Зима – самое трудное. Открыватель потерял тридцать фунтов веса и съел кожаные подошвы своих сапог. Ночью он слышит вой окруживших крошечный лагерь волков. Они подбираются все ближе. Где-то его ждет жена, сын, забывший лицо отца. В минуты уныния Открыватель напоминает себе, что делает это, чтобы у других был свет там, где для него темно. У них будет Карта. Они смогут обойти рытвины и тупики. Не будет больше тайн. Он откроет их, одну за другой. Иной день солнце вовсе не встает. 17 ноября 20.. Механик спросил за починку машины триста долларов. Я поблагодарил и поехал на распродажу армейских излишков. За сто долларов купил перчатки, теплое пальто и пару подержанных ботинок, на вид непромокаемых. Правда, забыл купить шапку и несколько часов в машине закрывал уши ладонями – то одно, то другое. Я собираю мелочь, в кармане, как опухоль, растет груда монет. Мне нравится их тяжесть. Бумажные деньги для меня все больше теряют смысл: пустые бумажки, долговые расписки. При виде таксофона каждый раз думаю позвонить ей, но ни разу не звонил. Что бы я ей сказал? В том-то и дело. Она и так скоро все узнает. Вспомнит тот вечер и свалится в обморок. В зоне отдыха я вычистил все, что меня связывало с Остином: футболки с эмблемой «длиннорогих», агитационные листовки. Выбросил в мусор полученные от нее библиотечные книги, всех безумных русских с их бесстыдной печалью. Завтра я буду там. В ЕГО городе. У ЕГО дома. Я воображаю особнячок на холме, горящие камины, рождественское дерево в холле. Но что, если и это ложь, как все остальное? Декорации с актерами. Фальшивый дом фальшивого человека. Факт: в Монтане нет ограничений скорости. Штат так велик, а население так мало, что я иногда часами не вижу ни одной машины. 19 ноября 20.. Я прибыл в Хелену во вторник и с тех пор изучал городок, насколько позволяла погода. Факт: это столица штата, основанная в 1864 году «Четырьмя джорджийцами». Я рассчитывал ночевать в машине за городом. На заднем сиденье довольно удобно, а сэкономленные деньги я потратил бы на еду. Но холод сорвал этот план. Так что я нашел мотель – в Дербишире. Он удовлетворял двум требованиям к ночлегу. Первое – не сетевой. Второе – в комнатах не курят, и они веселенькие. Вчера, сняв номер, я побывал в здании Капитолия. Там водят экскурсии, из которых я и узнал про джорджийцев. Они вроде бы были золотоискателями, хотя только один на самом деле из Джорджии. Само здание из известняка и гранита. В очереди дожидались экскурсии толстяки в ярких пуховиках, в которых они похожи на грейпфруты. Как большинство местных капитолиев, монтанский – огромная ротонда с впечатляющим куполом. Монтану основали старатели, и внутри все расписано золотом, на больших фресках – индейцы, рудокопы и ковбои. ЕГО офис входил в экскурсию. С охраной не слишком. Я говорил с Хххх (примечание редактора: имя вычеркнуто), она работала в штате сенатора. По ее словам, ОН бы в офисе на прошлой неделе, хотя из-за кампании они ЕГО редко видят. Я спросил про его семью, приезжали ли они с НИМ, и она сказала, что да, но что сенатор не хочет, чтобы ЕГО дети слишком часто пропускали школу, так что не всегда берет их с собой. Я улыбнулся этой идеальной лжи. Говоришь детям, что уезжаешь, но уверяешь, что это ради их же блага. Им без тебя будет безопаснее, лучше. Когда на самом деле отец думает: они мне помешают, у меня есть дела поважнее. Я сказал Хххх, что волонтерил для него в Остине. Она сказала, что обожает Остин. Мы обсудили городской пруд и барбекю. Хххх говорит, что родилась в Бозмане и вернулась домой, чтобы жить поближе к родителям, но что терпеть не