— Сделайте что-нибудь... — Ну, они друг друга не убьют, — философски заметил Арч, который, как ни странно, не казался привычно апатичным — он с искренним любопытством смотрел на драку дракончика с единорожкой. Я еще понимала Вайта, у которого глаза горели восторгом, а сам он приплясывал на месте и одобрительно подвывал — все-таки возраст и темперамент позволяли ему так себя вести. Но Арч? Маленький наглый любитель тишины и комфорта с такой радостью смотрел на драку? — Арч, есть идеи, как их разнять? — спросил Хэй. Это был разумный вопрос. Из-за того, что Арч постоянно по своему желанию становился невольным старшим братиком для Вайта и для дракона, то хорошо знал их характер и привычки. — Конечно, есть, — ответил тот гордо. — И какие? — мы с Хэем тут же насторожились. — Не скажу. Пусть дракон ей накостыляет как следует. Заслужила, — мстительно сказал Арч, продолжая с азартом смотреть на детскую драку. Или не совсем детскую? Шум стоял знатный: детки продолжали кататься по полу и ломать собой все, что попадалось им на пути. Так, это никуда не годится. — Дракон! Прекращай, — грозно сказала я. Клубок неожиданно замер, после чего я услышала невнятную речь дракончика: — Не буфуфу нифафо. Ну, разумеется, когда у тебя во рту единорожий хвост, который, судя по движениям, искренне и со всем усердием пытаешься выдрать, то говорить внятно не получится. Да еще и единоржка по мордашке дракона стукала копытом с поразительным усердием и увлеченностью. — Иди. Ко мне. На ручки. Немедленно! — сказала я, начиная терять терпение. — Или больше я тебе на них сидеть не позволю. Это сработало. Я не знаю почему, но моя угроза действительно сработала. Дракончик отпустил прилично помятую, покусанную и поцарапанную единорожку и подлетел ко мне, устраиваясь на моих руках. Ну, выглядел он куда здоровее единорожки, хотя, кажется, щека чуть-чуть опухла. И на лбу шишка. И крыло поцарапано, видимо, рогом — у единорогов в нем скапливалась вся магия. Единорожке досталось куда больше, но, как я могла судить, все ранки были поверхностными. И доставят ей проблем не больше, чем человеку мелкие царапины. Все в комнате выдохнули с облегчением: разняли как раз вовремя, иначе бы не обошлось без серьезных повреждений. У единоржки засветился рог, а царапины, которые были на ней стали постепенно затягиваться. Она с гордым и надменным видом окинула нашу компанию, но что-то сказать ей не дал Вайт: Он потрусил в ее сторону, а изо рта у него потекла слюна. — А что это у тебя так слюни капают? Эй-эй, ты чего на меня так смотришь? — настороженно спросила Сивиль, отступая от дружелюбно скалящегося волчонка. — Еще никогда не пробовал мясо единорога на вкус, — радостно заявил Вайт. — Вайт, сколько раз я тебе говорила, что нельзя есть или грызть разумных существ? — вздохнула я, собираясь подхватить и волчонка. Мои руки сегодня определенно отвалятся — один дракончик чего стоил. — Она как тебя назвала? И это при том, что впервые видела! — обиженно сказал Вайт, а я впервые отметила, что лунный волчонок — это вовсе не милый и послушный щенок, а вполне себе хищник. — Какая она разумная? Никакая! Такую и сожрать не жалко. — Не подходи! — сказала Сивиль, отскочив поближе к тигру. — Мерзость какая. — Да! Ты ужасная мерзость! Как ты посмела так назвать моего человека? Она лучшая, лучшая! — яростно сказал дракончик, едва не вырвавшись с моих рук. Пришлось применить сдерживающую магию — не хватало еще, чтобы дети снова устроили драку и доломали остатки мебели. — А ты... Ты... Да я никогда с тобой ничем не поделюсь. Никаких ручек моего человека. Вообще не смотри на нее, иначе я в тебя плюну! И мне будет безразлично, что мой человек запрещает мне плевать! — Зря не плюнул, — лениво заметил Арч. — Вайт больше любит жареное мясо, чем сырое. — Вы! Вы ужасные, — возмутилась Сивиль. — Никакого воспитания! — Сивиль, — рыкнул на нее тигр. — Прекрати немедленно, мы в гостях! Тебя Трисси разве этому учила?! Этот человек помог ей, ты должна ее уважать! Глаза Сивиль тут же начали наполняться слезами — Рэцу явно не стоило напоминать ей о погибшей матери. — Помог? Моя мать умерла! Какая