Подготовка к гаданиям пришлась на вечер, а начинать стоило уже под покровом ночи. Впрочем, здесь, в Пэхарпе, начинались дни, которые от ночи ничем не отличались. Инти из-за горизонта почти не выбиралась, а во время, когда небо скрывалось за пухлыми тучами, её и вовсе было не разглядеть. От такого становилось несколько неуютно, но, слава богам, что в поместье уже установили кристаллы, которые теперь работали почти весь день. Встречей с Нежданом перед сном пришлось пожертвовать, а когда тот услышал причину, то только усмехнулся: – Нагадай себе меня. Севара лишь толкнула его в плечо, вызвав ещё более широкую ухмылку. За ужином Оленя больше была увлечена не едой, а перечислением необходимого инвентаря: – Ключи, луковица, сахар, кольцо, ткань, гребень, монета, сало… – А оно на что? – удивился дед Ежа. – Для иголок. Растерянность явственно отпечаталась на морщинистом лице старика, и он повернулся к Забаве, в надежде, что та более сведуща в таком. Однако кухарка лишь покачала головой да предостерегла: – Вы бы поосторожнее с эдакими делами. Оно, знаете, как бывает? О! Я по молодости с одной девкой дружбу водила, а она с другой, так и что с той случилось? – Что? – Севара опустила печенье в горячий чай, чтобы оно размякло. – Мар! Я вам говорю! Вылез из зеркала вместо суженного, да чуть в Царство Мёртвых не утащил! – А что помешало? – Так она вой подняла, отец ейный услыхал. Ох, какого он ей опосля ремня всыпал! – Да, отцы страшнее маров бывают, – согласился Неждан, покачиваясь на стуле вместе с чашкой. – Лучше от батька получит, нежели от нечастиков каких, – буркнул дед Ежа. – Я тоже слыхивал, баяла ещё жена моя (лёгкого ветра праху её), что подруге как-то маровское отродье волосы повыдёргивало и едва не придушило. Вот чого бойси! Севара и Оленя переглянулись настороженно, но от своего не отступились. Они собрали всё, что нужно, и уже в полутьме сонного дома поднялись наверх, в библиотеку. Там, они устроились на ковре с длинным ворсом, прислушиваясь к вою метели за окном и странному скрипу. Мерещилось, что в густой тьме кто-то прячется, а в мрачном коридоре некто крадётся, и страшные лапы готовы высунуться из-под полки, чтобы схватить девиц за щиколотки и утащить за собой. Вдруг что-то звякнуло. Севара и Оленя дёрнулись одновременно, застыли, прислушиваясь. Сердца их колотились громко, дыхание прерывистое и быстрое распарывало воздух, а за дверью явственно слышались шаги. Дверь библиотеки мучительно медленно отворилась являя тёмный силуэт… женский. – Чего вы? – оторопела Забава, глядя, как хозяйка и камеристка вцепились друг в друга и уставились на неё, широко распахнув глаза. Севара облегчённо рассмеялась, расслабляясь. – Тьфу! Тётя, аж напугали! – Оленя всплеснула руками. – Во ещё! Сама просила сала найти! Бери, да пошла я. И вы не заигрывайтесь, лапушки. После ухода Забавы дело пошло лучше. И даже страх почти исчез, хоть за окном среди вьюги и чудился холодный снежный лик. Оленя поставила перед собой плошку с водой, деловито вытащила две иголки из подушечки и натёрла их принесённым салом: – Их нужно опустить в воду и смотреть. Если иглы утонули и на дне лежат – жди беды. Ещё, если они разошлись в разные стороны, то кто-то пытается мешать, но если они совсем уж далеко и кончиками даже не глядят, то свадьбы никогда не случится, а вот если сошлись иглы, то точно скоро свадьба случится, ну, или любимые обретут друг друга. Севара кивнула ставя рядом вторую плошку и так же натирая салом тонкие иголочки. Они бросили их в воду, каждая свои, почти одновременно. – В стороны ушли, – прокомментировала Оленя результат. – А у меня сошлись, – удивлённо отметила Севара, – но на дне лежат. – Значит, свадьба, к которой придёте через трудности. «Или нежелательная свадьба, – уныло подумалось вдруг, – например, с Хозяином Зимы». Первое гадание не смогло порадовать никого, так что до следующего дошли быстро. В притащенный только купленный валенок деда Ежи, который он одолжил гадальщицам, те сложили шелестящую шелухой небольшую луковицу, платок, монету и кусок сахара. Севаре так же пришлось пожертвовать кольцо. Она не ждала ровным счётом ничего от гадания, ведь предметы разные, а их нужно достать на ощупь, но и так ведь можно понять за что схватилась. Оленя задумчиво встряхнула валенок, склонилась над голенищем и шепнула: – Будьте, как вата. Севара изумлённо взглянула на камеристку, но тактично промолчала, к тому же ей первой предлагалось вытянуть вещицу. Она запустила руку в обувь и едва смогла сдержаться, чтобы не вскрикнуть. Невозможно было отличить монету от луковицы, на что бы не натыкались пальцы, а всё походило на мягкую… вату. Неужто магия? Вспомнились слова Олени, о том, что её мать считали ведьмой. Может, верно считали? Может, что-то передалось и ей? Может. А что, Неждан чародей, Оленя ведьма… Ещё немного и выяснится, что дед Ежа – оборотень, а Забава – эльфийка! Схватив уже хоть что-то Севара вытащила на свет платок, из которого