– Не много ли просишь? – поджимает губы Теодор. – За твое-то лицо? Да тут работы непочатый край! Несколько кадров, ретушь – сам понимаешь, придется морщины убирать, скрывать седину… – Нет у меня седины! Мальчишка фыркает и вместо ответа тычет пальцем куда-то в его левый висок. Внимательный парень! Теодор достает из кармана пиджака припасенную фотографию и протягивает ее Палмеру. Тот рассматривает снимок под разными углами, прежде чем выдать вердикт: – Не подходит. Тебе тут сколько лет вообще? Полтинник? Теодор едва сдерживается, чтобы не треснуть наглого выскочку по затылку. – Вообще-то этому фото лет десять, – с явным раздражением цедит он сквозь зубы. Пацан этого, конечно, не замечает. – Не может быть! Ты что, Бенджамин Баттон? Выглядишь тут хуже, чем вьетнамцы после бомбежки. Теодор глубоко, с усилием вздыхает. Господь, дай сил! – Ладно, я понял. – Мальчишка примирительно вскидывает руки и спрыгивает со стула. – Сделаю сам чисто-быстро. Садись, сейчас вылетит птичка. – Нет, – тут же отрезает Теодор. Палмер удивленно приподнимает брови. – Принесу тебе другое фото, если это не подходит. Завтра. – А-а, – тянет пацан. – Не волнуйся, я не храню чужие фотки на такие дела, удаляю сразу. Лишние доказательства моей причастности мне ни к чему. Верить ему или нет? Теодор привык доверять собственному чутью, и сейчас, как ни странно, видит, что парень не врет. Но все же. – Ладно, как знаешь, – пожимает плечами пацан. – Тогда неси фотку завтра. А сейчас на вопросы ответь. Надо отдать ему должное, по делу он говорит быстро, четко и без запинки. – Имя? – Не меняю. – Возраст? – Тридцать три. – Зря. Можешь до двадцати девяти снизить, вряд ли заметят. Теодор дергает головой. Не стоит. – Хотя ты прав. Сделай мне два варианта. Палмер если и обескуражен, то виду не подает. Два паспорта с двумя датами рождения и двумя разными именами. Такого клиента у него еще не было. * * * – О’кей, документы будут готовы к следующей неделе. Советую не затягивать и забрать их в понедельник, деньги принимаю наличкой. Вслед за Палмером – разумная часть мозга все еще отказывается верить, что этот малолетний может быть опытным мошенником – Теодор идет к выходу, но сворачивает не туда и вдруг замирает перед ярким пятном, сложенным из висящих на стене плакатов самых разных расцветок. – Эй, выход в другой стороне! Теодор не верит глазам. Серость самого мальчишки никак не увязывается с увиденным. Со всех сторон на него смотрят напечатанные лица и кричащие заголовки концертных афиш. Неприбранная кровать с бледно-зеленым бельем теряется на фоне огромного оранжевого плаката с изображением дирижабля и надписью «Led Zeppelin». Возле заваленного бумагами письменного стола на полу виднеются листки с заметками, чертежи каких-то зданий и телефон, который начинает вибрировать. На экране высвечивается выразительное «Олень». – Ты слышишь, Атлас-как-там-тебя? – Палмер врывается в комнату, отталкивает Теодора, хватает с пола телефон и с видимой злостью его отключает. Потом поднимает взгляд к замеревшему в дверях наглецу и выдыхает: – Мы же условились – я не лезу к тебе, ты не лезешь ко мне. Какого черта? – Извини, – без сожаления отвечает Теодор. – Просто заблудился. – Ну разумеется, – ядовито цедит Палмер, но поняв, что ничего преступного тот пока что не сделал, примирительно кивает. – Ладно, пошли. Телефон он бросает обратно в стопку бумаг на полу, зато хватает со стола второй, гораздо более новый. Пока Атлас возится с пальто, Палмер наблюдает за ним исподлобья, делая вид, что изучает собственные ноги. Но и на расстоянии фута Теодор чувствует, как разозлила мальчишку его выходка. Зато теперь он точно знает, что этот дом не «липа» и служит парню не только прикрытием. А кричащая обстановка спальни дала ему практически полный портрет скрытного блеклого Палмера. Если он попытается сдать Теодора, Теодор ответит ему тем же. – Давай, чувак, бывай! – вяло отмахивается Палмер на прощание. Едва за Атласом закрывается дверь, он возвращается к себе в комнату. Поднимает с пола телефон и, пока дозвониться до собеседника не получается, перекидывает на него только что сделанную фотографию загадочного Теодора Атласа. На другом конце раздается нетерпеливый голос. – Да тихо ты! – шипит Палмер. – Он только ушел, вернется завтра с фоткой. Да, сделал. Нет, я не буду тебе ее отдавать, я все-таки профессионал. Что значит, обещал? Я не давал таких обещаний, ты… Собеседник отвечает ему со скоростью нескольких слов в секунду, так что парень морщится, отставляя телефон подальше от уха. – Да, о’кей. Встретимся в кафе на Суонпулл-хилл через два часа. * * * Дождливым вечером среды Теодор выпроваживает из лавки последних назойливых покупателей, которым в такое время года вдруг вздумалось попутешествовать – пожилые супруги из столицы только что стали пенсионерами и катались теперь по стране, отдыхая от детей и внуков, – однако долгожданную тишину нарушает телефонный звонок. – Бен! – кричит Теодор из кухни, но тут же понимает, что приятель еще не вернулся из университета. Что он там говорил? Несколько пар у первокурсников и практика с выпускниками? Пожалуй, сегодня он не появится до ночи. Ругаясь скорее по привычке, Теодор идет к телефону и неохотно снимает трубку. – Слушаю. Если вы насчет китайской вазы, то ее уже выкупили. – О! – доносится того конца женский вздох. Ну конечно. Теодор закатывает глаза, прежде чем ответить, растягивая слова: – Мисс Карлайл, я полагаю? – Мистер Атлас, – соглашается трубка. – Я оставляла вам свой номер, но вы не перезвонили. Это звучит то ли как вопрос, то ли как утверждение, но разбираться в интонациях той, кого Атлас предпочел бы не вспоминать, у него нет никакого желания. – Я его потерял, – без зазрения совести отвечает он. В трубке хмыкают. Не поверила? – Поэтому я звоню вам сама. Я хотела бы уточнить дату нашей следующей встречи. Мы так и не поговорили о моей работе, если помните. Естественно. Обсуждать скучный диплом по мифологии, которую он изучил вдоль и поперек, Атласу не хотелось, поэтому он заставил болтливую девицу рассказывать все самой. Урок кельтской теологии оказался куда полезнее, чем предполагала мисс Карлайл: Теодор смог сделать недвусмысленный вывод, что она знает слишком многое для человека, которому требуется чья-либо помощь, не может держать полученные знания при себе и рвется спорить всякий раз, как ее мнение не совпадает с мнением окружающих. Так ли нужно ей менторство Теодора, как она сама утверждает? – Мисс Карлайл, мне кажется, вы заблуждаетесь, – с притворной вежливостью произносит он. – Я ничем не смогу вам помочь. – Сэр? – Вы вполне можете обойтись одной головой – своей, благо, она у вас есть. Клеменс неуверенно вздыхает, и Теодор уже надеется, что буря миновала, когда она вдруг спрашивает: – Вам настолько противно мое общество? Потому что, честно говоря, общаться с вами мне было приятно. «Что только доказывает, насколько одинокой вы себя чувствуете в этом городе, раз согласны даже на меня», – хочется ответить Атласу, но он сдерживается, предчувствуя очередной урок вежливости от Бена, если тот вдруг узнает об этом разговоре. Клеменс Карлайл перестала быть подозрительной и до неприличия знакомой в тот момент, когда Теодор понял, что она – не реинкарнация, не новое воплощение, не причуда судьбы и совсем не связана с людьми его далекого прошлого. Она – обыкновенная дочь обыкновенных родителей, воспитанная в двух культурах, отчего-то жадная до знаний, как героиня известной детской книжки, о которой Бен в юности готов был трещать днями и ночами. Все еще вызывающая смутные сомнения – только из-за мимолетного сходства во внешности, которого он старается не замечать, – и заставляющая его чувствовать раздражение, она никак не вяжется в его мыслях с образом послушной отличницы, какую из себя строит. С этой девицей явно что-то не так, и она все еще представляет собой сплав из низменного любопытства и неопределенного чувства, которое Теодор не спешит как-то называть. Но разбираться в ее психологии он не собирается. Он сделал свои главные выводы – теперь она не его проблема. – Простите, мисс Карлайл, мне пора, – резко говорит он и бросает трубку, не дослушав ее торопливую речь до конца. Бен был бы им доволен: Теодор даже извинился, перед тем как прервать неинтересный ему разговор.