Хэвон отдельно поговорила с Юмином. Тот сказал, что Ючжин нарисовал такую картинку не в первый раз. Когда появляется девочка, которая ему понравилась, он рисует подобный рисунок и на следующий день втайне кладет в ящик ее стола или в сумку. Девочки, поневоле получавшие подобные подарки, ужасно плакали, но учителя до сих пор не нашли виновника. Хэвон предложила мне провести тесты. Сказала, что у Ючжина, возможно, есть серьезная проблема. Я почувствовала, как горело мое лицо, будто ни с того ни с сего меня ударил по нему незнакомый прохожий. Я не могла сдержать раздражения. Спросила ли она и самого Ючжина, а не только Юмина? Дала ли ему объясниться? Хэвон кивнула головой. Когда она спросила Ючжина, почему он нарисовал такую картинку, он ответил одним словом. Интересно. Он не объяснил, что ему было интересно. Рисовать картинку. Или наблюдать, как испугавшиеся девочки плачут. Я не могла согласиться на предложение Хэвон. Более того, мне было ужасно неприятно. А что такого? Дети же часто воображают то, что может шокировать взрослых, или могут это нарисовать, или просто поиграть с этим. Я сказала про это Хэвон. Может, она забыла, что Ючжину всего шесть, а не шестнадцать. Хэвон ответила, что в шестнадцать уже и не нужно было бы проводить тесты, потому что он бы уже сидел в детской тюрьме. Она сказала, что обычные дети творят такие дела, не задумываясь о последствиях, а Ючжин прекрасно знает, что он делает. То, что я никогда не видела его картинки, как раз тому свидетельство. Если человек что-то прячет, значит, он знает, что это надо прятать. Раз такое уже повторялось несколько раз и его не поймали, говорит о том, что он очень дотошный. У меня закружилась голова, щеки пылали, я была в ярости. Мне казалось, что она считает Ючжина потенциальным преступником. Но даже увидев мое разгневанное лицо, Хэвон не отступала. Она указала на голову девочки на картинке и сказала: «Это вообще-то не та девочка, это ты. Для мальчиков в возрасте Ючжина все женщины являются воплощением мамы. Ребенок отрезал голову мамы и воткнул ее на кончик зонта, значит, у него серьезные проблемы, и я предлагаю узнать, в чем они заключаются. Почему ты сердишься?» Я забрала детей и вышла из ресторана. Останься я еще ненадолго, я бы, чего доброго, оттаскала бы Хэвон за волосы. Если уж говорить начистоту, мы с Хэвон всегда были скорее соперницами, чем сестрами. Поскольку мы были погодками, у нас была общая одежда, общие книги. Хэвон всегда была первая в учебе, но терпеть не могла, когда на конкурсе сочинений я получала хотя бы грамоту. Ей все без конца делали комплименты, говоря, что она умная, но, когда изредка хвалили меня, она становилась чернее тучи. Назло мне она крупно подписала своим именем книгу из серии мировой литературы, которую я особенно любила. А на грамоте исправила один слог в имени и превратила ее в свою. Иногда она крала мои эссе по художественной литературе и сдавала их как свои. Когда мы стали взрослыми и каждая стала жить своей жизнью, между нами всегда чувствовалась какая-то напряженность. Это нельзя назвать безразличием, это было противостояние. Иногда мой муж жаловался на то, что Хэвон относилась к нему, как к малолетке. Вот и этот случай из той же серии. С того дня я перестала общаться с Хэвон. Даже услышав, что она открыла свою собственную клинику, я не поздравила ее. Во время праздников или в день рождения отца я старалась с ней не сталкиваться. Хэвон тоже не связывалась со мной. Мы впервые встретились месяц назад на похоронах Юмина и моего мужа. Уходя с похорон, Хэвон сказала мне прийти к ней, если понадобится помощь. Я прекрасно знаю свою сестру — это было сказано не из простой вежливости. Она предлагала «как-нибудь пообедать вместе», только когда и правда собиралась это сделать. Значит, предложение прийти к ней означало, что она хочет мне