– Она помогла мне с резюме, вот и все. Она ничего не может, говорю тебе. – Вот как? Брови отца сошлись на переносице, он еле слышно пробурчал что-то по-арабски. Узкие темные губы почти не двигались под седыми усами. Хасин попросил повторить. – Работать надо, – заявил отец неожиданно торжественным тоном. – Ага. А еще надо, чтобы работа была. – Надо найти. Если захочешь – найдешь, – ответил отец, убежденный в своей правоте. – Точно. Кстати, в понедельник утром я пойду в магазин затариваться. В холодильнике пусто. – Вот это хорошо. Старик был большой мастер по части проработки, но стоило Хасину заполнить холодильник продуктами, как все нравоучения заканчивались. Юноша встал. Он сказал, что уходит на вечер. – Куда это? – Не знаю. Никуда. – Как это – никуда? – Я не поздно. – Ты всегда поздно возвращаешься. Хасин уже вышел из комнаты. В коридоре он поспешно натянул кроссовки и куртку, но это не помогло ему избежать последнего совета. – Наделаешь глупостей – пеняй на себя. Хасин пообещал глупостей не делать и вышел к приятелям, уже ожидавшим его на площадке у подъезда. Кадер немного дулся. Хасин поддразнил его ровно столько, сколько было нужно, чтобы привести настроение в норму. Потом все стали просто без дела смотреть, как крутятся на автодроме машинки. Элиотт свернул маленький косячок, у него почти ничего уже не осталось. Маловато на шестерых. Вместо расслабления это вызвало всеобщее раздражение. – Чего делать будем? – спросил Саид. Этот ритуальный вопрос все слышали раз по десять за день. – Не знаю. – Двинем куда-нибудь. – Куда двинем? – Двинем, там посмотрим. – Двигай, только не усни. Каждый старался вытянуть из косяка как можно больше. Мусс вообще обломался: ему осталось только раздавить окурок в пыли. Вскоре мамаша с дочкой вырубили ток, и последние посетители растворились в темноте. Женщины тоже удалились вместе с кассой, на прощание помахав ребятам. Дома теперь сложились в пейзаж из прямых линий, усеянных голубыми осколками. Возраст городка канул во мраке. Не осталось ничего, кроме темных громад, острых граней да освещенных окон. И скуки. – Блин, ну и тоска… – Ёпрст, что будем делать-то? – Пошли, плевать, что-нибудь придумаем. – Сверни хотя бы еще косячок. – Ну уж нет, у меня вообще почти ничего не осталось. – Завтра получишь, нормально. – Вот завтра и посмотрим. – Слушай, не будь ты сукиным сыном, плевать на твои проблемы. – Сказал – завтра. День подходил к концу. В понедельник Хасин попробует продать байк. Он знал одного типа, который торговал всякими железками. За него можно будет взять пол- сотни. 6 Когда кузены добрались до дома Антони, было уже утро. Они чувствовали себя грязными, разбитыми. Плюс ко всему их поджидал отец, сидя за рулем своего грузовичка. Тут же был и сосед в шортах и пляжных шлепках со стаканчиком дымящегося кофе в руке. Увидев их, он расхохотался, но это было скорее попыткой разрядить ситуацию. В грузовичке работало радио, и гнусавый голос без конца повторял припев какой-то песенки. – Ну и где вы были, гаврики? Отец посмотрел поверх солнечных очков куда-то вдаль, словно хотел определить по солнцу, который сейчас час. Ребята застыли, не доходя до него, и стояли, опустив руки. – Да уж, хороши гуси, – сказал сосед. Отец кашлянул, прочищая горло, протянул руку к бутылке с водой, стоявшей рядом с ним на сиденье, отпил добрую половину и поставил обратно. Видно было, что он тоже не в лучшей форме. Он еще раз прочистил горло и закашлялся. – Я уже несколько часов жду. Где ты шлялся? – Сегодня суббота, – проговорил Антони. – И что? Поэтому ты можешь не ночевать дома? Ребята долго шли, возвращаясь из Дремблуа, голосуя каждый раз, как на дороге показывалась машина. За всю дорогу они не сказали друг другу и сотни слов. Антони подташнивало. – Да ладно, дело молодое, – миролюбиво сказал сосед. – Ничего страшного не случилось. – Ага, – отозвался отец. – Знаешь, я сам как-нибудь разберусь со своими делами, если ты не против. Сосед понял намек, а отец выпрыгнул из кабины своего «Ивеко». На нем были башмаки, полученные когда-то по линии социальной помощи, джинсовые бермуды и майка без рукавов. Он поискал в кармане сигареты, и ребята увидели, как под загорелой кожей заиграли дельтовидные мышцы и сухожилия. – Ну, я пошел, – сказал сосед. Отец сделал вид, что не услышал. Закурив, он снова принялся за Антони: – Ну? Что скажешь в свое оправдание? – Ладно, не буду вам мешать, – снова сказал сосед. Продолжая натужно улыбаться, он поднял на прощание беспалую руку. – Ага. Передавай привет Эвелин, – сказал отец. Обязательно передаст. И он ушел, с трудом переставляя ноги. У него были непомерно толстые икры. Как-то раз он сдал кровь на анализ, и выяснилось, что у него зашкаливает холестерин. После этого он не спал три ночи, но от колбасы с ветчиной тем не менее не отказался. Когда-нибудь все равно придется умереть. Отец снял с кончика языка табачную крошку. Антони видел в его солнечных очках свое искаженное отражение. Выглядел он неважно. – Ну? – Мы были у приятелей. Немного выпили. Решили, что лучше там и заночевать. Губы отца сложились в двусмысленную улыбку. Он обернулся к кузену. – Думаю, тебя дома заждались. Ребята не спеша ударили на прощание по рукам, и кузен тоже отчалил. Антони остался под палящим солнцем один на один со своим похмельем и отцовским взглядом. – Что это за штучки? Вы что, теперь прощаетесь как эти черножопые? Еще салам алейкум скажите! Антони промолчал. Он думал о пустоте в глубине гаража. – Давай залезай, – сказал отец. – Работа есть. – Могу я сначала хоть душ принять?