Может, этот капитан Мартынов полезный и хороший воин. Вон, на Кавказе же служит, а не в Петербурге, но бить пацанок наотмашь по лицу – это вредно для здоровья. Брехт решил товарища покалечить. Да, за дуэль его могут арестовать в Петербурге по возвращению и судить. Ну и чем Жорж Дантес с Мартыновым отделались? Одного домой отправили, другого в Киев молиться отослали. Ну, съездит в Киев, посмотрит Мать городов русских. А интересно, Киев, он что, женского рода, почему не отец? А самого могут убить? Почему кортики не выбрал? Капитан же может быть хорошим стрелком? Может. Но не убьет. – Ваши условия, ваше превосходительство? – навытяжку встал перед ним секундант капитана – поручик Гельфрейх Антон Борисович. – Стреляемся каждый своими пистолетами с расстояния в сто шагов, до ранения или смерти. – Сто? Но пуля… – Проверим? Встанете от меня за сто шагов? – Маленький, чуть выше полутора метров поручик, молодой парнишка белобрысый, тот самый со щегольскими усиками, на Лермонтова похожий. Только тот темнее был – шатен. – Пуля… – Поручик, встанете от меня на ста шагах? – Но оружие должно быть равноценным. – Да? Беда. – Так хотелось пулю Петерса испробовать в деле, а не по мишеням. – Ладно, у меня пара пистолетов. Нечестно? Конечно, нечестно. Девочек бить тоже нечестно. Придется самому стрелять пулей Петерса, а капитану дать обычную круглую. Зря он, что ли, в Москве за приличные деньги купил пистолеты с нарезами в стволах. – Покажите ваши пистоли, – не сдавался поручик Гельфрейх. Брехт сходил к бричке своей, достал коробку с парой винтовальных пистолей. Специально взял горцам способности свои показывать, когда убеждать их будет послужить императору Александру. Показал пистолеты поручику. Тот нарезы мигом углядел. – А пули? Были к этим пистолетам и обычные пули – круглые. Чуть меньшего калибра, специально граф их отлил немного для введения горцев в заблуждение. – Такая пуля не пролетит ста шагов. А если и пролетит, то на излете. – Вот и проверим. – Хорошо, ваше превосходительство, кто будут ваши секунданты? Брехт подвел к своим офицерам, указал на майора. – Парадовский Феликс Осипович. А это поручик Манкошев Иван Николаевич. Эти господа и будут моими секундантами. – Давайте пистолеты, мы их зарядим, – протянул руку егерь. Блин. Засада. И не скажешь же, что сам зарядишь. – Пожалуйста, – Петр Христианович протянул егерю коробку с пистолетами. Думать надо. Возомнил, блин блинский, себя бессмертным. Что там с этими пистолетами и круглыми пулями? Метров на пятьдесят пули летят, не дальше. На дуэлях обычно стреляются с десяти или двадцати шагов. Ладно. Попробует выстрелить, как из орудия с закрытой позиции. Может, и долетит пуля. А если нет, то следующий выстрел с пятидесяти шагов, там уже точно можно приподнять ствол и попробовать при этом не промахнуться. Разошлись от воткнутой в траву сабли, прямо как в кино. – Стреляйте, – донеслось до графа, и он выждал, чуть повернувшись боком. Выстрелил капитан, окутавшись облачком белого дыма. Пуля не долетела, ну, или далеко мимо пролетела, по крайней мере, Брехт ее не слышал, не прожужжала у виска. Он прицелился и стал медленно, чтобы не ушла рука в сторону, поднимать пистолет. Примерно до тридцати градусов дошел и плавно нажал на спусковой крючок, зафиксировав кисть. Ба-бах. Н-да, про отдачу забыл. Чуть не вырвало пистолет из руки. Когда дым рассеялся, Брехт капитана не увидел. Только потом понял, что вот тот зеленый холмик на зеленой траве – это и есть Мартынов. Пошел к нему. Туда же бросились, но бегом, секунданты. Петр Христианович торопиться не стал. Физика – это наука. – Ранен, – донеслось до