помочь, несмотря на то, что было. Возможно, я выглядела так жалко, что ее обида полностью испарилась. Или она уже предвидела, что вскоре я приду к ней вместе с Ючжином. Так это или нет, но сейчас мне действительно была очень нужна ее помощь. По правде говоря, она была моей единственной надеждой. Примерно через час мы с Хэвон сидели напротив друг друга. Увидев меня, она особо не удивилась. Не спросила, зачем я пришла или как я поживаю. Мне бы хотелось, чтобы она что-то сказала мне, облегчив тем самым ситуацию. Но она просто молча смотрела на меня. Мне пришлось начать. Перед тем как рассказать о причине моего визита, я напомнила ей о врачебной тайне. Секреты пациента, которые она узнает во время лечения, должны остаться между нами. Хэвон ответила не сразу. В ее глазах, которые смотрели прямо на меня, читались противоречивые эмоции. Но читались они четко, как рекламный щит на улице. Замешательство от того, что она должна поклясться сохранить тайну; неприязнь к человеку, который просит о помощи и при этом сам выдвигает условия; любопытство узнать причину моего визита; чувство ответственности перед сестрой, нуждающейся в помощи. Я подождала, пока она вернет контроль над собой. Я должна была получить обещание сохранить тайну, иначе я не могла ей ничего сказать. Я попила воды, которую принесла медсестра. Хэвон заговорила только тогда, когда я уже почти выпила всю воду. В конце концов она пообещала. В этот момент я потеряла дар речи. Все слова, которые я готовила несколько дней, сразу смешались в голове. С чего же мне начать? Да, надо начать «с ночи того дня». Я начала рассказывать. Я очень старалась говорить ясно и, по возможности, равнодушно, но максимально логично. Пока я не закончила рассказ, Хэвон хранила молчание. Выражение ее лица также не менялось. Мне показалось, что она даже ни разу не моргнула. Выслушав меня, она спокойно спросила, что я хочу от нее. Я хотела протестировать его. Сделать ему тест, который она предлагала три года назад. Мне казалось, что, если между «серьезной проблемой, о которой мы тогда говорили» и «событием того дня» не было связи или причинно-следственных отношений, если «событие того дня» было случайным, я могла бы простить Ючжина, и даже смогла бы избавиться от ненависти к нему и не бояться его. Смогла бы жить с ним и дальше. Хэвон вместо того, чтобы просто согласиться сделать тест, задала мне вопрос, которого я больше всего боялась. Если результат будет таким, каким она ожидала, что я буду делать? Смогу ли я повести себя в этой ситуации здраво? Я с силой сжала пальцы. Словно стон, из меня вырвались слова. Хэвон, пожалуйста… На глаза наворачивались слезы. Я опустила голову, и по щекам рекой полились слезы, как каждый раз в детстве, когда мы ссорилась с Хэвон. Только когда я чуть не умерла, она глубоко вздохнула и с сердитым лицом приняла мою просьбу. Она объяснила мне, что анализ будет проходить несколько дней. Сперва в своей клинике Хэвон проведет основные исследования и психологические тесты, а после этого попросит своих коллег из центра по исследованию мозга при больнице университета, где она работала до этого, провести детальный анализ. Я немного переживала из-за слов «попросит своих коллег», но решила довериться ей. Она просто так не обещает, а уж если пообещает, то держит слово. В глазах кололо. Я ненадолго оторвался от тетради и прислонился головой к спинке стула. Ладонью я нажимал на глаза и думал о голове девочки. Но сколько ни пытался, никак не мог вспомнить эту картинку. Однако мне было ясно, что дело не только в ней, мама отвела меня на лечение к тете из-за чего-то еще. Ведь мама стала бояться меня только через три года после того, как я в своем воображении художника убил маму. Значит, все из-за событий «того дня». Чтобы узнать, что это за события и когда они произошли, я снова вернулся к тетради. Следующая запись была неделю спустя. 19 мая. Пятница. Прошла неделя, показавшаяся целой вечностью. Это были очень тяжелые дни, мне казалось, что я умираю. Сегодня утром перед тем, как выйти из дома, я посмотрела на свое отражение в зеркале, висевшем в прихожей, оттуда на меня смотрел живой труп. Желтая кожа, впалые глаза, под ними черные круги, будто меня ударили кулаком. Растрепанные волосы и одежда, как у сумасшедшей. Я было подумала, не подкраситься ли немного, но потом, как и была, спустилась в гараж. Сил, да и настроения, для этого не было. Хэвон краем глаза посмотрела на меня, покачала головой и отвела взгляд к анамнезу. Посадив меня перед собой, она тянула время, просматривая результаты тестов. Я наблюдала за ней, и мне казалось, что у меня вот-вот разорвется сердце. Я будто ждала исполнения смертной казни. Точно не зная, чего я хочу, я просто обратила все свои мольбы к Деве Марии. Любящая Богоматерь… Сестра сказала, что результаты оказались не такими, как она ожидала. Не потому, что она ошиблась, а потому что все оказалось намного серьезнее. Я сильно сжала руки в кулаки, потом быстро разжала их и положила на колени. Спина покрылась потом. Хэвон добавила, что она в замешательстве. Не только она, но и коллеги из университета столкнулись с подобным случаем впервые. Наверно, поэтому результаты пришли с опозданием. Сестра сказала, что они несколько раз основательно все обсудили: вдруг они что-то упустили или неверно оценили. У Ючжина, по крайней мере, не было выявлено отклонения в физическом развитии. Его умственные способности были очень высокими, и он обладал бÓльшим самообладанием, чем дети его возраста. Его сложно было чем-либо взволновать. Странность заключалась в том, что ритм дыхания и пульс сильно падали именно тогда, когда ему надо было на чем-то сконцентрироваться. Все это не потому, что он такой послушный, тихий или терпеливый. Чтобы у Ючжина быстрее забилось сердце, ему нужно что-то особенное. Хэвон сказала, что ей страшно, потому что она не знает, что это. Сначала они провели тесты и анализы, предполагая, что у него детское поведенческое расстройство, а оказалось совсем не так. По выводу врачей, у Ючжина была дисфункция миндалины в мозгу. Значит, в пищевой цепочке он являлся хищником. Я, как дура, моргала глазами. Как он может быть хищником? Хэвон безапелляционно заявила: «Ючжин опасен. Среди социопатов он находится на самом верху иерархии, он — хищник». Хищник?.. Это бессмысленное слово объясняет прошлые шестнадцать лет?.. Этот абсурдный диагноз управлял моей жизнью?.. Голова, работавшая со вчерашнего утра с огромной скоростью, резко затормозила. Жар и холод, в которые меня попеременно бросало, неожиданно отступили. Многочисленные мысли, нахлынувшие на меня, словно наводнение, в одночасье прекратили свое течение. Я оторвал глаза от тетради. Запись продолжалась, но я больше не хотел читать. У меня было такое ощущение, будто я читал про какого-то религиозного фанатика из секты «Миссионерской церкви Дами», которая верила, что знаком конца света станет утроившееся солнце. Для него вопрос, конечно, существенный, но не имеющий ко мне никакого отношения. Ты думаешь, что это так? Раздался из-за спины голос мамы. Я встал и подошел к стеклянной двери на террасу. В пасмурном и темном воздухе мама качалась на качелях. Серое небо нависало прямо над навесом. Может, тебе почитать дальше? Я покачал головой. Неинтересно. Тебе же любопытно, что это за события «того дня»? Мне это было не интересно. Интересно было другое. Почему мама продолжала заботиться обо мне? Она даже пошла к тете, с которой порвала отношения, и умоляла о помощи. Если она так меня боялась, ей, наверно, было лучше надеть удавку мне на шею и заточить в подвал. Это было бы лучше для нас обоих. Ведь тогда я не стал бы убийцей, а мама осталась бы