– А ты откуда знаешь? – Журналы научные читать надо! – припечатал я. – «Науку и жизнь», например. Или ту же «Химию и жизнь». Про мою эпопею с «карате» во дворе были наслышаны, поскольку я прикидывал варианты, куда пристроить ту статью, не только с детдомовцами. Так что вопросов не последовало. Народ некоторое время молча переглядывался, слегка поеживаясь, а потом Никита, едва ли не самый крупный из нашей компании, осторожно уточнил: – А если всего один раз курил и не в затяг – то тоже расти перестанешь? Я покровительственно усмехнулся. Да уж, в этом возрасте у пацанов побыстрее вырасти – самая главная мечта. Ведь сколько интересного мимо пролетает из-за того, что ты «еще маленький». Даже если для своего возраста ты та еще долговязая дылда навроде Никиты… – Если один раз и не в затяг – то нет. Да и даже если курить, то совсем расти ты не перестанешь. Просто будешь делать это медленнее, чем остальные. Ну и вырастешь меньше, чем мог бы. – Я снова сделал паузу и небрежно добавил: – Впрочем, есть способы, наоборот, ускорить рост, – после чего отвернулся и поднял очи горе, старательно наблюдая за Козей боковым зрением. Есть! Все – он мой! Но «подсекать» пока рано. Пусть мальчик дозреет… Глава 7 – Да-дах! Да-дах! Да-дах! – Кулаки раз за разом врезались в газету. – Да-дах! Да-дах! Да-дах… – Шеренга пацанов, выстроившись вдоль щита, сбитого из старых досок, на котором висели ажно полдюжины старых и потрепанных газетных подшивок, старательно мутузила их стиснутыми кулаками. Спрашиваете, с какого хрена они этим занимались? Да потому что я их на это подвигнул! Дело в том, что как раз где-то в конце семидесятых на экраны Советского Союза вышла киноэпопея под названием «Вкус хлеба». Это был фильм о целине. О том, как в сухую и холодную степь, на голую землю пришли люди, которые смогли распахать эту степь и дать стране, многие поля и нивы которой были еще переполнены взрывающимися «подарками» после не так давно отгремевшей Великой Отечественной войны, так нужный ей хлеб… Агитка, конечно, но весьма талантливая. И одним из главных героев этого фильма был председатель целинного совхоза, которого сыграл великий советский актер Сергей Шакуров. Так вот этот самый председатель тренировался по утрам, вбивая кулаки в подшивку прошлогодних газет. Причем делал он это по особой формуле. Начиналось все с единичного удара по толстой, годовой подшивке. На следующий день один газетный лист с подшивки срывался, а количество ударов возрастало до двух. Еще через день – минус очередная газета и уже три удара. Ну и так далее… Вот я и решил организовать пацанов на подобную тренировку. А что – брутальненько ведь. И необычно. Да и сама история интересная. Я им тот эпизод из фильма пересказал, но не как фильм, а типа как реальную историю. Да еще и придумал, что этот председатель, мол, так «раскачался», что одним ударом быка с ног валил. Вот пацаны и загорелись… – Все! – довольно заявил Козя, вскидывая руки, и тут же скривился и затряс кистями. – Уи-й! Бурбаш, долбивший рядом свою подшивку, покосился на него и, хмыкнув, со всей силы саданул по газетной пачке. Ну так он-то со мной занимается этим самым уже почти три месяца. Да и, чую, не только по газетам долбит. Несмотря на то что я всех предупреждал насчет того, что особенно увлекаться набиванием кулаков не следует. Косточки-то у нас пока еще не столько даже хрупкие, сколько мягкие. Так что, перенагрузившись, можно запросто деформировать кисть. Но они ж детдомовские – они ж лучше знают… – Да-дах-дах-дах! – Я быстро закончил свою серию и огляделся. Почти все уже «отстрелялись». Только Пыря по своей привычке неторопливо доколачивал серию. Он вообще был большой любитель сачкануть. Но не совсем, не по полной, а так слегка… то есть не вообще ничего не делать, а делать то, за что взялся, с этакой ленцой. Не напрягаясь. Но при этом он все равно доделывал все до конца. Что радовало. Зачем я вообще этим заморочился? Да потому что впереди нас ждали очень нехорошие времена. Те самые «лихие девяностые». Нищие, холодные и бандитские. И для того чтобы пережить их наименее болезненно, нужна была команда. Команда верных друзей… Нет, ни бизнесом, ни бандитизмом я заниматься не планировал. Хотя шансы