него, когда уже поближе подошел. Н-да, тот самый золотой выстрел, как на броненосцах. Пуля поднялась вверх и спикировала оттуда на голову капитана. Не убила и даже вреда никакого почти не нанесла, ударила на полном излете в лоб и рассекла кожу. Ну и оглушила немного. – Я не ранен! – заорал очухавшийся капитан. – Стреляемся дальше! – Господа, что вы скажете? – повернулся к его секундантам Брехт. – Ранение не… – Это ранение, – разделились мнения. – А вы, господа? – к своим повернулся Петр Христианович. – Это ранение. И тут произошло неожиданное. Этот Мартынов вытянул из земли саблю, к которой за время этого разговора уже подошли, и бросился с нею на Витгенштейна. Мать же ж, твою же ж!!! Еле успел уклониться. Секунданты прыснули в сторону, никому под руку психу попадаться не хотелось. У Брехта с собой вообще никакого оружия не было. В шелковой рубашке стоял. Второй раз увернуться удалось с огромным трудом, сабля пронеслась в сантиметрах от виска, даже волосы шелохнулись на голове от ветерка. – Стоять! Бояться! – заорал во всю глотку Петр Христианович и ушел кувырком под ноги капитану при третьей атаке. Ровно на мгновение замер Мартынов, но этого хватило. Сабля скользнула над катящимся уже к капитану Брехтом, он оказался в шаге от психа и, перевалившись на бок, достал носком сапога по интиму. Омлет. Капитан выронил саблю и скрючился. Ну всё, гаденыш! Витгенштейн вскочил и хуком справа вложился со всей силы, злости и испуга. Мартынова подбросило и, пролетев пару метров, он свалился на спину. Ну, нокаут-то точно. Секунданты капитана бросились к нему, а Брехт подошел и забрал саблю, мало ли, может, егеря все бешеные. – Он мертв! – взвизгнул поручик Гельфрейх. Чего они все визжат? Егерь должен был степенным, как можно себе представить снайпера холерика. Событие сорок девятое Мы молоды, как наши надежды, и стары, как наши страхи. Вера Пейффер Пока они нас боятся, пусть ненавидят сколько хотят. Гай Юлий Цезарь Август Германик Комендантом Константиногорской крепости был генерал-майор Петр Гаврилович Лихачев. Он же был шефом 17-го Егерского полка, расквартированного в этой крепости. Крепость это не те замки, что во Франции и Англии понастроены, и это, конечно, не Брестская крепость со своими равелинами. В это время каменных крепостей с башнями не строили, это были земляные укрепления с бастионами и с полубастионами, которые вооружались орудиями. А вот размеры вполне тем английским замкам соответствовали. Площадь – около трех десятин. Читай гектар. Тридцать тысяч квадратных метров. Звучит серьезно, а на самом деле квадрат сто семьдесят метров на сто восемьдесят. И там три батальона солдат. Просто вплотную друг к другу стояли бараки, домики, палатки. Валы с бастионами были не сильно высокими, однако подойти к ним снаружи было не просто, с трех сторон крепость окружали низменные поймы, которые затапливались водой в весеннее время. В остальное время года там были труднопроходимые болота. Сейчас в конце мая именно на болото это и походило. Причем зловонное. Отходы жизнедеятельности туда же сбрасывали. Мазохисты, блин. А еще это прямой путь ко всяким холерам и дизентериям. Сама крепость стояла на надпойменной террасе. Со стороны речки Подкумка она до террасы круто обрывалась вниз. В крепости в 1783 году построили церковь. Церковь была деревянная и, как и бастионы, тоже не сильно высокой. И совсем не великой, и тридцати человек вместить не могла. В ней сейчас и отпевали капитана Мартынова. Брехт туда, понятно, не пошел, даже в саму крепость не пошел. Черт его знает этого шефа 17-го Егерского полка, что ему в голову взбредет. Еще арестует