от нее помощь, какая польза?! Она ничтожная, — зло сказала единорожка. Вайт не успел ее покусать только по одной причине: Хэй, наконец, отмер и вовремя среагировал, подхватывая волчонка на руки. А я поняла, в чем проблема: Сивиль винила меня в смерти ее матери. Что же, тут я мало что могла сделать. Я была ни при чем, но в то же время в глазах единорожки являлась единственным объектом, на который можно было выплеснуть даже не ненависть, а боль, досаду и отчаяние. Я ей сочувствовала, но становиться козлом отпущения не собиралась. Да и своими словами она легко зацепила и дракона, который смотрел на единорожку весьма недоброжелательно, и добродушного Вайта, который продолжал скалиться и рычать, и даже флегматичного Арча. Я хотела помочь Сивиль справиться с ее болью, но не за счет себя или своих подопечных. Но пока нужно было, чтобы ее кто-то успокоил.Кто-то, кому она доверяла, например, Рэцу. — Так, всем успокоиться,- строго сказала я. — Прекращаем драки. Берите пример с Арча — он сидит себе тихо и ни на кого не набрасывается. — Да я очередь свою жду, младшим надо уступать, — ответил Арч, демонстративно поднимая лапку и выпуская когти. — Вот ее сейчас потреплют, а потом уж и я с удовольствием оставлю парочку царапин на ее наглой морде. — Рэцу, забери, пожалуйста, Сивиль, я приду и поговорю с вами наедине, — сказала я. Я не могла ругать своих подопечных. Да, они подрались, но у них была веская причина, да и всерьёз дракончик не атаковал Сивиль, иначе та была бы... Не такой целой и невредимой. Детская драка, где каждый выплеснул свои эмоции, не была проблемой. Проблемой было то, что предшествовало этой драке. И сказать детям, что они поступили неправильно, равносильно тому, что обесценить их желание защитить меня. Я не могла объяснить своим подопечным при Сивиль, почему к той нужно было быть хоть немного снисходительнее. Я не могла поговорить с Сивиль сейчас, когда она была решительно настроена против меня и в присутствии тех, с кем она умудрилась поругаться. Поэтому разделить их и поговорить по отдельности — единственный способ добиться мира и спокойствия в этом доме. Когда Рэцу вместе единорожкой покинули гостиную, я попыталась пересадить дракона со своих рук на стол, но вышло у меня не очень — уж слишком крепко он в меня вцепился. — Что такое? — спросила я. — Посиди пока на столе. — Не буду, — буркнул дракончик. — Не хочу. — Моим рукам ничто не угрожает, — почти серьезно сказала я. — Видишь, Сивиль меня недолюбливает, не доверяет, поэтому претендовать точно не будет. — Угу, знаю я таких. Делают вид, что им неинтересно, а стоит отвернуться, отпустить драгоценные ручки — как тут же набросятся! Посмотрят, увидят, что на твоих ручках хорошо, а потом и слезать не захотят. Рядом послышался приглушенный смех Хэя, за что мужчина получил от меня убийственный взгляд. У меня тут детская трагедия, а ему смешно. — Лисса, я приду попозже, думаю, вам стоит поговорить наедине. И Элис скажу, чтобы пока не заходила, — сказал мне Хэй, правильно интерпретировав мой посыл, и покинул учебную комнату. И я решила не оттягивать разговор с детьми: — Вы знаете, почему Сивиль себя так повела? Арч не обратил внимания на мой вопрос, дракон пытался посильнее прикрепиться ко мне с помощью хвоста, лишь Вайт робко спросил: — Потому что у нее нет разума? — Нет, Вайт, она разумное существо, не вздумай ее попробовать на вкус. Сивиль себя так повела, потому что ей очень больно. Вам всем было больно, когда умерла Трисси, верно? — сказала я и, дождавшись кивков, продолжила: — Вы знали Трисси всего день. А Сивиль знала ее несколько тысяч дней, поэтому ее боль больше вашей в несколько тысяч раз. — Но я все равно не понимаю, — неожиданно заговорил дракончик. — Какая связь между тем, что ей больно, и ее словами? Почему она обвиняет тебя в смерти Трисси, если Трисси умерла из-за охотников? Мне кажется, что Вайт прав, и она неразумна! Тяжело, очень тяжело. Я бы предпочла столкнуть в бою с кем-то, кто по уровню не уступает Королю Монстров, чем отвечать на столь сложные вопросы. — Потому что это ее способ уменьшить боль. В ней много плохих эмоций, много