может зиму. Я сказал, что проведу в городе несколько недель. Сказал, что в этом семестре разъезжаю по стране, чтобы увидеть «настоящую Америку», и что надеюсь увидеть ее всю до возвращения в колледж к весне. Хххх сказала, что это, наверное, здорово. Посоветовала, если будет время, попробовать пироги, которые готовят «У Дорин». Сказала, что ее любимый – яблочный. Наверное, мне одиноко или еще что, потому что я опомниться не успел, как попросил ее как-нибудь поесть пирогов вместе со мной – не то чтобы свидание, а просто ради компании, – а она посмотрела странно и ответила, что у нее есть парень. Я сказал, что ничего такого не имел в виду. Имел в виду просто, что я недавно в городе и никого не знаю. За моей спиной экскурсовод предложил двигаться дальше. Он был с пиратской бородой, в клетчатой рубашке с галстуком боло. Подлинный житель Запада, без всякой иронии. Хххх сказала, что ее ждет работа. Сказала: «Спасибо, что зашли». Я протянул ей руку, а она притворилась, что не заметила, и я вернулся к экскурсии с горящим от стыда лицом. До конца экскурсии думал, что я сказал не так. Глупо было предлагать ей встречу. Хххх могла бы стать хорошим источником – из ЕГО офиса, знает ЕГО график. Потом, на выходе, я поймал свое отражение в зеркале. Небрит. С последней стрижки прошло почти три месяца, и, хотя на мне было новое пальто и ботинки, вид у них грубый и дешевый. В общем, я выглядел неприглядно и, на собственный взгляд, не внушал доверия. Неудивительно, что она не захотела показываться со мной на людях. Я вернулся в мотель, злясь на себя, что так все запустил. На заправке у мотеля купил бритву и какие-то ножницы. Сразу, как вернулся в номер, принял душ – очень горячий, кожа покраснела, – потом постелил на пол ванной полотенце и подстригся, стараясь одинаково подровнять с обеих сторон. Потом вспенил мыло на лице и побрился. Нельзя так себя запускать в смысле внешности. Когда проведешь побольше времени в одиночестве, забываешь о наружности, о том, каким тебя видят другие. Мне меньше всего хотелось бы стать маргиналом, психом с прической под Христа, завидя которого, люди переходят на другую сторону улицы. 6 декабря 20.. Эта ночь была самой одинокой на моей памяти. Погода на этой неделе реально ограничивала свободу моего передвижения по городу. Снег сегодня шел так густо, что я выходил из номера только до вестибюля – купить еды в автомате. Я сыт по горло дешевой пищей и телевизором. Когда солнце село, я лег на кровать, лицо еще горело от дешевого лосьона, купленного на заправке. Я пытался вспомнить лица знакомых. Что-то со мной происходит. Но что? Я стал думать об офисе – ЕГО офисе с высокими потолками и окнами-витражами, как в церкви. Они будто внушают, что ОН – не просто человек. ОН – сенатор Золотого штата. Золотой мальчик из Золотого штата. Поздно ночью я поужинал крендельками с арахисовым маслом. Лежал на комковатой постели в свете телеэкрана, сам как комок. Мысли не умещались в голове. Зачем я сюда приехал? Зачем мне что-то делать? Человек один в темноте понемногу испаряется. (Прим. редактора: далее несколько страниц вырваны из дневника) 15 декабря 20.. Неделя была трудная. За первым бураном последовал еще один, и снег на несколько дней запер меня в мотеле. Честно говоря, не помню, на сколько. В четверг я одолжил у портье лопату и откопал свою машину, но, когда повернул ключ, зажигание не сработало. Механик сказал, что дело в аккумуляторе, и что новый обойдется мне в двести долларов. При этом улыбался так, словно я был большим бутербродом, а он неделю не ел. Как только дороги расчистили, я поймал машину до