были. И неплохие. И на первое, и на второе. Потому как о том, как «делать бизнес», я знал гораздо больше, чем, вероятно, девяносто процентов населения СССР. В оставшиеся десять входили всякие «цеховики», фарцовщики, квартирные маклеры, луховицкие огородники и очень малая часть работников совторговли. Очень малая, потому что, едва только рухнуло централизованное снабжение, почти все бывшие советские магазины тут же разорились, проиграв битву за покупателя «теткам с баулами». Потому как распределять и продавать из-под полы поступившее по централизованным каналам и выживать в стихии дикого рынка – немного разные вещи… Нет, сам я никогда никаким бизнесом системно не занимался – военным это не разрешалось, но несколько отдельных попыток в моей жизни случилось. Я считаю удачных. Потому что не только сумел остаться при своих, но и чутка заработать. А также приобрести и некоторую уверенность в собственных силах, и устойчивую идиосинкразию к этому занятию. То есть, попробовав, я решил для себя, что пока будет возможно этим НЕ заниматься, я им заниматься не буду, но если совсем уж край наступит – то смогу… Что же касается бандитизма, то существенная часть банд девяностых состояла как раз из спортсменов. А я в этой второй своей жизни спортом занялся куда как плотнее, чем в первой. И чутка попозже планировал еще и основательно взяться за единоборства, из представителей каковых во многом и была сформирована бандитская «пехота» девяностых. Но – нет. Это тоже не мой путь. Однако иметь рядом людей, на чье плечо можно уверенно опереться даже в самых, м-м-м… неоднозначных ситуациях, – дорогого стоило. Вот я и, присмотревшись к парням, решил начать потихоньку ее создавать. Команду в смысле… Ну или скорее даже не команду, а, так сказать, опорную сеть. Команда ведь предполагает некую совместную деятельность. А у нас ее не случится. Ну зачем писателю помощники? Писательство – вещь сугубо индивидуальная. Ну, в моем понимании… Так что я не собирался никак ограничивать парней в том, чем они собираются заняться и кем захотят стать. Кто как захочет, тот тем и станет – кто врачом, кто ученым, кто спортсменом, а кто ментом или бандитом. Была и еще одна причина, по которой я также не замахивался на команду. Она состояла в том, что во время прошлой жизни я чем дальше, тем больше начал скатываться к мизантропии. Как бы неожиданно это ни звучало для тех, кто меня знал. Они-то считали меня этакой душой компании… Ну да, это тоже было. В компании я чувствовал себя вполне нормально – шутил, рассказывал анекдоты, блистал тостами. Но все это до определенных пределов. А когда они наступали, я предпочитал тихо и незаметно уползти в «свою норку». Вследствие чего даже на конвенты[3] я предпочитал ездить не в «пьяном вагоне», в который оптом покупали билеты «все наши», а в другом, подальше, вагонов через пять-шесть от «пьяного»… Эта склонность у меня осталась и после переселения. Хотя и очень заметно поубавилась. Ну это было объяснимо – дети вообще существа предельно контактные… Но команда на каком-то этапе меня бы точно начала напрягать. А вот «опорная сеть», каждый участник которой вполне самодостаточен, но если что, все готовы прийти на помощь друг другу, – совершенно точно будет отличным вариантом. А поскольку писательством я собрался заняться заметно раньше – если получится, то уже в школьные годы, значит, и командой (то есть опорной сетью) тоже следовало озаботиться сразу же, как только появились для этого первые предпосылки. А то, если с писательством все удастся, мне уже точно с какого-то момента станет не очень до этого. В прошлой-то жизни моя первая книга вышла, когда мне было уже тридцать пять лет и я получил на погон вторую большую звезду, то есть дослужился до подполковника. Хотя «поползновения» в этом направлении у меня начались еще в двадцать с небольшим. И первый напечатанный текст с моей фамилией появился, когда мне едва исполнилось двадцать три. В армейском журнале. Но потом все заглохло. По многим причинам. В том числе и потому, что командование отнеслось к моим потугам сугубо негативно. Командир полка прямо заявил: – Похоже, Марков, я тебя слишком мало нагружаю, раз у тебя время на всякие «писульки» остается… Так что мне