жива. — Ючжин! На этот раз меня позвала не мама. Голос доносился из-за двери. Я обернулся. — Ты у себя? Кто-то стучался ко мне в дверь. * * * Ручка двери повернулась. Я посмотрел на настольные часы. 1:48. Почти как вчера утром, когда в мою дверь стучал Хэчжин. На столе открытая тетрадь, дверь в комнату не заперта. Я же был дома один, закрываться было ни к чему. Только в отличие от вчерашнего дня, я был голый, и у меня не было времени долететь до двери комнаты. Дверь уже открывалась. В дверном проеме показалась нога в полосатом носке. Следом появилось лицо хозяйка этой ноги. Рот, который запросто проглотил бы огромного питона, растянулся в дружелюбной улыбке. — Чем ты занимаешься? Это была тетя. Я, конечно, предполагал, что она рано или поздно заявится, но не так же неожиданно, не прямо сейчас. Более того, я и представить себе не мог, что она сразу ворвется в мою комнату. Даже моя мама, которая, как никто другой, умела действовать напролом, тете и в подметки не годилась. Ей так любопытно, чем я занимаюсь, что она хочет проверить это, неожиданно ворвавшись в мою комнату? Я опустил голову и окинул взглядом свое голое тело. Моя пушка была во всеоружии, а волосы на лобке встали дыбом. Живот вжался внутрь. Мышцы на ягодицах сильно напряглись, как холмики на грядках. Нервная система пришла в полную боевую готовность. Мой кровный враг был здесь. — Что случилось? Я сделал шаг в сторону стола и плотно к нему прижался, немного раздвинув ноги. На открытой тетради лежала моя пушка, словно сейчас выстрелит. С лица тети, которая приближалась, глядя на стол, совсем исчезла улыбка. Она что-то неясно буркнула себе под нос и отвернулась в сторону. Нити ожерелья, которые она носила словно шаман из племени масаев, шумно закачались у нее на шее. — Почему ты в таком виде? Ее голос не был смущенным. Но и восторженным не был. В нем читалось любопытство — с чего это я демонстрирую свой пенис в самом расцвете сил. Читалось, и очень отчетливо, что она относится ко мне, как к молокососу. Малыш, я твоя тетя. Я человек, который видел тебя еще тогда, когда твой пенис был размером с небольшой краник. Теперь этот краник подрос и стал размером с душ, чего тут бояться. Я посмотрел на тетин зад, упруго проступающий сквозь джинсы. Единственная часть ее сухощавого, как палка, тела, которая имела мягкую округлую линию. Каждый раз, когда я ее видел, она напоминала мне футбольный мяч, лежавший посреди пустыря, и поэтому мне инстинктивно хотелось ударить по ней ногой. Но каким образом этот мяч докатился сюда? Как он миновал подъезд и преодолел нашу входную дверь? Долго ломать голову над этим не пришлось, я сразу понял ответ. Хэчжин. Наверно, вчера он заехал к тете в клинику и передал ей ключи от подъезда и квартиры. — Это я хотел тебя спросить, почему ты стоишь в таком виде? Тетя повернулась и скрестила руки на груди, расслабив таким образом плечи. — Сперва оденься. Безобразие! Она вела себя очень спокойно, будто, если надо, готова была ждать и тысячу, и десять тысяч лет, пока я не оденусь. От этого я чуть не причмокнул языком. Старая дева, которая ни разу не была замужем, а такая бесстыжая. — Это будет немного затруднительно, ты загораживаешь мой шкаф. Тетя повернула голову и посмотрела назад. Потом в один миг краем глаза окинула меня с головы до ног. Похоже, она решила, что ситуация складывается не в ее пользу, поэтому разомкнула руки и, повернувшись к двери, спросила: — Может быть, ты тогда спустишься на первый этаж? — Хорошо. До двери было всего три-четыре шага, пока тетя проходила это короткое расстояние, она всячески стремилась показать, что не смутилась и не потеряла свой авторитет. Она выпрямила спину и с гордо поднятой головой неторопливо вышла из комнаты. Дверь с грохотом закрылась. Ючжин опасен. Среди социопатов он находится на самом верху иерархии, он — хищник.