и отправит в цепях в Петербург. Генерал-майора Петра Гавриловича Лихачева Витгенштейн не знал. Как так, генералы и друг друга не знают?! Так Павел в первые годы своего правления отправил в свои деревни в ссылку больше тысячи генералов. Пойди, познакомься со всеми. Тем более что Лихачев был на Кавказе, а Витгенштейн в Москве. На отпевание от их полуэскадрона отправился один майор Парадовский Феликс Осипович. Дождались его и поехали дальше, поспешили убраться с недружественной территории. За два дня нужно было добраться до Нальчика, а до него сотня километров или верст. Брехт хотел в крепости попросить проводника, знающего кабардинский язык, но раз так сложилось, то просто спросил на рынке в слободе, есть ли желающие скататься за двадцать рублей до Нальчика. Нашлось сразу трое, Брехт взял двоих. Один был старым солдатом, дедок бойкий, полжизни провел на Кавказе и помнил еще Суворова, который и начал строить эту крепость. А второй был местный дядька бородатый родом из аула Нарткала, что недалеко от Нальчика. Ну, это он сам на сносном русском сказал. На карте английской такой аул не указан, так что, поди – проверь. Звали кабардинца Зубер Шогенцуков. Дорога петляла по ущельям, стояла ужасающая жара и влажность плюсом под сто процентов. Все время мокрый от пота и этой влаги, Брехт Ваньку из коляски своей пересадил на коня, а сам все два дня провел в разговорах с Зубером. Прямо кладезь информации, особенно если учесть, что ни Витгенштейн, ни Брехт ничего почти о Кабарде не знали. Даже некоторые слова Петр Христианович на черкесском пытался выучить. Как-то не задумывался, а оказалось, что кабардинцы и черкесы это, по существу, один народ, слегка веками разделенный, но язык у них один. Дикий народ? Наверное, у них даже письменности нет. Все предания устно передают из поколения в поколение и при этом свою историю ведут на тысячи лет вглубь веков. Устройство социальное у них напоминает Европу века двенадцатого, ну или Русь в то же время. Князья всем рулят. Единого монарха нет. Князья называются – Пщы. И их не много, всего семь семейств. Еще есть высшее дворянство, этих тоже не много. Зубер всего три фамилии вспомнил, которые Брехт в блокнотик себе записал. А вот дальше шли простые дворяне с причудливым названием кабардей-ворки, и их, этих орков, чуть не четверть населения. Ну, это как в Польше шляхты, один баран есть – уже дворянин. Или нет – стадо баранов, тогда точно орк. Есть и рабство. Они как-то освобождаются и становятся вольноотпущенниками и вот таких – большая часть населения. В настоящее время и ворки и пщы плохо относятся к России, а ведь раньше сами просились под руку русского царя, и многие их дворяне служили в русском войске, даже большими князьями стали. Например, тот же князь Черкасский именно отсюда выходец. Но Екатерина решила тут строить крепость Моздок, и все роды на русских ополчились. Возненавидели. Брехт знал, чем закончится. Будет пятьдесят лет, даже шестьдесят вялотекущей войны. Две трети населения предпочтут переселиться к туркам, которые их отуречат. Уходили к единоверцам, а столкнулись с геноцидом. Но те, кто останутся, горя хлебнут не меньше. Лет через двадцать на Кавказ, а особенно именно вот в эти места, в Кабарду придет чума, и умрут все, останутся единицы, целые долины будут годами пустынными и безжизненными. Совсем мало кабардинцев и черкесов останется, которые потом и прекратят войну, просто воевать станет некому. Последние непримиримые переберутся на восток, в Чечню, и там будут воевать до пленения Шамиля. Можно ли это поправить? Ну, ведь именно за этим и поехал. Нужно попробовать изменить историю.