стало понятно, что, если я не брошу эти свои «писульки», на моей военной карьере можно поставить крест. Ну я и бросил. А вернулся к ним уже тогда, когда зарплата военного «съежилась» настолько, что ее перестало хватать даже на еду. И чтобы прожить – надо было как-то подрабатывать. Впрочем, в то время так жило большинство. Капитаны, майоры и подполковники после работы «оседлывали» личные авто и ехали на ночную «бомбежку» либо подрабатывали ночными сторожами в магазинах и на автостоянках, а кто этого не мог – в свои редкие выходные трудились «мулами», таская с Черкизона на своем горбу огромные баулы со шмотьем для торговцев с местных рынков. И после всего этого все, скопом, уставшими, невыспавшимися и полуголодными шли на службу. Так и выживали в те самые «святые и свободные» девяностые при Борюсике Ельцине, чтоб его три раза в гробу перевернуло. Я сам через это прошел. Ну, кроме «бомбежки». Потому что никакой машины у меня тогда не было. А жаль. «Бомбилы»-то зарабатывали круче всех… Вот в те времена я, потыкавшись куда можно, как слепой щенок, и решил снова попробовать писать. Поскольку военная карьера в подобной армии меня к тому моменту прельщала не очень. Так что, если бы она рухнула напрочь – я бы уже не слишком расстроился… Впрочем, этот самый импровизированный спортивный зал в лесных зарослях появился вовсе не вследствие этих моих размышлений о команде. Изначальной причиной его появления стал мой собственный переезд. А он, в свою очередь, случился потому, что мои мама с папой наконец-то закончили с обязательной отработкой по направлению после института и перевелись-таки в наш городок. Да, оба. Вместе. Чему я был весьма рад. А вот тому, что им выделили комнату в общежитии, после чего они тут же забрали меня от дедуси и бабуси – уже не очень. Прижился я у моих любимых стариков. Хотя какие они сейчас к лешему старики?! Деду всего пятьдесят три исполнилось, а бабусе и вовсе сорок девять. На фоне меня почившего – совсем сопляки еще… Обвыкся я у них. К тому же там у меня была, почитай, своя комната. А в общежитии мы в комнате жили все трое, причем размерами она была едва вполовину гостиной, в которой я обитал у дедуси с бабусей. Из коммунальных удобств в нашей комнате имелся только туалет, мыться же предлагалось в общественных душевых, располагавшихся на первом этаже в противоположном от нашей комнаты конце здания. Кухни тоже не имелось – одна раковина, но ее удалось организовать путем покупки навесного шкафчика для посуды и компактной переносной электрической плитки на две конфорки, установленной на упаковочном деревянном ящике. Вода тоже была только холодная. Но это не главное. И не в таких условиях пришлось пожить в прошлой гарнизонной жизни… Главным стало то, что из-за крошечных размеров комнаты после того, как мы на ночь раздвигали диван и раскладывали мое кресло-кровать – заниматься моей уже ставшей для всех привычной утренней зарядкой-разминкой мне становилось совершенно негде. Потому что при любом движении рукой или ногой я рисковал задеть или шкаф, или диван, или кресло, или раковину… Попытки занятий в холле привели к тому, что на меня стали пялиться, а потом смеяться и отпускать разные дурацкие шуточки. Что приводило мою «детскую половину» едва ли не в бешенство. Нет, я уже научился по большей части сдерживать подобные порывы, но иногда все равно прорывалось. Особенно когда в холл выползали те двое белобрысых близнецов из сто седьмой комнаты… Поэтому мне и пришлось озаботиться поиском места для занятий. И я его нашел. В овраге, ведущем к реке параллельно Пионерскому проезду, по которому протекал ручей с поэтическим названием Репинка. Там, среди зарослей лещины, обнаружилась уютная полянка, где я и занялся своими упражнениями. До нее от общаги было чуть больше километра, так что еще и пробежка получалась… Детдомовские здесь появились после того, как я вспомнил про фильм и персонажа-председателя и решил расширить диапазон занятий. Для чего выпросил в библиотеке бассейна (ага, там она тоже, как выяснилось, была) прошлогоднюю подшивку газеты «Комсомольская правда». Они, заметив ее, нацелились на нее как на макулатуру, горячо одобрив мою «предприимчивость», а когда я не дал, озадаченно поинтересовались: а на хрена я ее взял-то? И на следующее же утро прискакали всей толпой на мою полянку. После чего заявили, что теперь тоже будут заниматься со мной по утрам. Кстати, именно после этого их заявления у меня и забрезжило насчет команды… Ну, то есть не совсем так. «Брезжило»-то у меня уже давно. Но после того как пацаны заявили, что сто процентов присоединятся, я внезапно осознал, что вот он – отличный способ начать двигаться в этом направлении. Ну и начал… После того как все закончили, детдомовские старательно собрали сорванные с подшивок газеты (а чего добру пропадать-то?) и, попрощавшись, убежали. Ну а мы с Козей двинулись вместе. – А ты давно с пацанами из детдома корешишься? – несколько ревниво поинтересовался он. После того инцидента с сигаретой и последовавшего за ним разговора парень назначил себя моим «лучшим другом», повсюду таскаясь за мной хвостиком и все свободное время маяча рядом с моим подъездом. Ну, чтобы не упустить момента, когда я выйду во двор. Я пытался его сподвигнуть на то, чтобы не убивать зря время и заняться чем-то полезным, но он, совершенно со мной не споря, все равно все свободное время околачивался в нашем дворе. Ну до моего переезда. Чем он убивал свободное время сейчас – я не знал… Но едва только до него дошла инфа о нашей лесной спортплощадке, как он мгновенно же оказался тут как тут! – Да почти четыре года уже. На секции по плаванию познакомились. – И они тебя не побили? – Еще как побили! – усмехнулся я, вспоминая все перипетии того давнего знакомства. – Но потом мы задружились. И вот до сих пор дружим. – Ага! – Козя разбежался и, подпрыгнув, оторвал веточку от нависшей над тропкой ивы. Я едва заметно улыбнулся. Ну да – это мой совет! Хочешь подрасти – прыгай. Увидел ветку – подпрыгни, фонарь свешивается низко – опять подпрыгни и хлопни по нему ладошкой, козырек над подъездом – опять же подпрыгни и коснись рукой. Сможешь сотню раз в день подпрыгнуть – хорошо, двести – отлично, триста – вообще великолепно. Чем больше прыгаешь – тем выше вырастешь… Насколько все это правда, я не знал, хотя про подобную теорию не только слышал, но и читал. Был в СССР такой тренер прыгунов Виктор Лонский. Он разработал целую методику по увеличению роста. Для одного из своих учеников – Рустама Ахметова. И тот «напрыгал» себе 187 см, притом что рост его отца был 166, а матери – всего 162 сантиметра. Нет, одними прыжками там дело не ограничивалось – были и растяжки, и висы на перекладине, в том числе и вниз головой, и с утяжелениями, но главным были именно прыжки. Ну я и рассказал об этом Козе. А он загорелся. – А сам-то чего не прыгаешь? – поинтересовался Козя, когда мы подошли к перекрестку с улицей Шацкого, на котором наши пути расходились. Козе было направо через парк на проспект Ленина, а мне налево, за стадион, к общаге. – А зачем? – пожал я плечами. – Я и так – та еще дылда. Мне ведь только восемь лет, а я уже давно выше тебя на голову… Ну, то есть был. Сейчас-то уже поменьше. – И чего? – ревниво протянул Козя. – А если бы прыгал – так и остался. У меня за полгода уже почти два сантиметра прибавилось. Я вчера мерил… – Так сильно высоким быть тоже не очень-то и хорошо, – пояснил я. – И одежду на свой рост хрен найдешь, и макушкой за притолоки цепляться также хорошего мало. Все же двери и проемы рассчитываются на плюс-минус средний рост. Так что лучше я немного выше среднего буду. А это у меня и без прыжков получится. Сам же моего деда видел. Вот я где-то в него и вырасту. Может, чуть-чуть повыше. Акселерация ж… – Это тебе повезло, – с нотками зависти произнес Козя. – А у меня все мелкие – и папка и мамка. Если не напрыгаю себе роста, то так и… Ладно – пока! – Он махнул рукой и рванул вверх по улице. Ну а я тоже прибавил ходу, устремившись в сторону стадиона. В комнату я ввалился, когда папа и мама уже встали и убрали постель. Это приходилось делать сразу после подъема, потому как иначе даже завтрак накрыть было просто негде. Вот такая у нас была комнатка. – Рома, давай быстро мой руки и садись кушать, – позвала мама, резавшая колбасу на разделочной доске, установленной прямо над раковиной. – Счас, только в душ на минутку сбегаю, – прокричал я и, схватив свежие трусы и