– Сердечный монитор, – повторяю, четко проговаривая слова. Не поднимаю глаз, не то расплачусь. – Зачем он тебе? – Алек тянется к моему запястью. – В моем… состоянии, – начинаю я. – Что-что? Я прикрываю его рот ладонью. Сейчас ему стоит помолчать. Пусть Алек станет таким, каким бывает, когда прогуливается по Центральному парку и слушает мои рассказы о доме, когда сидит рядом и молча наблюдает, как я тренирую свои партии соло, не встревая с ненужными советами. – Дай мне договорить, хорошо? На глаза наворачиваются слезы. Смаргиваю их и вспоминаю все моменты, когда рассказывала кому-то о своей болезни: как их лица искажались, как они после носились со мной, словно я хрустальная, как начинали меня жалеть. Не хочу, чтобы Алек сделал то же. Не хочу, чтобы он относился ко мне как к сломанной вещи. Я сглатываю, а потом выдыхаю: – Я родилась с дырой в сердце. Называется вентрикулярный септальный дефект. Глаза Алека округляются. – И что это значит? – Мое сердце… С ним не очень хорошо. И я должна за ним следить. – Поворачиваю руку, чтобы было видно монитор. – Всегда. – Оу. – Алек гладит меня по запястью. – В принципе, я в порядке. – Кажется, то же самое я говорила уже тысячу раз. Своим родителям по телефону. Да и всем остальным тоже. – Так, значит… – начинает Алек, но я его перебиваю: – Я должна носить его все время, но я не ношу. Ненавижу его. Стоит мне немного развеселиться, он тут же пищит и чирикает. Как сирена. – Это ведь серьезно… так? – В его глазах плещется беспокойство. – Лучше носи его, раз нужно. – Серьезно… То есть может стать серьезным. Но я в порядке. Ты прямо как моя мама. – А операция не поможет? Качаю головой: – Уже делали, когда я была совсем маленькой. Но в идеальное состояние не привести. Остается только жить с этим. Вглядываюсь в его лицо – о чем он думает? Кажется, Алек чуть отодвинулся от меня. Должно быть, считает меня уродом. Алек продолжает задавать вопросы, а у меня руки дрожат. Вот сейчас он порвет со мной. Так и знала. Жду, когда его отказ выбьет из меня остатки дыхания. Под коленками собирается пот. Кружится голова. Монитор снова жужжит. Алек прекращает пялиться на меня. – Почему он затренькал сейчас? Да тебя… тебя всю трясет. Что такое? – Я просто подумала… подумала, что ты… – Что я что? Алек смотрит на меня, в самом деле смотрит на меня, и я начинаю рыдать. Он прижимает меня к себе. Мои слезы промочат его насквозь, но я все плачу и плачу, пока плакать становится нечем. Алек сжимает меня в объятиях так крепко, что я понимаю: он никогда не позволит мне упасть. Он снова превратился в того тихого Алека, что гладит меня по спине, мычит мелодию на ухо и держит меня так, словно я дороже всего на свете. – Джиджи, ты мне нравишься. И ничто этого не изменит. Его слова обволакивают меня, как теплое одеяло. – Джиджи? – доносится со стороны двери. Мы оборачиваемся. Одна из крысят нерешительно к нам подходит. Ее маленький пучок похож на шоколадный кексик. Она кланяется и протягивает мне коробочку с пирожными. – Это тебе. – Спасибо. Но, право, не стоило. Как тебя зовут? – Маргарет. Но это не от меня. Комендант попросил передать. – Хорошо, спасибо. Забираю коробочку из ее крохотных рук. Интересно, от кого это. Девочка уходит, а я развязываю ленту на коробке. Алек кладет подбородок мне на плечо. – Это от тебя? Улыбаюсь ему. То, что нужно после такого тяжелого признания. Он будто бы знал. – Нет. Я ничего не посылал. Чувствую себя странно, когда вытаскиваю записку, прикрепленную ко дну. Переворачиваю. Для твоего сердечка – пусть продолжает биться. Не дай-то боже ему остановиться. Предупреждаю: все секреты во тьме будут раскрыты. Что до твоего, пусть пока будет зарыто. Выбрасываю карточку и открываю коробку. Внутри – печенье в форме сердца, пришпиленное к липкой картонке. Вокруг него – дохлые тараканы. Я отшвыриваю коробку на пол. Визжу от страха, а потом кричу от гнева и вскакиваю. Убегаю в коридор. Алек – следом, он тоже в ярости. Я не слышу, что он пытается мне сказать. Девочки выглядывают из других студий. – Кто мне это передал? – Я трясу пустой коробкой. – Кто решил надо мной подшутить? Они останавливаются и смотрят на меня как на сумасшедшую. Может, так оно и есть. Я слышу, как кровь приливает к голове, как стучит сердце. Алек пытается увести меня обратно в студию, но я не могу перестать кричать. – Кто? Кто это сделал? Девчонки шепчутся между собой. Называют меня безумной. Параноиком. Они уходят, а я продолжаю кричать, пока мои колени не подкашиваются и я не падаю на пол. – Джиджи. – Алек поднимает меня. – Они просто издеваются. Так уже было с Кэсси. Меня трясет. Кажется, я сейчас упаду. – Алек, я просто… – Они пытаются вывести тебя из равновесия. – Он заводит меня в студию, подальше от шепотков и недружелюбных взглядов. – Ты должна быть сильной, Джиджи. Мы все стремимся здесь к высотам, хотим стать самыми лучшими. Ты – уже самая лучшая. Я это знаю. Но ты не должна сдаваться. Не дай им победить. – Но зачем они это делают, я не понимаю! Стираю с лица слезы и хочу сказать про фотографии, те самые, но не могу. Алек успокаивающе гладит меня по спине. – Это Бетт, – шепчу. – Я уверена. – Что? – Алек тут же разжимает руки. – Это Бетт. Кто же еще? – Ну да, иногда бывает драматичной, но она не стала бы ничего такого делать. К тому же Бетт до смерти боится тараканов. – Ты не веришь мне. – Я снова начинаю плакать. – Да нет же. Просто я знаю ее, и она действует… иначе. Вот и все. Я тебе верю. – Она написала то послание на зеркале. И еще кое-что сделала. А ты ее защищаешь! Сквозь слезы я вижу только его силуэт. Может, Алек по-прежнему любит ее. Наверняка они еще сойдутся. Почему бы иначе он стал принимать ее сторону? – Она бы такого не сделала, – повторяет он. О, да она обвела его вокруг пальца! Алек что-то бормочет, но я его не слышу. В ушах грохочет страх, в крови адреналин. Алек снова притягивает меня к себе, хотя я сопротивляюсь. – Все будет хорошо, – шепчет он куда-то в мои волосы. Он повторяет эти слова снова и снова, но у меня не получается в них поверить. На обеде в столовой все вокруг шепчутся. У меня все еще горят щеки, но я делаю вид, что внимательно читаю учебник английского и мне нравится резиновый вкус цыпленка на тарелке. В такие моменты я особенно сильно скучаю по маминой готовке для балерин: отварная капуста с красным чили, черный горошек с крошечной порцией мяса (индейка, конечно), обжаренная в оливковом масле, муке и панировке курица, куча зелени на пару.