города. Новые ботинки оказались не такими непромокаемыми, как я думал, и к полудню у меня адски болели пальцы на правой ноге. В Остине я хитростью нашел адрес ЕГО дома – в файле переписки на рабочем столе Уолтера. Автобус останавливается в нескольких кварталах от него, и я поехал автобусом, съев на обед чили. Когда принесли порцию, я сообразил, что это первая настоящая еда чуть не за две недели. От запаха мяса и томата у меня голова пошла кругом. Я сперва съел все одним махом, а затем пошел в туалет и все стошнил, в горле и в носу остался запах томата. Когда возвращался за стол, меня шатало. Официантка спросила, не хочу ли я еще чего-нибудь. Я отказался и, пока она ходила за счетом, съел три пакетика соли, оставленные кем-то на соседнем столе. В зимние месяцы в Хелене штата Монтана почти нет уличного движения. Выходя из автобуса в дорогом районе, где жил ОН, я придумывал оправдания на случай, если остановит полиция или проявят любопытство соседи. Испортившаяся машина подошла бы. Или меня накануне привезла сюда девушка, а теперь я возвращался к бару, где оставил машину. Я приличный молодой человек, все зубы на месте, и хотя я давно не стригся, но волосы подровнял, и выглядели они неплохо. Я бы улыбался, рассказывая копу эту ложь, словно говоря: «Знаете, как это бывает. Девушке не терпелось, мы оба выпили, и я не раздумывал». А потом, подмигнув: «Хотя, по-моему, невелика цена за ночь на небесах – пройтись милю-другую по морозу». Он живет на Хххх (прим. редактора: название улицы вычеркнуто). Удача – или судьба – были на моей стороне, потому что ЕГО жена Рэйчел и дети Нил и Нора как раз выходили из дома, когда я прошел мимо. Агенты Секретной службы проводили их к большому черному внедорожнику. На Рэйчел была длинная черная куртка и джинсы. И на голове шерстяная шапочка. Нил был с ранцем и нес в руках игрушечные фигурки. Мое внимание, когда я вывернул из-за угла, прежде всего, привлек смех малышки. Я увидел, как Нора слепила снежок и запустила им в брата, который увернулся и тоже нагнулся за снегом. Рэйчел побранила детей, но не слишком строго. Я издалека не разбирал слов, но язык тела о многом говорит. Когда я подошел, агент оглядел меня с головы до пят. Я видел, как он оценивает уровень угрозы и сравнивает меня с устаревшим списком подозреваемых (вероятно, вбитым в голову в академии). Рэйчел в этот момент тоже подняла голову и увидела меня, а я поднял руку и помахал ей. Только теперь я улыбался. Солнце светило мне в лицо – хоть и не грело, – и его луч был долгожданной переменой после бесконечной серости последних дней. Оно звенело снежной белизной, как чистым, легким тоном колокольчика. Проходя этим богатым районом, разминая ноги, наполняя легкие холодным воздухом, я хорошо себя чувствовал. Снова чувствовал себя здоровым, цельным, будто солнце, воздух и земля под ногами были давно пропавшими кусочками меня самого. Трудно подобрать слова (как описать неописуемое?), но, увидев ее, Рэйчел, – удача, невероятное совпадение – в сочетании с теплом, и воздухом, и светом солнца, я был счастлив, поэтому поднял руку и помахал. И Рэйчел с улыбкой махнула мне в ответ, как доброму соседу. И, хоть и мимолетно, этот короткий жест связал нас, свел вместе, соединил дружбой. А потом следом за ней из дома показался сенатор Сигрэм. ЕГО сопровождали двое агентов Секретной службы. Так много произошло в тот момент, что здесь не перечислишь. Я был одновременно ошеломлен ЕГО появлением, и понимал, что не смею дрогнуть, выдать себя – показать, что я не просто дружелюбный сосед. Я заставил себя еще раз махнуть и снова стал смотреть