боли. Если она не попробует на кого-то эти эмоции переложить, то сама эту боль не выдержит, — сказала я, прекрасно понимая, насколько мои слова абстрактны и непонятны. — Я самый подходящий объект, на кого она может выплеснуть свою боль. Меня поняли. И Вайт, который покивал, и вздыхающий Арч. А дракончик спросил: — Мой главный человек, я только в одном не разобрался. Если ей так нужно уменьшить свою боль, разве не проще с кем-то обняться? Мне ведь стало намного легче после того, как ты обняла меня. Мне кажется, что этот способ намного лучше, чем тот, что придумала она! — Дракон, — сказала я максимально серьезно. — Тебе стало лучше, потому что ты хорошо меня знаешь, потому что я близка тебе, поэтому объятия на тебя и подействовали. Но у Сивиль сейчас нет такого человека. Ее некому обнять, понимаешь? — А ты? Я бы разрешил! В виде исключения, но разрешил! Потому что твои объятия действительно чудесные! Я ведь понимаю, как ей больно!— отчаянно сказал дракончик, но я лишь покачала головой: — Не понимаешь. Для Сивиль смерть Трисси то же самое, что для тебя, Арча или Вайта моя смерть. — Не говори так, — зашипел Арч, который до этого даже не смотрел в мою сторону. — О таких вещах не говори. Вайт тихо и отчаянно заскулил, а дракончик немного задрожал. Нехорошо вышло, но иначе я никак не могла объяснить. — Я понимаю, что вам не понравилось сказанное Сивиль. Я понимаю, что она повела себя нехорошо, а вы отчаянно стремились меня защитить. И я ценю ваш порыв. Но сейчас я вас попрошу лишь об одном — попробуйте понять боль Сивиль. То, что она сказала и сделала, не несло злого умысла, она всего лишь пыталась уменьшить свою боль и отчаяние. Поэтому... — Поэтому что? — перебил меня Арч. — Не обращать внимания, если она снова станет тебя оскорблять и обвинять? Позволять ей творить все, что она хочет лишь потому, что ей больно? Как будто никому из нас не больно от ее отношения к тебе! — Нет, — сказала я. — Я не прошу вас не обращать внимания. Но сейчас. Лишь один раз я очень прошу вас отнестись к ней с пониманием и простить. Она ведь тоже пострадала от драки с вами, верно? И не она эту драку первой начала. Поэтому я еще раз попрошу вас забыть обо всем, что тут случилось. И попробовать представить, что этого всего не было. Только один раз, хорошо? У вас получится? Я планировала серьезно поговорить и с Рэцу, и с самой Сивиль. Возможно, у меня не получится наладить с единорожкой дружеские отношения, но я смогу заставить ее уважать меня, что, как минимум, обеспечит терпимую обстановку в доме. И предотвратит лишние стычки и драки. В конце концов, даже если мы с ней не будем хорошо ладить, я все еще смогу исполнить обещание, данное Трисси, и позабочусь о ней. В комнате стало тихо на несколько минут, а потом в моих руках зашевелился дракончик, слетел с них и сказал: — Один-единственный раз. Я забуду о том, что она сказала всего лишь один раз, мой главный человек. И это лишь потому, что я представил, что со мной было бы, если бы не стало тебя. Но, мой человек, я не такой как она. Если бы ты умерла вдруг на руках Хэя, Элис или незнакомого человека, я бы не стал выплескивать свою боль на них. Я бы нашел твоих убийц и заставил бы их в полной мере почувствовать, как мне было бы больно и плохо. Я почувствовала, что мои эмоции на пределе. Слишком тяжелый, слишком отчаянный взгляд был у дракончика. Да и Вайт, который не прекращал скулить, не давал мне покоя. В сторону Арча я боялась даже посмотреть. Я не хотела, чтобы мои подопечные страдали. Да уж! Кто бы мог подумать, что за этот день я осознаю не только то, как они мне дороги, но и пойму, что очень важна для них. Острое и пронзительное чувство разрасталось в моей груди, затапливая и почти срывая мой привычный самоконтроль. Не хватало еще и расплакаться при детях. Медленно дышать. Отрешится от ситуации. Думать о простом и логичном. Вот так. Все прошло. Я не заплачу, я останусь спокойной и уверенной Лиссандрой в их глазах. — Я тоже попробую, — наконец выдавил из себя волчонок, а потом обратился к дракончику: — Мне очень-очень грустно. А когда мне грустно, я очень-очень хочу есть.