полотенце, выскочил из комнаты и понесся по коридору в душевую. Душевых кабинок в мужском отделении было всего три, так что вечерами в них выстраивались настоящие очереди. Но с утра там обычно было пусто. Мама у меня добрая, но слегка того… авторитарная. Похлеще, чем бабуся. Ну да у бабуси было еще четверо сестер и братьев, а мама у моих дедуси с бабусей одна. Потому и слегка того, балованная… Привыкла с детства, что ее слово всегда самое главное. Ну почти. У бабуси в принципе не очень-то и забалуешь. Однако, когда ребенок один – такое временами случается… Но это я уже потом, когда у самого дети и внуки пошли, понял. То есть и особенности маминого характера, и откуда у них ноги растут. А в прошлой жизни в этом возрасте я у мамы почти по струнке ходил. Так она меня отдрессировала! Но в этот раз у нее с этим некоторые трудности. Потому как у меня свои планы, и все, что им мешает, я аккуратненько так купирую и сливаю… – Ну что, сегодня опять в школу сам побежишь? – поинтересовался папа, когда я покончил с бутербродами и перешел к кипяченому молоку. Вот ведь странно, в прошлой жизни я его терпеть не мог, а сейчас пью с удовольствием. Я вообще многие свои прошлые привычки пересмотрел. Например, воду пью только кипяченую. Потому как в нашем городке она хоть и чистая и вкусная, но сильно минерализованная (оттого, кстати, и вкусная), вследствие этого у нас чуть ли не треть населения к тридцати годам обзаводится камнями в почках. Я сам в прошлой жизни от этого страдал. Как раз из-за нелюбви к кипяченой воде. Так что на этот раз решил поберечься смолоду… Вот только пенок по-прежнему не переношу. – Ну да, а как еще-то? – удивился я. Папа был единственным, кто ворчал по поводу моей неожиданной для него самостоятельности. Но более-менее серьезно это проявлялось только в первый месяц после того, как они приехали. Сейчас он вроде как уже привык к тому, что я по всем моим «точкам» перемещаюсь самостоятельно. А их у меня уже три – то есть на самом деле четыре, но две, так сказать, совмещенные. Потому что секции гимнастики и плавания размещаются в здании бассейна. Или, если быть точным – спортивной школы «Квант». Ну а остальные две – это дом дедуси и бабуси, а также музыкальная школа, в которую я хожу уже почти год. С прошлой осени. Хм, тогда откуда этот вопрос? – А если мы куда подальше переедем, тогда что делать будешь? – продолжил отец. – Куда это мы переедем? – удивился я. И замер. Неужели… Отец улыбнулся: – Нам с мамой квартиру выделить обещают. В новом районе. На сороковом квартале… Купить квартиру в СССР было практически невозможно. Потому как доступными для покупки были только кооперативные квартиры. А их строилось не более сотой части от всего объема жилья. Все остальное было государственным. Ну в городах… Да и в деревнях с частной собственностью на жилье тоже все было не очень однозначно. То есть дома вроде как были частные, однако и дом и участок могли быть в любой момент изъяты государством, если бы потребовалось в этом месте провести дорогу или, там, построить новый мост либо даже коровник. Причем возмещение владельцу выделялось не по какой-то там рыночной стоимости (не было в СССР никакого рынка жилья), а строго по установленным государством расценкам. Положено за дом выплатить владельцу четыреста рублей – получите и распишитесь. Ничего сверх этого государство вам не должно… Ну а государственная квартира «выдавалась» предприятием или учреждением, на котором трудился работник, для проживания оного. Но именно для проживания, а не в собственность. Поэтому продать ее было невозможно. В лучшем случае обменять. Однако этот процесс был весьма геморройным. Причем настолько, что вокруг него кормилась немногочисленная когорта жилищных маклеров, организующих целые обменные цепочки. Скажем, однушка в Москве менялась на трешку в Воронеже, та на двушку в Риге, а рижская – на две однушки в Выборге… Делалось все это не забесплатно, конечно, а за деньги. И очень неплохие. Скажем, если, как я уже упоминал, дом в деревне по госрасценкам стоил всего четыреста рублей, то стандартной таксой маклеров была целая тысяча. А при более сложных случаях цены вырастали многократно… Впрочем, теоретически существовала возможность обменяться и напрямую. Через объявление в газетах или как-то по знакомству. Но реально в жизнь такие возможности воплощались настолько редко, что ни одного человека, совершившего нечто подобное, в кругах моих знакомых просто не существовало. Только слухи ходили. Ну знаете такие: «моя двоюродная тетушка ходила на лечебную гимнастику с одной женщиной, у которой брат знает одного человека, который сумел обменять свою двушку в Сестрорецке на однокомнатную в Подольске…» Но это было возможно, только если имелось что менять. А с этим в стране также были большие проблемы. Нет, на улице никто не жил, но нередки были случаи, когда в девятиметровой комнате общежития проживало ажно три поколения одной семьи – бабушка, дедушка, папа с мамой и ребенок. Или по восемь человек в стандартной «двушке»… Так что о жилье мечтали, и все, кому повезло им обзавестись, держались за него обеими руками. Ибо в случае переезда проживающий в данной квартире должен был непременно «сдать» ее обратно. Иначе это грозило немыслимыми карами, среди которых то, что на новом месте его не поставят на «жилищную очередь», было едва ли не самым слабым. Впрочем, даже это всего лишь означало, что на новом месте его опять ждали все те мытарства, которые он уже один раз прошел, когда получал прошлую квартиру. Включая проживание в съемном жилье или общаге. Причем бывало, что мужа и жену размещали отдельно. То есть мужа загоняли в мужское, а жену в женское общежитие… А еще – обеспечение жильем очень сильно зависело от отрасли, в которой трудился человек, и от конкретного предприятия. Оборонка и заводы-гиганты, как правило, имели довольно обширные программы строительства жилья. Так что работники подобных предприятий зачастую имели возможность «заслужить» себе квартиру лет за шесть-восемь. А вот всякие предприятия из небольших городков или райцентров, типа кожевенных заводов, лесхозов, небольших деревообрабатывающих предприятий и мебельных фабрик, а также мелких мехмастерских, молокозаводов и тому подобных, на которых работало более половины всех трудящихся страны, ждали своих вроде как бесплатных квартир от родного государства десятилетиями. И частенько так до смерти и не дожидались… Но у института, на который трудоустроились мои родители, с жильем все было хорошо. Прямо сейчас в чистом поле строился новый квартал из нескольких десятков многоквартирных домов, в одном из которых мы в тот раз и получили двухкомнатную квартиру. Да-да, в том самом «сороковом квартале» о котором отец и упоминал. Она была типичной «улучшенной хрущобой» с крошечной кухней, на которой просто не было места под холодильник, и его пришлось ставить в коридоре, с тесными ванной и туалетом, в котором колени при закрытой двери упирались прямо в нее, с уличным холодильником под кухонным окном, из которого зимой сильно тянуло стужей. Но это было наше первое жилье. И мы были ему очень сильно рады… Однако теперь-то я понимал, что оно было не совсем тем, во что стоило сразу же вцепляться. В нашем городе были дома и получше. Например, те же дома-«сталинки», в одном из которых получили квартиру дедуся и бабуся… Плюс у меня была еще одна причина попытаться переиграть это. Дело в том, что в прошлой жизни я после переезда был переведен в другую школу. Новую. Только что построенную. И соответственно с пока еще не сложившимся учительским коллективом. Вследствие чего, например, тот же английский язык нам пару лет преподавали все, кто ни попадя – от разных подменных учительниц из других школ до старшей пионервожатой. Из-за чего родителям пришлось нанимать мне в десятом классе репетитора по английскому. Да я даже английского алфавита к девятому классу не знал! Если же мы сможем получить квартиру где-нибудь в старом городе, то мне точно не придется никуда переходить из своей школы. А она как раз была в городе одной из лучших. Во времена перестройки на ее базе даже создали гимназию, выпускники которой поступали в московские вузы почти поголовно. – Па-ап, а скажи – ты не думал насчет того, что, может, чуть подождать и попытаться взять квартиру в таком же доме, как у бабуси с дедусей? – осторожно поинтересовался я, когда мы уже закончили с завтраком и мама помыла посуду. – А зачем? – удивился отец. – Нам же предлагают квартиру в новом доме. Улучшенной планировки! – Ой, да знаю я эти новые дома, – пренебрежительно махнул я рукой, – комнаты – клетушки, кухня – вообще не развернуться… – И тут же прикусил язык. Потому как откуда я мог их знать-то? Я ведь, по идее, вот только что вообще узнал, что нам должны квартиру выделить… – Откуда это ты их знаешь? – насторожилась мама. – Ну-у-у… й-а-а… это-о-о… мы с пацанами… ну детдомовскими… по стройке лазили… – замямлил я, лихорадочно изобретая, где и как я мог хоть что-то увидеть и узнать. – Ты не должен водиться с ними, – строго произнесла мама. И вот этого я уже спустить не мог. – Мама, они – мои друзья, – мягко, но непреклонно начал я, упрямо вскинув голову. Ну вот, снова начинается «лечение». – И я их никогда не предам. Как и они меня. Мама нахмурилась. – Рома, ты не понимаешь – может, они тебе и нравятся, но-о-о… не все так, как тебе кажется. Понимаешь, в детдоме оказываются дети, от которых отказались родители, и-и… – И вовсе не отказались, а умерли. У троих пацанов из моих друзей родители погибли. – Я набычился. – У двоих от бандитов, а у одного, как папин папа, – от холеры. – Мой дед по отцу умер в эвакуации, в Алма-Ате. Так что я его никогда не видел. Дед был главным инженером электростанции и занимался организацией электроснабжения эвакуированной из оккупированных районов оборонной промышленности. Мотался по объектам, спал, где придется, ел и пил, что нашлось, – ну и где-то на объектах заразился холерой. Эта болезнь в Средней Азии вполне себе эндемик, а уж когда туда приехала толпа эвакуированных, а медицинские ресурсы были в первую очередь оттянуты на войну, ее вспышка стала практически неизбежной… – И у всех они были фронтовики. Так что мои друзья – наследники настоящих героев! – Тут я гордо вскинул подбородок. Мама замерла. А что тут скажешь-то? Ну да – умею я поиграть словами. Не то что маму или там учителей – завуча по воспитательной работе в тупик ставлю! Так что нравоучение затихло, так и не начавшись… Впрочем, совершенно не факт, что из-за того, что я, так сказать, победил в дискуссии. Просто уже наступило время выдвигаться. Родителям на работу, а мне в школу. До школы я добежал довольно быстро. Сентябрь в этом году выдался вполне себе теплым, так что я бежал налегке. Форма у меня хранилась прямо в школе. Как и портфель. Я договорился с физкультурником, и он разрешил мне переодеваться у него в кабинете. А куда б он делся-то? Несмотря на юные годы, меня уже записали в сборную команду школы, причем как по плаванию, так и по гимнастике. Потому как за прошедший год заработал третий взрослый разряд по плаванию и первый юношеский по гимнастике. Для взрослых разрядов по гимнастике мне пока возраста не хватало. К соревнованиям, на которых можно было получить взрослые разряды, допускали только с девяти лет. А то бы я и там уже точно взрослый разряд сделал. Причем скорее всего даже не третий, а второй. И это было не мое личное мнение, а Михаила Львовича… А все потому, что у меня отчего-то начала проявляться какая-то сумасшедшая выносливость. Может, это стало результатом того, что я так рано начал заниматься спортом. Причем в отличие от прошлого раза куда более серьезно и системно. А может, дело в том самом ушу, которым я занялся вообще почти сразу же после своего возвращения в это время. Недаром же китайцы вовсю описывают благотворные последствия развития всяких там чакр и других «вместилищ ци». Вернее, чакры – это индийцы. Ну йоги там всякие. У китайцев нечто подобное называется дантянь… Вот типа они и развились. Тем более что этой весной у меня снова начали проявляться всякие странные ощущения. Ну, типа я снова начал чувствовать нечто вроде внутренней энергии. Причем не только чувствовать, но еще и эдак потихоньку у меня стало получаться немного ею управлять. Например, поднапрячься и заставить ее по большей части «слиться» куда-то в область ног. Ну, когда, например, долго бежал и ноги уже начинали побаливать. После чего мне начинало казаться, что бежать становится заметно легче. Или, наоборот, принудить эту энергию стянуться куда-нибудь в легкие. Ну, когда они начинают гореть и захлебываться… Увы, делать все это одновременно пока не выходило. А жаль – «напитывать энергией» одновременно дыхалку и мышцы ног точно было бы круто… Но и так я на занятиях по физкультуре временами чувствовал себя натуральной лошадью. Типа – бегу и бегу, подтягиваюсь и подтягиваюсь, отжимаюсь и отжимаюсь, а усталость все не приходит и не приходит. Я даже как-то летом среди недели решил устроить себе тренировочный забег. Ну, чтобы проверить, точно оно работает или только так кажется. Так вот, попеременно «сливая» или, наоборот, «подкачивая» эту самую энергию то в ноги, то в легкие, мне удалось где-то за час с небольшим по тропкам и проселкам добежать ажно до Угодки. То есть Угодского завода, который где-то в середине семидесятых переименовали в город Жуков. Потому что рядом с ним располагалась родная деревня Маршала Победы Георгия Константиновича Жукова – Стрелковка. А это, извините, где-то километров тринадцать-четырнадцать. Показатель, ек-макарек! Потому что для моего возраста временных нормативов даже на километр бега еще не назначается: добежал хоть за сколько-то – и уже молодец. Я же не один, а целых тринадцать километров пробежал… Нет, я не исключал, что все эти ощущения – всего лишь самовнушение и причины моей весьма необычной для этого возраста выносливости куда более прозаичны, но, блин, ведь туча народа в том моем покинутом будущем писала, снимала ролики и всякими иными способами вещала, что вот эта вот энергия есть, они ее чувствуют, они могут ею управлять, и она оказывает на них то или иное благотворное воздействие. Неужели все они врали? В класс я вбежал одним из последних. Пока ополоснулся, пока переоделся… – Ромка, домашку по математике сделал? – тут же подскочил ко мне мой сосед по парте Серега. Отношения у нас с ним были… никакие. Потому что он был тем еще лентяем, к тому же постоянно старавшимся, как это говорится, «въехать в рай на чужом горбу». Даже когда наша парта оставалась дежурными по классу, что предусматривало уборку с мытьем полов после окончания уроков, Серега постоянно выдумывал какие-то причины, чтобы смыться, оставив всю работу на меня. То у него живот болит, то у тетки в деревне корова рожает, то батя ногу подвернул… А с домашкой – это прямо классика. Ну вот ни разу не припомню, чтобы он ее сделал, – постоянно списывал. А ведь тот еще здоровый лоб. И старше меня на два года. Потому как я на этот раз пошел в школу в шесть лет, а он почти в восемь! – Конечно! – ехидно усмехнулся я. Серега, заметив это, приуныл. Прошлой весной я ему перестал давать списывать. Нет, мне не жалко – но совсем же лоботряс! Пусть сам хоть когда-нибудь напряжется. Да и любая помощь обычно предусматривает взаимность. А чего с него, лентяя, можно взять-то? Так что шансов раскрутить меня у соседа по парте не было. Но он все равно заканючил: – Ну, дай списать, а? Ну чего тебе стоит! – Не-а… Серег, я тебе уже говорил: помочь – всегда пожалуйста! В любой момент подходи. Сядем – разберемся. А списать не дам. Если ты хочешь из себя дебила делать – пожалуйста! Твое дело. Но я в этом не участвую. – А чего сразу дебила-то? – набычился тот. Я делано сокрушенно вздохнул, а затем начал нравоучительным тоном: – Ну вот скажи мне, сколько раз я тебя «на ручках» укладываю? – А это-то при чем? – вскинулся Серега. – Семь из семи! – торжественно продолжил я. Ну да, руки у меня нынче тоже раскачались. Ну так плаванием же занимаюсь. Сами попробуйте три раза в неделю по полтора часа подряд воду загребать – еще и не так раскачаетесь. Да и по общему уровню развития я тоже был намного круче себя прошлого. Даже пальцы поднакачались. У меня даже как-то один раз получилось раздавить всеми пальцами шарик от пинг-понга! Я их постоянно в кармане таскаю. И давлю. Даже когда бегу… Ощущение, когда у меня это получилось, было слегка сюрреалистическим. Будто не сам я этого добился, а типа персонажа в какой-нибудь РПГ раскачал… Но, подумав, я понял, что скорее всего дело не столько в моей такой уж великой крутости, а просто шарик оказался слегка бракованный. Дырка там какая в нем была, или пластик тонковат. Ну не в восемь лет такие подвиги совершать… – И знаешь почему? Потому что тренируюсь! Так вот, домашка по математике – это тренировка мозгов. И если ты ее делать не будешь – так дебилом и помрешь!