Как ни странно, но я чувствую себя бодрой и отдохнувшей. «Наверное, я пролежала без сознания несколько дней, если не недель», — думаю про себя. Подобрать другого объяснения не могу. Иначе, как же тот факт, что я не ощущаю боли в голове и во всём теле? Потрогала свою новую голову и подивилась тому, что я теперь кучерявая. Не нахожу на себе ни шишек, ни ссадин, ни корочек после травмы. Странно, Изабель падала с высокой скалы и по идее, должно быть переломано всё тело. Но хорошо, что всё хорошо. Скидываю с себя толстые, душные и дурно пахнущие шкуры Пока ещё не до конца веря в происходящее, гляжу с благоговением на своё новое тело, скрытое в складках рубашки длиной до пят. Двигаю ногами: поднимаю их вверх, потом вниз. Развожу в стороны. Делаю «ножницы», затем «велосипед». — Невероятно, — шепчу благоговейно. Это невероятное ощущение, чувствовать свои ноги. Задрала вверх рубашку и подивилась, насколько изящны и стройны эти ножки. Весело шевелю пальчиками, и всё получается. Вам, наверное, покажется моё поведение ребячеством, но понять меня смогут те, кто не может ходить. Сползаю с высокой кровати на пол и тут же возвращаюсь назад. Пол не просто холодный — он ледяной! Да к тому же грязный. Устлан соломой, которую давно уж надо отсюда вымести. И не понимаю, зачем тут в принципе понадобилась сухая трава. Обвела комнату взглядом. Тяжёлые шторы не позволяли свету пробиться внутрь и осветить помещение, но даже в полумраке я рассматриваю обстановку. На массивном столике у кровати в закоптившемся и измазанном воском подсвечнике догорает свеча. Рядом в золотой миске тлеют и дымятся остатки сухих трав. Вот откуда этот жуткий запах дыма. В мерцающем полусвете я вижу всё, что требуется и меня потрясает увиденное. Это не спальня, а какой-то кошмар! Мебель хоть и массивная, красивая, добротная в духе викторианской эпохи, но загажена так, что я даже представить не могу, что вообще с ней делали! В углах виднелась многовековая паутина. В чёрном от копоти камине, тлели догорающие угли. Рядом прямо на полу брошены поленья. С потолка свисает кованая и кривая люстра с не зажжёнными, а местами отломанными на ней свечами, богато украшенная полотнами серой паутины. Все стены комнаты увешаны портретами в золочёных рамах — большие, средние, огромные, маленькие. Ощущение, что все эти хмурые лица глядят на меня, вызывает во мне дрожь. Ужасно! Ко всему прочему здесь душно и стоит затхлый, прокисший запах. С отвращением морщу нос. Возникает желание немедленно раздвинуть шторы, чтобы впустить солнечный свет и распахнуть окна, дабы глотнуть живительного свежего воздуха. Ко всему прочему у меня возникло обыкновенное желание сходить в туалет. Средневековье… Тут поди туалеты там, где сам пожелаешь. Надула щёки и выдохнула возмущённо воздух и тут, меня кое-что настораживает. Дую ещё раз, а потом касаюсь языком передних зубов и понимаю, что у меня отсутствует верхний передний зуб! Зашибись! Беззубая графиня! Лезу пальцем в рот и трогаю десну — немного припухшая. А стоматологов тут миллион процентов нет. А если есть, то только по части выдрать зубы, а не протезировать и имплантировать. Расстроилась сильно, но потом взяла себя в руки. Зато ноги есть. Снова сползаю с кровати и, шипя от холода, начинаю прыгать, скакать, делаю прыжки по типу, как делают их балерины, кружусь и смеюсь. Это счастье ходить на своих двоих! За этим занятием и застала меня женщина по имени Элен. — Ох, Всемогущий Инмарий, неужто вы графинюшка, умом тронулись! — воскликнула женщина, хватаясь за сердце. — Нет, — отвечаю немногословно. — Я праздную. — Празднуете? — хмурится она. — Но в эту пору нет праздников, графинюшка. — Есть, — не соглашаюсь с ней и снова кружусь. — Я жива! Разве — это не повод радоваться? * * * Изабель Ретель-Бор — Я Инмарию усердно молилась, графинюшка! — трясёт руками женщина, дабы я впечатлилась, насколько сильно помогли мне её молитвы. — И остальных заставила молиться за вас, хоть целитель и сказал, что вы не умрёте и с утра уже будете бодры. Натянуто улыбаюсь и, перескакивая с ноги на ногу от холода и произношу: — Благодарю… И тут же добавляю: — И простите меня, Элен за пережитое… Стоя на обрыве, я глядела в синюю даль и размышляла над будущим. Я поняла, что должна менять свою жизнь, своё отношение к ней. Хватит плыть по течению. Нужно начинать двигаться вперёд. Этот тлен упадок ни к чему хорошему не приведут. Женщина на меня глядит в священном ужасе. — Имею в виду, нельзя жить и дальше в грусти и печали, — добавляю с лёгкой полуулыбкой на губах. — Отныне, всё будет по-другому. — Ох, беда-а-а! — тянет последнее слово служанка. — Вы снова попытаетесь убиться, да? Так, кажется, кто-то неверно меня понимает. — Нет, Элен, — говорю немного резким тоном и сурово гляжу женщине в глаза. — Забудь это слово. Оно ко мне не имеет никакого отношения. — Но как же… По поводу самоубийства. Нельзя, чтобы тут считали, будто я (именно я), пыталась наложить на себя руки. Причём я этого и не делала. Могу подтвердить, положа руку на сердце или на священную книгу, если таковая в этом мире есть. Память Изабель ничего подобного не подсказывает. Имеются священные писания, молитвы и подобное, а нечто, похожее на Библию — нет. — Элен, хочу кое-что прояснить, — проговариваю чётко. Забираюсь на кровать, так как ногам становится невыносимо холодно. — Что же, графинюшка? — переплетает она крепкие пальцы в замок. — Элен, вот тебе истинная правда — я не бросалась со скалы, меня столкнули, — говорю зловещим тоном. — Клянусь своей бессмертной душой и самим Инмарием. Кто меня толкнул — я не знаю. Элен раскрывает в ужасе свои итак большие и круглые глаза, отчего они начинают походить на огромные блюдца. Прижимает ладошки к губам, выражая всю степень удивления, ужаса и страха и шепчет: — Как же это?.. Кто посмел-то?.. Как Инмарий только позволил? Качаю удручённо головой и роняю лицо в ладошки. Всхлипываю и мелко вздрагиваю. — Это ужасно, Элен. Кто-то желает мне смерти, хотя я никому не делала зла. Но что ещё хуже, теперь все будут считать меня графиней, которая пыталась убить себя! А ведь это тяжкий грех! Элен, что же мне делать? Я откровенно вру. Изабель сделала этот страшный шаг — она убила саму себя. Но её больше нет. А я есть. И не желаю, чтобы на меня косо глядели, шептались за спиной, показывая пальцем. У графини Ретель-Бор должна быть безупречная репутация. Никто не станет воспринимать всерьёз женщину, точнее молодую девушку, которая слаба духом и имеет суицидальные наклонности, одним словом — безумна. А у меня таких данных нет. Тем более, средние века… Тут разговор с душевнобольными однозначно короткий. А мне проблемы нать? Совсем не нать! А вот попытка убить меня — это уже другой разговор. С этой стороны я выступлю в роли жертвы, которую некий злодей (уверена, что у графа найдётся пара-тройка недругов) решил меня убрать со своего пути. Мотив можно отыскать любой. Элементарно, что приходит на ум — зависть или желание заполучить графство (ведь кому-то оно же отошло бы в случае моей смерти, да и граф считается погибшим, хоть тело его и не найдено). Или же просто кто-то ненавидел Изабель — служанка или слуга. Да что мелочиться-то, быть может, кто-то из знати! Это я навскидку предполагаю. А так, вариантов масса, если хорошо поразмыслить.