на дорогу. Я вспомнил пистолет, спрятанный в туалетном бачке номера, патроны, забитые на дно рюкзака. Это оно? Та минута? Я ошибся, вычисляя день? Краем глаза я видел, как ОН с семьей садится в машину. Я впервые заметил другую на дорожке перед ней и – впереди – третью, неприметный седан, в котором сидели еще двое агентов в длинных черных пальто – они тоже смотрели на меня. Я кивнул им – надеюсь, непринужденно, а позади меня два внедорожника вывернули с участка и унеслись прочь. Теперь забытый пистолет представлялся удачей. Тут же включился мотор третьей машины, она развернулась на месте и погналась за теми. Я остался стоять на полусогнутых, ловя воздух ртом. У меня голова кружилась от случившегося. Я подошел к ЕГО дому, и ОН появился. Это не могло быть простым совпадением. В памяти у меня слепящее тепло солнца смешалось с ЕГО появлением. Как будто ОН выскочил прямо из солнца. Над головой солнце зашло за облако, и я увидел пятна – плавающие серые пузыри на фоне снега. Великий человек был дома, увековечивал ложь, укреплял ее, как набережную укрепляют мешками с песком. Но где же команда с камерами? Где операторы, торговцы ложью? Или на сей раз ложь для частного применения? Только для семьи? Я рисовал их в памяти. Отец, мать и двое маленьких детей. Какими счастливыми они выглядели – я вспомнил дружеский взмах руки Рэйчел. Как они счастливы быть вместе, одним целым. Но там же, едва солнце снова выглянуло из-за тучи, я понял, что эта ложь еще больше других. Они вовсе не были полной семьей. В семье была трещина, пролом. Ведь был Первый Сын, так? Тот, что утонул. Он был призраком, следующей за ними тенью. Он пропал, его не было здесь во плоти, но тень преследовала их. А потом я увидел свою тень на земле. Она протянулась к ЕГО дому: вытянутый силуэт в утреннем солнце. При виде ее мне стало дурно, и пришлось сесть прямо на заледенелый асфальт. Это была тень пропавшего мальчика, я уверен. Но в то же время я видел, что это моя тень. Она каким-то образом принадлежала нам обоим. Тень, протянувшаяся к его дому, связала меня с НИМ, с ЕГО семьей. Меня накрыла лавина мыслей. Совпадение? Случайности? Разве я сам не пропавший сын? Ложь? Мой отец уехал, перебрался в Нью-Йорк и снова женился, завел двух детей. У него теперь своя полная семья, собственная счастливая семья, чтобы махать соседям от дверей дома. И у них тоже есть призрак (я), преследующий их, – сын-тень. По улице рысцой бежала собака (волк?). Я был связью. СВЯЗЬ. Мне это вдруг стало ясно. Его ложь – моя ложь. Как три числа рядом: 2 2 4. Просто набор чисел, пока не вставишь «+» и «=». Они вдруг стали уравнением, решением (2 + 2 = = 4), неопровержимым. Вот так ко мне пришло понимание. Как последний фрагмент головоломки. Я – сын-тень. Сын/Солнце? Альфа/Омега? Волк/Овца? (Прим. редактора: оставшиеся страницы этой части вырваны.) Я дочитал и откинулся на подушку. Страницы дневника ровной стопкой лежали рядом. После Монтаны записи стали реже и более обыденными: сколько миль проехал, что ел – словно Дэнни начал таиться от самого себя. Сенатор Сигрэм почти не упоминался. Больше никаких разговоров о призрачных сыновьях и откровениях, явившихся ему на солнечной улице Хелены. Почему? Что это значило? Может быть, он испугался собственных мыслей. Может быть, после Хелены дневник представился ему любопытным попутчиком, от которого надо прятаться. А может быть, то, что случилось в Монтане, смирило его, прогнало из головы мысли о Сигрэме. Может быть, тот темный час на заснеженном севере потряс Дэнни и снова вывел на путь здравомыслия. И все же мне не давали покоя эти слова: