Короткий вопрос, но отвечать на него пришлось бы слишком долго. Интересно, подумал я, не было ли это главной причиной, которая привела девушку на мой порог? – Скажем так: в настоящее время у нас нет священника. Похоже, мои слова ее взволновали и даже встревожили. – Что же это за чертова… простите, я хотела сказать – что это за церковь такая?! – Просто недействующая. Она покачала головой. – Но ведь это же глупо! Неужели церковь может быть недействующей? Я хочу сказать, разве это не противоречит самому главному – тому, ради чего их вообще строят? – Я здесь просто работаю. – Один? Я снова кивнул. – И вам не бывает одиноко? – Очень редко. Девушка снова тряхнула головой. – Я бы на вашем месте просто с ума спятила. Просто гребану… – Она закрыла рот ладонью. – Простите. Я хотела сказать – я бы действительно сошла с ума. Я улыбнулся. – Откуда вы знаете, что я не сошел? Девушка шагнула ко мне так, что ее лицо оказалось в нескольких дюймах от моего. Ее веки заметно отяжелели, словно она боролась со сном, дыхание отдавало спиртным. – Я видела сумасшедших… вы на них не похожи. – Она смерила меня взглядом. – Нет, не похожи… Вы выглядите… о-о-очень симпатично. – Кончиком пальца она коснулась шрама у меня над глазом. – Болит? – Уже нет. – Откуда он у вас? – Драка в баре. – А что случилось с другим парнем? – С парнями. Их было несколько. Она похлопала меня по плечу. Вышло довольно фамильярно – похоже, коктейль из стимуляторов в крови девушки окончательно стер все когда-либо имевшиеся у нее понятия о границах личного пространства. – Я сразу поняла, что вы мне нравитесь, падре. – Она снова окинула меня оценивающим взглядом, потом провела пальцами по руке, следуя по набухшей на предплечье вене. Еще через секунду девушка вдруг сжала мой бицепс – совсем как человек, который проверяет давление в велосипедной шине. – Тренируетесь? – У меня хватает физической работы. Она сжала мою вторую руку, потом, еще больше нарушив мое личное пространство, похлопала меня по груди, по животу, по ягодицам. – Я вижу… – Девушка показала куда-то себе за спину, как я понял – в сторону моря и катера, на котором она приплыла. – Он-то все время тренируется. Одни мускулы и никаких мозгов. Я не ответил. – Ну, а что именно вы здесь делаете? Как работаете? – Кошу траву, выпалываю сорняки. За это мне позволяют бесплатно жить здесь. Она ненадолго задумалась. – Никогда не видела такой странной церкви! На этот раз ее взгляд был направлен к дальней стене, где висели луки и стрелы со всего мира. Настоящие, сделанные вручную луки из такого множества стран, что я бы затруднился перечислить их все. Нетвердой походкой девушка двинулась туда, чтобы рассмотреть эти сувениры вблизи. – Это ваши? – Когда-то я много путешествовал, – пояснил я. – Я вижу, вы побывали в самых разных местах. А вот я… я почти нигде не бывала. – Она выдавила улыбку. – Но это скоро изменится. – Она погладила самый большой лук. – Вы, наверное, Робин Гуд? – Нет. – Я не стал объяснять, что всегда был неравнодушен к лукам. Больше всего мне было интересно, как разные народы использовали энергию согнутой палки и веревки, поэтому почти из каждого путешествия я обязательно привозил один-два лука и набор стрел. Попадались среди них и по-настоящему редкие, экзотические образцы. Девушка сделала движение руками, словно натягивала тетиву. – Вы, должно быть, хорошо стреляете? – Совсем нет. – Тогда зачем они вам? – Они… кое о чем напоминают. – О чем же? – О том, кто я такой. – И кто вы такой? Я ответил не сразу. Когда же я наконец заговорил, мой голос звучал совсем тихо. – Грешник. Мой ответ поставил ее в тупик. – Ну… я тоже, но… Какое это имеет отношение к… – Она взмахнула руками, показывая на увешанную оружием стену: – Ко всему этому? – Слово «грешник» происходит от староанглийского стрелкового термина XIII века. – И что же оно тогда означало? – Оно означало человека, который бьет мимо цели. Девушка рассмеялась. – Черт побери, в таком случае мы все… – Она снова зажала рот ладонью, потом вытерла губы ее тыльной стороной. – Я хотела сказать… в общем, древние англичане правильно ухватили суть. – Девушка снова закружилась, как в танце, потом медленно двинулась по проходу между скамьями, продолжая разглядывать мой маленький мир. – Значит, вы грешник? Я посмотрел на нее, но не ответил. – Кто же тогда я?.. – Она описала вокруг меня дугу, словно оценивая со всех сторон. – Нет, вы не можете быть настолько плохим, – заключила она уверенно, обводя внутренность часовни плавным движением руки. – Иначе Бог ни за что бы вас здесь не оставил! Внимание ее привлекла старая, ветхая исповедальня с облупившейся решеткой. – Когда же у вас здесь появится новый священник? – Этого я не знаю. – То есть вы хотите сказать, что сегодня вечером… скажем, в течение ближайших минут двадцати, он здесь не появится? Я кивнул. – Увы. – Он точно не приедет? – Совершенно точно. Уж во всяком случае, не сегодня вечером. Она глубоко вздохнула. – Значит, мне придется довольствоваться… – она с неодобрением помахала рукой у меня перед носом, – вами. Что бы она ни принимала, эти вещества наконец-то добрались до ее головы. До мозга. Взгляд вдруг поплыл. Лицо сделалось бледным, как у призрака. На лбу проступили бисеринки пота. Закрыв глаза, она покачнулась, промурлыкала обрывок какой-то мелодии и подняла руки над головой (последнее движение она, по-моему, проделала совершенно бессознательно). Почти целую минуту она так и стояла – воздев руки над головой, слегка покачиваясь и мурлыча под нос какую-то песенку, погребенную глубоко в ее памяти. Что до меня, то я вдруг почувствовал себя… странно. У меня есть своего рода дар или, наоборот, проклятье: каждый раз, когда я вижу девочку-подростка, которая оказалась далеко от дома и уходит все дальше, мне кажется, будто мне в грудь вонзили большой нож. Так произошло и сейчас. Я смотрел на гостью и чувствовал между ребер острое, холодное лезвие.