выпало, стукнувшись об пол, кольцо. Оленя тоже задумчиво шарила рукой по валенку, наконец доставая оттуда луковицу. – Ну вот, – надулась она, – мне слёзы. Что ж такое! – А мне? – У вас платок – это красивый муж, а кольцо – свадьба. Хозяин Зимы красивый. Странный, но красивый. И такие умозаключения Севару только ещё больше расстроили. Настолько сильно, что забирать кольцо обратно не хотелось. – Вот, – она протянула злосчастное украшение Олене, – вдруг тебе передастся свадьба. Если хочешь, конечно. – Да ну, что вы, ради такой безделицы колечко отдавать! – Колечко тоже безделица. Возьми, прошу. Я всё равно его носить не буду. А у нас пальцы схожи, да и гостинец тебе будет от меня на Разгулья. Севара оказалась достаточно убедительной, так что Оленя, хоть и с сомнением, а дар приняла, правда, надевать его сразу же не решилась. К тому же, они ещё были заняты гаданиями. Очередное виделось сомнительной затеей: старые ключи необходимо было вывесить за окно, да сидеть слушать, как они перестукиваются и звенят. Мол, в неясном шуме можно различить имя суженого. Оленя деловито подвязала связку к ручке форточки, которую тут же раскрыла, чтобы ветер, заносящий внутрь крошки снега, сыграл свою странную мелодию на ключах. Они позвякивали, едва шевелясь, а поднимавшаяся вьюга была куда громче. – Вихрь и металл, в будущее глядите, имя суженого скажите, – шепнула Оленя. Севара стояла рядом, напряжённо вслушиваюсь в безмолвие. Бряцание прекратилось вовсе, и ни малейшего дуновения не чувствовалось. Всё стихло, замерло, обратилось вязким болотом, топящем в себе время и звуки. – Попробуйте вы, – наконец попросила Оленя. Тяжело вздохнув, Севара пробормотала те же слова, ни на что особенно не надеясь. Однако, стоило ей завершить фразу, как ключи звякнули, треснули по стеклу и снова зашлись в нестройной симфонии. Нечто открыло предназначенного мужа: – Лето. Обе гадальщицы вздрогнули. Голос был явственен и чужероден, он вливался в уши морозным мраком – пугающим и заставляющим дрожать. Оленя тут же сдёрнула ключи, воскликнула отрывисто: – Чур нас! – и захлопнула форточку, провернув ручку. – Пожалуй, – спустя несколько мигов молчания заговорила Севара, – хватит с нас гаданий. – А гребень? – Оленя повернулась к ней, глядя своими большими тёплыми глазами. – Одной не интересно. Но, ежели вы положите, то и я тоже! Севара пожала плечами: почему бы и нет. Гребень под подушкой ведь ещё никому не вредил, правда? *** Ночь расстилалась над Пэхарпом. Дома погрузились в безмятежные сны. После гаданий и запихивания своего гребня под подушку, даже Севара уснула почти без проблем. Однако в густой тьме она раскрыла глаза, не сразу поняв, что послужило пробуждению. Осторожные, невесомые шаги нельзя было услышать, только почувствовать. По позвоночнику разошёлся холодок. Как назло, в голову тут же влезли настойчивые воспоминания о предостережениях. Севара замерла под одеялом, утыкаясь в него носом, почти не дыша от охватившего страха. В следующий момент собственная голова приподнялась из-за чего-то, жадно шарящего под подушкой. Едва слышно она выдохнула, боясь, что некто раскроет то, что она не спит и жестоко накажет, прямо как в тех жутких историях от деда Ежи и Забавы. Волосы вдруг натянулись, по коже бережно прошлись зубья гребня, спускаясь вниз по прядке. Мурашки пробежали по телу, череп сдавило от мысли: «Меня кто-то расчёсывает». Кто? Неужели гадание и правда действенное. Настолько? Разве не полагается ей спать? Севара осторожно пошевелила рукой, находя кое-что, что она спрятала после гребня. Подарок, специально припасённый для нечисти, на всякий случай. За волосы потянули сильнее, словно кто-то пытался накрутить их себе на руку, а не расчесать. Вот и случай! Резко вскочив, Севара развернулась, замахиваясь скалкой и чувствуя, как вырываются несколько волосинок, перед тем как прядь отпустили. Неждан отскочил в сторону прикрывая рот рукой, сжимавшей гребень. – Сиктир! Ты что здесь делаешь? Напугал! – Прости. О боги милосердные, ты что хотела избить нечисть скалкой? – Он едва сдерживал хохот. – И избила бы, – хмуро отозвалась она, нащупывая побаливающий участок кожи головы. – Какого мара ты тут забыл? – Слышал, как вы, девочки, договаривались про гребень. Не мог упустить такой шанс. – Неждан положил несчастную расчёску на тумбочку и бережно вытянул из сжатых пальцев скалку. Щёлкнул включателем ночника. – Охлёстыш! – Севара приподнялась на кровати, хлопнув ладонью по его плечу. – Какой же ты гадкий! – теперь она толкнула его в грудь, не вызвав ничего, кроме сдавленного смеха. – Извини, извини. – Ну нет! Ты! Так! Напугал! Меня! – Каждое слово сопровождалось всё новым шлепком. Неждан легко перехватил её кисти, зажав и навалившись сверху так, что теперь Севара распласталась на одеяле, а он навис над ней, удерживая руки. Она взбрыкнула, но не помогло. Его колено опустилось между её ног. – Всё. Прости, моя милая, – шепнул Неждан, проводя губами по её уху.