– Вы хотите что-то сказать, агент? – Разрешите говорить откровенно? – Лицо Хадии изменилось в ответ. – Вы думаете, вы в армии? Говорите, что хотели сказать. Слова хлынули потоком: – Вы знаете, как стыдно было узнать, что вы придумали положение, чтобы оставить меня в участке в воскресенье? Что мне пришлось спорить с вами перед другими агентами? В этом все дело? – Я уже говорила, я пыталась вас защитить. – Мне не нужна защита! – выкрикнула Хадия в ответ. – Я могу… – …за себя постоять, – закончила Фатима. – Я видела. Откуда я могла знать, что вы деретесь, как… ниндзя? – Вы могли спросить! Вы могли позволить мне быть вашей напарницей, вместо того чтобы заменять меня первым попавшимся амбалом, которого нашли. – Она разочарованно фыркнула, и ее рука с мечом обвисла. – Я была единственной женщиной в академии. Уж вы-то должны знать, каково это. Кроме Онси, остальная часть моей группы почти со мной не разговаривала – будто вежливость каким-то образом превратилась в эиб[60] или, хуже того, в харам. Непрошеные лекции от мужчин-преподавателей об опасности женщины на рабочем месте мне особенно нравились – будто их бабушки не торговали на базарах или не помогали в поле. Я ожидала, что после назначения мне придется столкнуться с людьми, которые будут считать, что я не соответствую требованиям. Которые подумают, что я не на своем месте. Которые увидят во мне девчонку и усадят меня за стол. Но, валлахи, я подумать не могла, что вы будете одной из них! Фатима вздрогнула. Это ее задело. Она опустила меч. – Я не привыкла работать с другими. – С той высокой нубийкой с когтями вы работали прекрасно, – заметила Хадия. – Это совсем другое. Сити… это просто другое. – Не какая-нибудь там разнеженная хиджаби[61], имеете в виду? Которая беспокоится об этикете и приличиях? Переживает о пропущенном саляте? Которую вы считаете слишком деликатной, чтобы допускать к опасной работе? Так что, вы просто засунете меня на полку? Фатима почувствовала, как к щекам приливает кровь. Хадия скорчила гримасу, как человек, знавший ответ на свой вопрос – но надеявшийся на другой исход. – Я так и думала. – Она внезапно выпрямилась и расправила плечи. – Но вам не повезло. Я тренировалась, чтобы стать агентом в министерстве, зная обо всех опасностях, которые могут меня поджидать, я пережила академию и выпустилась лучшей в своей группе, потому что я невероятная, потому что я заслужила право здесь работать, потому баракаху[62], которым меня одарил Аллах, нет конца. Так что вам придется смириться с тем фактом, что я ваша напарница. С тем, что больше вы одна работать не будете. Я буду прикрывать вашу спину. Когда вы стерпитесь с этой мыслью, дайте мне знать! Встретив взгляд темно-карих глаз Хадии, Фатима продолжала молчать. Новенькую почти трясло, ее смуглые щеки залились краской. – Это было круто. Вы практиковались? – Может быть. Пару раз. У зеркала. – Сглотнула Хадия. Фатима фыркнула, не в силах удержаться от смеха. Маска Хадии треснула, и она тоже рассмеялась. – Вы правы, – признала Фатима. – Прошу прощения. Когда я только начинала, меня бесило, если агенты со мной так поступали. Поэтому я из кожи вон лезла и рисковала, где только могла, чтобы доказать их неправоту. – Я слышала о ваших расследованиях, – сказала Хадия. – Очень храбро. – Нет, часто мои поступки были глупыми. Чуть себя не убила. Ничего из этого не понадобилось бы, если бы люди обращались со мной как с равной. Вам не стоит повторять мои ошибки. – Ее голос стал серьезным. – Но мне нужно, чтобы вы мне доверяли. Я занимаюсь этой работой дольше вас. Иногда я могу приказать вам идти домой. Даже если вам кажется, что это неправильно. Если у вас проблемы с моими решениями, обсудите это со мной позже. Не действуйте за моей спиной только из-за того, что считаете себя правой. На этот раз вздрогнула Хадия. Она кивнула и подняла клинок. – Хотите еще бить друг друга? – Нет, пока не справлюсь с привычкой щуриться. Никогда не думали о том, чтобы носить с собой меч? Может, трость? – Это больше… в вашем стиле. Сочетается с костюмами. – Знаете, вы никогда меня об этом не спрашивали. О моих костюмах. – А должна? Вы никогда не спрашивали о моих потрясающе современных хиджабах. Фатима ухмыльнулась, наслаждаясь короткой передышкой. – Нам лучше вернуться к работе. Нам уже, скорее всего, целую гору бумаги навалили. – Еще один день охоты за появлениями аль-Джахиза, – вздохнула Хадия. – Я начинаю подозревать, что начальство и городская администрация просто не хотят поднимать шумиху перед королевским мирным саммитом. Они думают, что если мы не разворошим осиное гнездо, то, может, все пройдет спокойно. – Вы не так уж и не правы. – Но я бы не отказалась от раунда с этим пепельным гулем. – Пепельным гулем? – подняла бровь Фатима. – Я его так называю. Мы не можем еще раз поговорить с Мустафой? – Чтобы он в десятый раз рассказал о чудесах аль-Джахиза? Не думаю, что он по-настоящему связан с самозванцем. Его просто использовали. – Этот самозванец, – сказала Хадия. – Он в этом хорош. В использовании людей. То, что он говорил воскресной ночью насчет общества. Он не врал. Он просто искажал, бил по нашим слабостям. Знал, как настроить толпу против нас и как мы отреагируем. Фатима разделяла ее тревогу. Кем бы самозванец ни был, он изучил город. Так же хорошо, как изучил аль-Джахиза. Он не собирался исчезать, как надеялись начальство и городская администрация. У него был план. И они должны его разгадать. В дверь постучали. Фатима подошла, чтобы ее открыть, и обнаружила курьера-автоевнуха. Тот произнес стандартное приветствие, провел верификацию и вручил послание, после чего сбежал. Что, теперь уже никто не пользуется телефоном? Она открыла записку, которая, на удивление, была на английском. – Приглашение, – прочитала она. – От Александра Уортингтона. Он согласился на интервью. Думаю, у нас только что появился шанс отыскать настоящие зацепки. Глава тринадцатая До имения Уортингтона они добрались ко второй половине утра. При свете дня обширный особняк поражал еще больше. Автоматическая повозка подкатилась по дорожке к дому, где уже припарковалось несколько машин с хорошо одетыми водителями, лениво облокотившимися на свои экипажи – они привыкли к долгому ожиданию между поездками. – Нам с ним неделю назад нужно было поговорить, – проворчала Хадия, выбираясь из повозки вслед за Фатимой. – У фамилии Уортингтон есть свои преимущества. – Интересно, почему он решил с нами встретиться? – Трудно сказать. Но приглашение только для нас – без полиции. Разговор с Асимом будет выглядеть будто он замешан в каком-то преступлении. Разговор с нами… – …выглядит просто жутенько, – закончила Хадия. Фатима искоса на нее посмотрела. Сити очень плохо влияла на людей. Когда они постучали в дверь, их приветствовал мужчина, по манерам которого сразу было видно человека, работающего на богатых людей. Дневной дворецкий, как выяснилось. Их повели через огромную гостиную, сквозь остроконечную арку-луковицу. – Этот дом напоминает сказки, которые я читала в детстве, – прошептала Хадия, рассматривая узорчатые ковры и машрабийские решетки. – С капризными принцами и волшебными аистами. – Одного из них можем и встретить. Дневной дворецкий остановился у двери библиотеки, приглашая их войти. В комнате не было окон, и помещение освещала свисающая с потолка газовая лампа. Но что заставило Фатиму задуматься, так это люди. Коренастого мужчину с золотыми волосами, насколько она помнила, звали Виктор, а темноволосого – Персиваль. Они были в черных кафтанах во весь рост и красных фесках. На модном диване цвета мха расположились три женщины, каждая в черном себлехе и в мелая леф[63]. Их лица скрывали одинаковые вуали-бур’а, хотя головы отчего-то оставались непокрытыми. – Агент Фатима, – окликнула одна из женщин знакомым голосом. Абигейл Уортингтон. Ее выдавали рыжие волосы и все еще перевязанная левая рука. В правой она держала книгу, на обложке которой на английском языке было написано: «Таинственные истории джиннов и Востока». На странице виднелась скудно одетая женщина в вуали, с заломленными в отчаянии руками, над которой угрожающе нависал джинн с полыхающим огнем ртом. – Аасс-а-ламоо а-лейк-ум! – поздоровалась она. Фатима поморщилась. Как можно настолько плохого говорить на арабском? – И вам мир, – поздоровалась она на английском. – Абигейл, это агент Хадия. Моя напарница. – Напарница? – Сине-зеленые глаза Абигейл расширились над ее бур’а. – Как восхитительно! Доброго утра вам, агент Хадия. Как я уже говорила агенту Фатиме, меня можно называть просто Абби. – Доброе утро, Абби, – ответила Хадия. – О! У вас такой же прекрасный английский, как у агента Фатимы! Этот акцент… американский? – Я провела там некоторое время. – Еще одна женщина в вашем министерстве! – восторженно ахнула Абигейл. – И поездившая по миру! Я только что обсуждала с Бетани и Дарлин, насколько продвинутой ваша страна стала для женщин – вы практически оставили Британию позади! Знаете, мы все féministes. Конечно, не уровня Панкхерст[64]. Но все мы родственные души в нашем союзе сестер. Бетани и Дарлин, припомнила Фатима, подставляя имена к шатенкам, стоявшим по бокам от Абигейл. Сестры Эджингтон. Их ореховые глаза сохраняли все то же оценивающее выражение, словно кошки присматривались к конкурентке.