Ее голос был мягким, но очень решительным. Я почувствовал головокружение, очень хотел сказать, что этого не случится, но не смог открыть рот. — Человек, который однажды перешел границу, сделает это еще раз, потому что он знает, что за ней находится. Ты будешь прекращать прием лекарства снова и снова, потому что без него твое тело летает и ставит новые рекорды. Я поднял голову и посмотрел ей в глаза. В них я прочитал две вещи — мама ни за что не передумает, и тетя не сдержала свое обещание. — Мне очень страшно. До такой степени, что хочется умереть, — в голосе мамы чувствовался плач. — Твой брат и папа погибли, утонув в море. На моих глазах. В тот день на соревнованиях в Ульсане я испугалась, что потеряю и тебя — единственного сына… Глаза, которые пытались смотреть мне в лицо, были полны слез. Я сильно сжал зубы. Я, конечно, не мог в той же мере, как она, почувствовать ее страх. Но мог понять разумом. Да, возможно. Возможно, ей было очень страшно. Однако почему я должен стать козлом отпущения? А просто наблюдать, как я страдаю от побочных эффектов при приеме лекарства — это нормально? Мама все-таки аннулировала мое членство в клубе. Оставив последнюю надежду, я сложил в большую картонную коробку все, связанное с плаванием. Медали, альбомы с вырезками из газет, фотоальбом, спортивную одежду для тренировок и соревнований и даже полотенца. На глазах у мамы я отнес этот ящик на крышу и сжег. Мне очень хотелось спросить ее: Теперь ты довольна? Было не так сложно вновь превратиться в обычного школьника. Занимаясь спортом, я не забросил учебу, поэтому нужно было просто взять сумку и пойти в школу. Я не создавал в школе проблем. Я решил, что, не будучи отличником, надо хотя бы стать образцовым хорошистом и жить себе спокойно. В то время я хотел только одного — до конца жизни жить, сидя на шее у мамы. Я считал, что это моя месть ей. Весной следующего года я изменил свое мнение. Меня сильно взволновал один абзац в книге, которую я случайно нашел в комнате Хэчжина. В суде решаются два вопроса. Первый: достаточно ли для принятия решения о виновности доказательств, предоставленных прокуратурой. Он совсем не имеет отношение к морали. Принимая решение, виновен или не виновен человек, нельзя подходить к делу, как священник. Второй вопрос возникает, когда подсудимого уже признали виновным и нужно изменить меру наказания. Здесь как раз самое важное — насколько преступление виновного серьезно и соответствует мере наказания. Эти вопросы связаны с моралью. Необходимо узнать, какую жизнь прожил виновный, что он испытал в своей жизни и какие проблемы его окружали. «Например, авторитетный врач зарубил топором и расчленил жену, с которой душа в душу прожил сорок лет; везучий вор, который дважды грабил банки, но к нему применили более мягкое наказание, чем он заслуживал; красавица скрипачка, убившая своего младшего брата в ванне и покончившая с собой». Эту книгу написал один адвокат, когда-то защищавший этих людей. Я истолковал его слова следующим образом: мораль — это умение сочинить логичную историю, в которую можно поверить. После этого я начал искать подобные книги и читать их. Чем дальше, тем я больше интересовался «сочинением истории». Возможно, от сильной обиды, что в свое время я не смог защитить себя перед мамой. Или мне просто очень понравился новый взгляд на мораль. Но, как бы то ни было, важно, что я нашел какое-то увлечение, помимо плавания. Каждый раз, когда в стране происходило страшное преступление, вызывающее всеобщий гнев, я представлял себя адвокатом и фантазировал, что нарисовал бы немного другую картину, окрасил бы ее другим цветом, потому что не всегда все надо представлять именно так, как есть. Конечно, не все умеют рисовать картины. И, чтобы выйти с красками и кистью на арену для борьбы, я должен был сперва стать адвокатом. Для этого надо было поступить в юридическую школу, отучившись до этого на юридическом факультете и сдав экзамен, для подготовки к которому необходимо было усердно заниматься. Я даже и мечтать бы об этом не стал без поддержки Хэчжина. Он помогал мне во всем — когда я провалил школьные выпускные экзамены и не попал в университет, когда попытал счастья на второй год и поступил. В последующие семь лет, могу заявить об этом с полной уверенностью, моя жизнь была полной. Я изо всех сил старался учиться, как когда-то занимался плаванием, может быть, даже больше. И сегодня, когда наградой за это стал отличный результат на экзамене, моя жизнь опять стояла лицом к лицу с убийцей, посланным Судьбой. Конечно, в этом была моя вина. Я уже испытывал нечто подобное в пятнадцать лет, но допустил повторение этого. Однако от лица своего адвоката я хочу задать вопрос прокурору по имени Судьба. А что, если бы ты целых пятнадцать лет испытывал страшную головную боль, если бы в ушах у тебя шумело, словно через микрофон, а тело всегда было слабым, как у больной курицы? Ты бы не хотел получить в качестве утешительного приза за такую жизнь хотя бы несколько приятных отпускных дней? И кто не сойдет с ума, каждый раз в этот отпуск разрушая чью-то жизнь? Я взял пакетик с лекарством, который кинул на стол, и выбросил его в мусор. Теперь я должен был найти истинную причину, по которой моя жизнь оказалась совершенно разрушена. Я должен был начать рисовать. Мне нужно было полностью сконцентрироваться, поскольку в данный момент на первом этаже меня ожидал Хэчжин, и я не знал, когда же ворвется тетя. А сделать это невозможно, если от лекарства у тебя раскалывается голова, стоит страшный шум в ушах и тело, как у больной курицы. Именно поэтому телу и разуму был необходим отпуск, пусть и опасный, но отпуск. Я начал с уборки комнаты. Разложенные на столе вещи я убрал в ящик. Ветровку и жилет повесил в шкаф. Туда же засунул жалобы на свою судьбу. Одежду с носками, в которых я был вчера, и окровавленное постельное белье я бросил в ванну. А матрас с кровавыми следами перевернул. Разберусь с этими вещами потом. При возможности, конечно, лучше их сжечь или закопать. Но, если не получится, надо было хотя бы попытаться постирать. Тряпкой я вытер кровавые следы на полу в комнате, на двери и на ручках. Веник и ведро я помыл в ванной. Потом отнес их вместе с пакетом для мусора на крышу. Там слева был кран, рядом с которым стояла огромная круглая бочка с крышкой. Мама делала там заготовки для кимчхи или просто наливала туда воду для разных нужд. Я положил в эту бочку пакет для мусора, а все остальное оставил около. Затем надел на кран шланг, включил воду и помыл пол на террасе, стол под навесом, качели, крышку от ящика, который использовали как стол. Когда я почти что с этим покончил, посреди пасмурного неба появилось белое тусклое зимнее солнце. Воздух был все такой же холодный. Морской ветер пронзал острым лезвием, которым с легкостью можно было перерезать горло. Потирая замерзшие от холодной воды руки, я направился в свою комнату. Я не прошел и пяти шагов, как резкий вопль мамы воткнулся мне в затылок. Ючжин! Я замер. Откуда-то из воспоминаний донесся плеск проточной речной воды. Этот звук был таким же неожиданным, как голос мамы. Когда я закрыл глаза, на меня обрушился желтый свет уличного фонаря. Я увидел, как бегу под дождем. Крик мамы эхом раздавался в тумане и исчезал во тьме. В темноте громко шелестел строительный брезент, развевающийся на ветру. Я открыл глаза, и все эти образы растворились в пасмурном воздухе. Войдя в свою комнату, я оставил стеклянную дверь нараспашку, чтобы полностью выветрить запах крови. На столе раздался звук от полученного сообщения. Хэчжин. Спускайся обедать. К горлу подкатил жар и потихоньку спал. Такое случалось каждый раз, когда кто-то мешал мне размышлять. Меня моментально охватывало раздражение и сразу же исчезало. Я посмотрел на время. 13:01. Если я не отвечу, он наверняка снова поднимется ко мне, поэтому сразу отправил ответ. Сейчас спущусь. Я осмотрел комнату. Она выглядела вполне обычно, если не считать сильного запаха крови и снятой с кровати простыни. Я вошел в ванную, помыл ноги и встал перед зеркалом над раковиной. Проверил, нет ли в моем виде чего-нибудь странного. Густые волосы и круглый лоб, которые я унаследовал от отца, черные, словно уголь, глаза, немного оттопыренные уши, которые достались мне от мамы… Образ и подобие родителей, вне всякого сомнения. Это был я. Но сейчас я сам себе показался странным и чужим. Я был подобно хомо сапиенсу, который 40 000 лет назад мигрировал из Африки на европейский континент. Как и он, я выглядел растерянным, жестоким и испуганным. Я повернул кран и принялся умываться. Я тщательно тер лицо, словно смывая незнакомый образ. В местах, которых касались пальцы, чувствовалась боль. Я снова осознал, что моя жизнь полностью сгорела и превратилась в пепел. Я достал из шкафчика полотенце, вытер лицо и бросил его у двери в ванную, затем встал на него и тщательно вытер ноги. Я чувствовал под ногами полотенце, и это реальное ощущение вернуло меня к действительности. Внизу меня ждал Хэчжин. — Чем ты там занимался? Говорил, что проголодался, а спустился только сейчас? — спросил Хэчжин, не оборачиваясь. Он стоял у плиты и, держа в руке половник, пробовал суп. На столе стояли несколько закусок и яичница, приготовленная в керамическом горшочке. Рядом лежали ложка и палочки. Когда я сел, Хэчжин поставил передо мной рис и суп из морской капусты. — А ты? — спросил я. Он ответил: — Я что, по-твоему, свинья? Я совсем недавно съел рамен. Я посмотрел на тарелку с супом, в котором почти не было бульона, в основном, одна гуща — кусочки говядины и морская капуста. Обычно так суп для меня наливала мама, потому что тетя порекомендовала мне придерживаться низконатриевой диеты. — Не слышу слов благодарности. Я сам сварил, хотя мясо и капуста были уже готовые. Хэчжин налил себе кофе и сел передо мной с чашкой. Он был в темно-синем кашемировом свитере, который ему купила мама, в белой рубашке под ним и в джинсах. Очевидно, что он куда-то собрался. Я взял палочки, достал кусочек морской капусты и положил его в рот, казалось, что я жевал песок. Я не почувствовал никакого вкуса, кроме чего-то горячего и скользкого. Зачем он так долго кашеварил, если так безвкусно? — Ты позвонил маме? — спросил Хэчжин, я покачал головой. — Ее телефон выключен. Наверно, молится. — Да? — Хэчжин, сомневаясь, слегка наклонил голову. — А может быть, она не знает, что у нее разрядился телефон? Я кивнул, как бы соглашаясь с его предположением. — Тогда как с ней связаться? Может быть, позвонить прямо туда? Она случайно не говорила, куда поехала? — Я сам разберусь. Поем и подумаю. Хэчжин открыл было рот, чтобы что-то сказать, но передумал. Я положил в рот еще один кусочек капусты и заставил себя его прожевать. — А почему ты не ешь рис? Трескаешь одну капусту? Ты что, роженица? — Ты снова куда-то уезжаешь? — спросил я, и Хэчжин посмотрел на свой свитер. — Да, мне надо встретиться с коллегой. — А где? — В Кимпхо. Он после обеда улетает в Токио, а я должен ему кое-что отдать. — Тогда иди скорее, — осторожно ответил я, чтобы он не заметил, как я обрадовался. — Да еще есть время. Ааа… я положил в рот третий кусочек морской капусты. — Кстати, ты уже слышал? — О чем? — Сегодня в нашем районе произошло убийство. Я удивленно поднял голову. Толстый длинный кусок морской капусты, словно змей, быстро проскользнул в горло. Я еле смог проглотить его, от чего у меня на глаза навернулись слезы. Убийство? — Где? — На причале. — На площадке у волнореза? — На этот вопрос Хэчжин кивнул головой. — Когда я возвращался домой, люди столпились у волнореза и смотрели вниз, а дорога была заполнена полицейскими машинами. Я удивился и подошел посмотреть. Ты же знаешь меня — никогда не могу сдержать любопытства. Меня так и подмывало спросить — «И что дальше?», но вместо этого я положил в рот несколько рисинок. — Причал был огорожен полицейскими лентами. Труп зацепился за один из швартовых, его обнаружил кассир, работающий на причале. Хэчжин сделал небольшую паузу и добавил: — Сказали, это молодая женщина. Странно, но у меня около ребер пробежал холодок, словно ледяная рука потрогала мою грудь. Жуя рис, я ответил безразличным тоном: — То, что нашли труп, не обязательно означает, что произошло убийство. Может быть, она покончила собой или поскользнулась. — Если это самоубийство или несчастный случай, вряд ли бы приехало столько полицейских машин. Обстоятельства сами… — Хэчжин замолчал и прислушался — в его комнате зазвонил мобильник. Занят? Чем же ты так занят?.. Он поставил, почти бросил, чашку с кофе и побежал в свою комнату. Я взял кусок капусты и вмиг остановился. Из щели прикрытой двери донесся голос Хэчжина: — Да, тетя. Да, да, секунду. Дверь полностью затворилась. Больше ничего не было слышно. В горло больше совсем ничего не лезло. Тетя? Хэчжин отвечает на ее звонок, закрыв дверь. Бывало ли такое раньше? Я не мог этого припомнить. Наверно, нет. Хэчжин никогда не разговаривал по телефону тайком. Он делал это громко и открыто в присутствии других, словно колонки включал — из приличия. Но теперь он закрыл дверь и говорил тихо — значит, его попросила об этом тетя. Я никак не мог сообразить, о чем таком она могла шептаться с Хэчжином. Я положил палочки и начал вспоминать недавний телефонный разговор с тетей — есть ли какое-то несоответствие между тем, что я сказал Хэчжину и ей. * * *