует туда-сюда вокруг Дэниела, который пытается охладить свое хозяйство пакетом льда прямо посреди ресторана. Просто уморительное зрелище. Как бы мне хотелось рассказать отцу о том, что именно я сделала с сыном его заклятого врага, но решила пока сохранить этот маленький секрет при себе. Не знаю, как он отнесется ко мне, когда узнает правду. Марианна подходит ко мне сзади и протягивает мне кулак. – А ты крута. Неловко переминаясь с ноги на ногу, я отказываюсь смотреть ей в глаза. – Понятия не имею, о чем ты. – Да ладно тебе. Я видела, как ты входила в уборную вслед за девушкой, – сообщает Марианна, все еще сжимая кулак. – Я настаиваю, ударь своим кулаком, а то будет совсем неловко. Я делаю, как она просит, изо всех сил пытаясь сдержать улыбку. – Никому ни слова. – Мой рот на замке, – говорит она, и в ее голосе сочится веселье. – Но, надо полагать, останавливаться он не собирается, да? Не знаю, что на меня нашло, потому что я говорю ей с невероятной убежденностью: – Если он не остановится, тогда мне придется проявлять должную осмотрительность. – А что случилось с твоим «это не наше дело», а? Помогая девушке высвободиться из когтей Дэниела, я чувствовала себя превосходно. И никоим образом не собиралась останавливаться на достигнутом: даже если смогу предупредить хотя бы нескольких, прежде чем в конце лета уйду с работы, то вполне удовлетворюсь и этим. Кроме того, Дэниел Кэррингтон – выдающийся отморозок, который это заслуживает. – Черт его знает, – холодно отвечаю я. – Теперь я, кажется, хочу разобраться с этим дерьмом. На губах Марианны появляется ехидная ухмылка. – Я знала, что мы наняли тебя не просто так. * * * На следующей неделе Дэниел как ни в чем не бывало возвращается в «Бэйзил Китчен» с очередной блондинкой под руку. Она, бесспорно, великолепна: плавные изгибы тела, роскошная задница и длинные стройные ноги. В ее глазах горит возбужденный блеск всякий раз, когда она натыкается на пожирающий взгляд Дэниела, а тело отчаянно цепляется за него, как будто он – единственный спасательный круг. Господи боже, неужели в мире не существует ни единой девушки, которая не застрахована от его обаяния и смазливой внешности? Даже не знаю, в кого он таким уродился. Потому что Гарри похож на мошонку. Парочка сидит за столиком и надиктовывает свои заказы, в то время как я могу думать только о том, как застать эту дамочку наедине и рассказать ей что, черт возьми, происходит. – Я когда-нибудь говорил тебе, что ты самая соблазнительная женщина, которую мне приходилось когда-либо встречать? – произносит Дэниел, пока я принимаю заказ у других посетителей поблизости. – Оу, малыш, ты такой милый, – бормочет она в ответ, хихикнув. – Если бы ты могла услышать мою душу, ты бы знала, что как только я увидел тебя, в ту же секунду отдал свое сердце служить тебе, – с хрипотцой в голосе отвечает он. Ой. Мой. Бог. Поверить не могу, что он только что снова процитировал Шекспира. И в самой искаженной форме. Вот же напыщенный мудак. Я выжидаю, пока не подвернется удачный момент. К счастью для меня, Дэниел вскоре извиняется, говоря, что ему нужно отойти ответить на важный звонок. Когда он исчезает из поля зрения, я быстро записываю в блокноте все, что ей нужно знать, отрываю листок и подсовываю ей прежде, чем уйти. Девушка, пока просматривает содержимое сообщения, все больше хмурится. – Бездушный козел! Дэниел не успевает подойти к столику, как женщина бросается к нему и отвешивает пощечину. На его лице отражается замешательство, пока он провожает взглядом свою спутницу, вылетающую из ресторана. Весь следующий месяц я продолжаю саботировать свидания Дэниела. С некоторыми было совсем просто, с другими возникали проблемы. Через неделю, когда он заявился с миловидной брюнеткой, мне приходится проявить немного креативности, потому что на протяжении всего свидания ни один из них не вставал с места. Поэтому, чтобы отвести от себя подозрения, я заставляю одну из официанток стащить из сумки брюнетки телефон, пока она неустанно строит глазки Дэниелу. Официантка передает устройство мне, и я наскоро набираю сообщение. Когда останавливаюсь рядом с их кабинкой, чтобы подать десерты, я возвращаю ей телефон, вскользь сообщая, что она уронила его под стол. Женщина окидывает меня благодарным взглядом, и, когда ее глаза сканируют информацию на телефоне, начинается настоящий ад. – Ты бессердечный говнюк! Она хватает свой напиток и выплескивает его прямо в лицо Дэниела, прежде чем в гневе удалиться. Руководство «Бэйзил Китчен» никогда не пребывало в такой растерянности, поскольку проходили недели, а все больше и больше женщин продолжали беспрестанно подниматься и сбегать из ресторана. Марианна – единственная, кто знала, что за этим стояла я, и до сих пор не выдала меня. Я же продолжаю заниматься своими делишками, подсовывая девушкам сообщения в кабинки туалета, или когда Дэниел отходил. Я чувствую себя своего рода мстителем, всегда скрывающимся под маской, прячущимся в тенях и ни разу себя не выдавшим. Спасаю женщин от зла и искушений главного злодея, словно Джеймс Бонд. За одним лишь исключением, что злодея вовсе не интересует мировое господство, а скорее… охота за кисками. Не сказала бы, что горжусь своим маленьким клубом «Супергерои женской солидарности», в который входит всего один человек, но это по крайней мере дало мне цель в жизни. Осознавать, что мне удалось спасти некоторых девушек и уберечь их от горьких разочарований, чертовски приятно. Большинство из них были очень благодарны и обещали сохранить мой маленький секрет. Но, естественно, мне не могло везти постоянно, и в какой-то момент Дэниел наконец-то осознал, что за всеми его любовными неудачами стоит «Бэйзил Китчен». Он ругался с моим менеджером о том, что диверсантом, возможно, был кто-то из работников ресторана. Поэтому я неохотно решила затаиться, пока шумиха не уляжется. Когда Дэниел в очередной раз приводит спутницу в ресторан, мне больно это видеть, но я абсолютно ничего не могу с этим поделать, кроме как беспомощно наблюдать за парочкой. Спустя несколько долгих недель я в конце концов вновь приступаю к саботажу его свиданок. В следующий раз, когда Дэниел прибывает в «Бэйзил Китчен» со своей очередной жертвой, я готова. Сняв колпачок с ручки, я быстро черкаю сообщение в своем блокноте, а когда поворачиваюсь к Дэниелу, чтобы вручить чек, незаметно передаю записку девушке. Я чувствую переполняющее меня самодовольство, упиваясь еще одним предстоящим успехом, что не сразу замечаю взгляд Дэниела, который врезается в меня с силой приливной волны, затопляя мое тело страхом. – О, черт возьми, избавь меня от своих выходок, Алекс. – Лицо Дэниела искажается от раздражения. – О чем вы, сэр? – отзываюсь я. – Тебя же так зовут? Алекс? – Впервые за три месяца он обращается ко мне напрямую. Бросает взгляд на золотую бирку на моей груди, и из него вырывается глубокий смешок. – Думала, я не узнаю, что это ты вмешивалась в мои свидания? Дэниел возвращает чек на стол и сует руку в карман, вытаскивая записку, которую я написала на прошлой неделе. Из меня будто весь воздух вышибли. Листок, должно быть, выпал из рук одной из девиц, прежде чем они вступили в словесный поединок, а он успел его подобрать. – Я не понимаю, что вы имеете в виду, сэр, – бормочу я. – Чушь собачья, – шипит Дэниел. – Мы оба знаем, что если я попрошу показать записи с камер видеонаблюдения, то тебя тут же уволят. Вот дерьмо. Внутри меня нарастает паника. Какого черта это ни разу не пришло мне в голову? Поверить не могу, что меня настолько поглотила ненависть к этому мужчине и желание спасти девушек, что я даже не подумала о возможных последствиях, если меня поймают. Я влипла по уши. Что отец подумает об этом? Не хочется представлять, как он отнесется к тому, что меня уволят из-за такого безрассудного поведения. Но, возможно, когда он узнает, что дело касалось Дэниела Кэррингтона, это смягчит удар. Напряжение потрескивает в воздухе между нами, и некоторые из гостей с недоумением поглядывают на нас, задаваясь вопросом, из-за чего весь переполох. – Но тебе повезло. Я сегодня в хорошем настроении, – спокойно сообщает Дэниел, взмахом руки подзывая менеджера. Затем он смотрит мне прямо в глаза, и на его лице растягивается усмешка. – Итак, я соглашусь на извинения. Очень хорошие извинения. Ты даже можешь получить бонусные очки, если будешь просить прощения, стоя на коленях, – продолжает он с жестокой насмешкой. – И сделай это на глазах у всех, чтобы каждый знал, что ты действительно сожалеешь. Мой гнев настолько всеобъемлющ, что сжимает горло и заставляет руки дрожать. Почему меня не удивляет его жестокость? Он именно такой, каким я его представляла – клон своего отца: бессердечный, черствый и лишенный сострадания к другому человеку. Мой отец пал жертвой подобного отношения много лет назад, а сейчас пришла и моя очередь. Думаю, мне следовало ожидать такого исхода, имея дело с Кэррингтоном, поскольку Дэниел никогда не давал мне повода думать иначе. Но он дурак, раз считает, что я буду стоять здесь, как послушная собачонка, и делать то, что он скажет. Он и его семья причинили достаточно вреда людям, и кто-то просто обязан что-то с этим сделать. Я не знаю, что на меня находит, но слова вырываются из меня прежде, чем я успеваю их остановить: