Первая пуля попала в живот беременной женщине, убив нерожденного младенца. Вторая убила стоявшего рядом. Приезжий физик получил пулю в нижнюю часть спины. Уитмен видел каждый выстрел еще до самого выстрела. Он предвкушал попадание и переходил к следующей жертве раньше, чем пуля ударяла в цель. Первая машина полиции прибыла чуть позднее полудня. Уитмен уже перешел к улице Гваделупы. Сбил с велосипеда мальчика-газетчика и рассмеялся, видя, как тот летит наземь. Выстрелил в семнадцатилетнюю девушку, но в последнюю секунду ощутил порыв ветра и понял, что ее только ранил. Полицейские, укрывшись за машинами, пытались высмотреть стрелка. Тела остались лежать, как упали, в мареве стоградусной жары. Уитмен застрелил ребенка сквозь шестидюймовую щель между бортиками. «Найдется ли такой, в кого я не попаду?» – подумал он. Он ощущал себя снайпером в расцвете сил, чемпионом мира в тяжелом весе. С каждым выстрелом становился выше и сильнее. Каждая отнятая жизнь добавляла сто лет к сроку его жизни. Он перешел на другую сторону крыши и застрелил отходившего от газетного ларька аспиранта. Уитмен видел, как метнулись за барьер двое детей. Когда один из них выглянул посмотреть, что происходит, Уитмен выстрелил ему в рот. Он слышал выстрелы. Полиция открыла ответную стрельбу. Остинцы бросились по домам за личным оружием и теперь тоже пытались его снять, осыпая пулями с улицы. Как-никак, это были техасцы, на этой земле жил дух ковбоев. Уитмен вслушался в рикошет пуль от каменных бортиков. Так и надо. Скучно, когда не дают сдачи. Он принялся стрелять через водосливы на все четыре стороны, сам ни разу не подставившись под пулю. Ему казалось, что он тает на солнце, как зефир над костром. Человек, стоявший у кузова грузовика в пятнадцати футах к югу, получил пулю в живот. Уитмен стал машиной убийства. Он был гневом Божьим, беспощадным и неотвратимым, как сама смерть. Если бы захотел, он бы застрелил и «человека на Луне». Он мог расстреливать людей в будущем. Он мог казнить прошлое. Уитмен не услышал, как взломали дверь на крышу. Он стоял среди града пуль, осыпающих ограждение крыши. Он как раз целился в полдюйма лысой головы, когда из-за угла вышли двое полицейских и открыли огонь. Уитмен обернулся, поднимая винтовку, но опоздал: заряд ударил ему в висок, сбив наземь. Было 1:24 пополудни. Он провел на крыше полтора часа. Девяносто минут он был Богом. Большинству за целую жизнь не дано столько власти. Полицейский Рамиро Мартинес шагнул к содрогающемуся телу Уитмена и выстрелил в упор. Заряд картечи, добив раненого, едва не оторвал ему левую руку. Дэнни отодвинулся от компьютера. Удивился, заметив, что уже стемнело. Неужели он провел здесь больше пяти часов? Он не сумел бы описать то, что чувствовал. Впрочем, он никогда не умел описывать боль словами. Жажда подробностей того дня 1966 года встревожила его. Это чувство было неуправляемым. Такой ужас мгновенного отрезвления испытывает водитель, осознав, что пьян и гонит машину с выключенными фарами по забитому шоссе. Дэнни испугала не жестокость преступлений Уитмена, а случайность его жертв. Это подразумевало справедливость. Подразумевало, пусть без слов, что мир так плохо обходился с ним, с его друзьями и родными, что это требовало мести. И месть, самая ужасная, была бы оправданна. В жизни каждого наступает миг, когда мы, иногда удивляясь самим себе, понимаем, волки мы или овцы. Овца – тот, кто покорился страху. Но и у волков есть свой страх. Страх понимания, что к ним применимы законы общества. Законы – для овец. И свобода, которую приносит это понимание, ужасна. Дэнни отозвался не на жестокость Уитмена, а на его презрение к границам. Уитмен отринул все условности цивилизации, отбросил сотни лет эволюции. Встав на вершине башни и взяв под прицел мир, лежавший у его ног, Чарльз Уитмен провозгласил независимость от общества, в котором жил. От этой мысли у Дэниела Аллена кружилась голова. Мой отец умер, когда мне было одиннадцать лет. Я рос в южном Мичигане. Семья жила автомобилями. Дед, Дэррил Аллен, был важным сотрудником «Дженерал Моторс». Жена Дэррила, Франсина, умерла, рожая отца. Несколькими годами позже Дэррил влюбился в секретаршу местной авторемонтной мастерской по имени Марджи Брубакер. Они стали встречаться и скоро поженились. Маржи забеременела, и через девять месяцев родился еще один мальчик – мой сводный брат. Его назвали Элрой Бак Аллен. Элрой с самого начала оказался трудным ребенком. Он страдал дислексией и, по всей вероятности, синдромом дефицита внимания. В детстве он был гиперактивным, вспыльчивым, непокорным. В отличие от моего отца, который сумел получить инженерное образование в Массачусетском технологическом, Элрой недоучился в школе. Ему было неуютно с другими родственниками отца – многие из них были богаты, и он предпочитал проводить время с рабочими, родственниками матери. Среди этих родственников была паршивая отца – кузен Басби Хикс, которого не раз арестовывали еще с начальной школы за мелкое воровство, пьянство в публичных местах и хулиганство. Именно с ним Элрой в одну промозглую ноябрьскую ночь вошел в хозяйственный магазин, где приказал кассиру отдать выручку. Оба были пьяны и недавно добавили. У Басби был четырехзарядный пистолет 38-го калибра. Перед входом в магазин он дал Элрою револьвер 22-го калибра. Деревянная рукоять револьвера держалась на клейкой ленте. В нем был всего один патрон. Пока Элрой целился в кассира из своего жалкого оружия, Басби добрался до холодильника и достал упаковку пива. Вернувшись, он попытался открыть бутылку цепочкой от часов, но выронил ее на пол. Элрой обернулся на звон. Кассир потянулся за спрятанным под прилавком пистолетом. Басби крикнул: «Берегись!» – Элрой выпустил свою единственную пулю и попал кассиру в висок. В кассовом ящике оказалось шестьдесят пять долларов. Элрою дали двадцать пять лет. Он отсидел восемнадцать и умер через три года после освобождения – пьяный замерз в сугробе. Неудачливый грабитель и политический убийца. Какая между ними родственная связь? Решить эту загадку непросто. Элрой был лишь сводным братом моего отца, так что родство не чистое. Легко сказать, что в нем сказались гены Марджи, кровь ее предков-работяг, а не кровь моего отца. Однако при постановке диагноза следует учесть еще один факт: мой дед, Дэррил Аллен, по рассказам, был склонен к насилию. Твердолобый консерватор, он считал телесные наказания необходимыми и прибегал к ремню. Большая часть таких «уроков» доставалась Элрою, паршивой овце. Но и мой отец получал свою порцию побоев – когда приносил плохую отметку или задерживался на улице дольше положенного. Чем были те порки – проявлением внутренней жестокости или теорией воспитания? Если первое, и мой дед был склонен к насилию, возможно, его агрессивность передалась Элрою. Но, если так, агрессивность вполне могла быть продуктом среды, а не наследственностью. Агрессия как манера поведения. За последние несколько лет проведены научные опыты с целью выяснить, является ли агрессивность наследственной чертой. Ученые путем целенаправленного скрещивания хотели выделить гены, усиливающие агрессивное поведение. Большей частью исследования направлялись на полиморфизм рецепторов серотонина, рецепторов дофамина и энзимов метаболизма и нейротрансмиссии. Особенное влияние на агрессию между самцами, по-видимому, оказывал серотонин 5-НТ – прямо или посредством других молекул использующий пути 5-НТ. Мыши, не обладающие геном 5-НТ, оказывались агрессивнее нормальных, атаковали быстрее и яростнее. Другие исследователи сосредоточились на нейротрансмиттерах. Изучение мутаций энзима нейротрансмиттеров и метаболизма – монаминоксидаза А – показали, что они вызывают у людей синдром, в который входили жестокость и импульсивность. Итак, агрессивность бывает наследственной. Но за что отвечает наследственность? Прежде чем отвечать, рассмотрим другой вопрос. Изучив историю любого преступника, найдем ли мы склонность к насилию у его предков? Возьмем, к примеру, Чарльза Мэнсона – возможно, самого знаменитого убийцу в нашей стране. В конце шестидесятых годов Мэнсон стал виновником убийства не менее шести человек, в том числе актрисы Шэрон Тейт, жены режиссера Романа Полански. Когда ее убили, нанеся множественные ножевые ранения, Тейт была на восьмом месяце беременности. Мэнсон, глава так называемой «семьи», окружил себя последователями-наркоманами, готовыми помогать ему в расовой войне. После ареста он появлялся в зале суда с вырезанной на лбу свастикой. За десять лет до того прижил десять сыновей от разных женщин. За следующие сорок лет ни один из сыновей не совершил ни одного насильственного преступления. Или Гэри Гилмор, бывший знаменитым преступником Америки спустя семь лет после Мэнсона. Летом 1976 года Гилмор совершил два убийства в Юте – хладнокровно застрелил людей после удавшихся ограблений. Как и Мэнсон, Гилмор с ранних лет не раз бывал в тюрьме. Отец регулярно избивал его и его братьев, часто без причины. Среди предков Гилмора длинная цепь торгашей и религиозных фанатиков. Он прославился тем, что, будучи приговорен к смерти, выбрал расстрел. Сын мормонки, он был воспитан в понятиях кровной мести и убеждении, что пролитую кровь может возместить только пролитая кровь. Поэтому, когда ему предоставили выбор, он выбрал расстрельную команду и 17 января 1977 года был расстрелян пятерыми. Его последние слова: «Отец будет всегда». Отец будет всегда. Что это значило? Что он винил в своих преступлениях отца? Или он говорил о Боге? Гилмор был отпрыском рода преступников. Его регулярно избивал гневный отец, а воспитывала тюремная система. Даже если насилие было у него в крови, он во многом стал продуктом среды. Это не мой сын. Никто из названных убийц не напоминал моего сына. Не только потому, что агрессия отличается от обдуманного действия. То, что сделал мой сын с сенатором Джеем Сигрэмом, было, можно сказать, противоположностью агрессии. Это хладнокровно рассчитанное действие. Предумышленные преступления, по определению, порождаются не страстью. Убийство Сигрэма было скрупулезно обдумано и исполнено. Но если убийство – не акт агрессии, то что? Откуда берется? Если это не порыв страсти в том возрасте, когда молодой человек живет страстями, что оно такое? Мой сын не был агрессивен, он был миролюбивым ребенком, пацифистом. Когда я высказал все это Эллен, она напомнила мне случай с пауками. Дэнни тогда было тринадцать, и он еще жил с ней, за два года до того, как перебрался ко мне. Эллен однажды позвонила мне, чтобы сказать, что нашла в комнате Дэнни банку с мертвыми пауками. – С какими пауками? – спросил я. – Я в них не разбираюсь, – огрызнулась она, – но их там много, и, честно скажу, меня чуть не вырвало. Ты же знаешь, как я отношусь к паукам. Я ответил, что она драматизирует. Может, он выполнял школьное задание. – Тогда зачем было прятать их в шкафу? – спросила она. Я сказал, что бывал у нее дома. Она жила рядом с парком, и у них всегда было полно пауков. Может, Дэнни в детстве их боялся и таким способом боролся со страхом. Кроме того, заметил я, мы не знаем, убивал ли он пауков. Возможно, подбирал мертвых. – Тут ведь тонны дохлых пауков валяются! – съязвила она. По словам Эллен, когда она стала расспрашивать Дэнни, тот рассердился. Обвинил ее в шпионаже, в том, что она роется в его вещах. Я сказал, что для подростка это вполне нормальная реакция. Повесив трубку, я моментально забыл о разговоре. Помнится, в год, когда Дэнни переехал к нам, Алекс нашел у себя в комнате паука и хотел его убить, но Дэнни не дал. Он загнал паука в стакан и вынес на улицу, отпустил. Вспоминая теперь оба случая, я не мог понять, что они означают. Последние три месяца я копил воспоминания, случаи из детства Дэнни, которые позволили бы поставить диагноз, точно ответить, кто он и почему поступил так, как поступил. Но всю его жизнь можно было толковать по-разному. Мы видим прошлое сквозь призму своего восприятия. Когда человека обвинили в убийстве, мы пересматриваем его жизнь в поисках примет. Пустой случай внезапно представляется очень важным. Смотрите, он убивал пауков. Это первый симптом. Но разве в конечном счете история с мальчиком, убивавшим пауков, не уравновешивается историей, как тот же мальчик их спасал? Я попробовал представить, как мой сын в тринадцать лет систематически уничтожает пауков: выслеживает их в паутинах и сажает в банку. Попробовал представить, как он наблюдает: в банке понемногу кончается кислород. Что он думал, глядя, как паук мечется в поисках выхода, как движется все медленнее и вдруг замирает? Представленная мною сцена выглядела неестественно, как эпизод из фильма, из молодежного сериала, где показывают юность преступника. Этого снадобья мой организм не принимал. Я всю жизнь смотрел в глаза сыну и ни разу не увидел там психа, социопата, убийцу. Нет, я был убежден, что разгадка не в предках Дэнни и не в его детстве. Разгадка была в его пути. Где-то между Нью-Йорком и Лос-Анджелесом. Где-то в кукурузных полях и хребтах срединной Америки. Мюррей нашел последний адрес Фредерика Кобба: в Игл-Рок, в двадцати минутах к северу от Лос-Анджелеса. По этому адресу располагался приют для бездомных. С тех пор как он ехал в товарняке, идущем на запад, с моим сыном, Кобб выныривал в разных местах штата. Обращался за медицинской помощью в ветеранский госпиталь в Санта-Розе. Получал пособие для безработных в Риверсайде. Еще раз обвинялся в бродяжничестве в Санта-Монике – после задержания в пьяном виде. По всем признакам, Кобб представлялся классическим бездомным ветераном, не способным ни завязать прочные отношения, ни пустить где-нибудь корни. Мюррей проехал через город по бульвару Глендейл, выскочил на восточную трассу 2. Утренний час пик как раз кончился, дорога от города была почти пустой. Слушание по обвинению Дэниела было назначено на четыре часа, так что с расследованием следовало поторопиться. Когда я утром сказал Фрэн, куда собираюсь, та покачала головой. Ей было ясно, что ночной разговор не пошел мне впрок. Я – Дон Кихот, сражающийся с ветряными мельницами. Тихо, чтобы не разбудить ребят, я пообещал вернуться через несколько часов, хотя видел, что волноваться за меня она явно не станет. – Меня немного тревожат отношения с женой, – сказал я в пути Мюррею. – Меня ваши отношения тоже тревожат, – ответил он. – Как мило. Спасибо. – Нет, серьезно. Я на своем веку повидал несчастных женщин, и она выглядит так же. Минуту мы молчали, глядя на дорогу. Меня беспокоили обстоятельства, заставлявшие разрываться между первенцем и новой семьей. Я совершенно не представлял, что делать с этим выбором. Можно ли найти золотую середину? Должен ли я, заботясь о Дэнни как хороший отец, так же, как бросил когда-то Дэнни, бросить Алекса и Вэлли? И разве не обязан я пройти с сыном до конца? И поймет ли, поддержит ли такой выбор моя новая семья? И разве верность Дэнни не делает меня лучше, и разве не становлюсь я тем самым лучшим мужем и отцом двум другим мальчикам? – Моя вторая жена, – подал голос Мюррей, – так часто твердила, что «разочарована» во мне, что стоило ввести в ее телефон «р», остальное набиралось автоматически. Я опустил окно со своей стороны, пустил в машину ветер. Где-то горело – в окно ворвался запах дыма. Фрэн ведь потерпит несколько недель, да? Поворчит. Может, даже пригрозит меня бросить, но не уйдет. Или уйдет? Я посмотрел на пачку бумаг, которые привез утром Мюррей. Частный детектив, работавший на него по делам о разводах, собрал обычные материалы по Фредерику Коббу: кредитная история, армейское досье, сведения из баз данных – разных штатов и федеральной. По пути я изучил его жизнь. Кобб родился в Лексингтоне, Кентукки, в 1985. Окончил среднюю школу, в колледже играл в футбол, пока не пришлось уйти из команды из-за разбитого колена. Через три месяца после этого бросил учебу. Судя по досье, проболтался год, подрабатывая понемногу в окрестностях Лексингтона. Был арестован за хранение марихуаны и второй раз – за вождение в состоянии наркотического опьянения, но оба раза ушел чистым. В папке имелось заявление о регистрации брака в мировой суд Лексингтона от Фредерика Кобба и Мэрилин Дункан, но церемония либо не состоялась, либо не попала в отчет. Однако свидетельство осталось – доказательство хотя бы мимолетного желания Кобба повзрослеть и остепениться, и в то же время свидетельство, что это не удалось. Почему? Кто такая Мэрилин Дункан и что помешало ей остаться с этим человеком? Может, помолвка была побочным результатом нежелательной беременности: беременности, которая сорвалась сама либо была оборвана вспышкой сознательности у девушки или местью любовника? Или Кобб просто струсил и оставил невесту напрасно дожидаться у алтаря? Ясно одно: через шесть недель после подачи заявления Кобб попал в армию. Часть армейского досье была секретной, но, судя по всему, он прошел учебный курс спецназа в Форт-Худ. Согласно досье, он получил удостоверение снайпера, выбив на экзамене тридцать пять, и в начале 2003 года был направлен в Афганистан. Там Кобб прослужил снайпером восемь лет, поднявшись от рядового первого класса до штаб-сержанта. Таковы были факты. Из них три показались мне чрезвычайно важными. Во-первых, что Кобб прошел подготовку спецназа. Во-вторых, что он служил снайпером. И в-третьих, что часть его досье была засекречена. Можно ли признать случайностью, что такой человек оказался в одном товарном вагоне с моим сыном? В 2008 году, на половине третьего контрактного срока, «Хамви» Кобба подорвался на мине. Погибли все, кроме Кобба, который лишился трех пальцев и оглох на левое ухо. Кроме того, пострадала периферия вестибулярного аппарата, что привело к приступам головокружения. Именно эти приступы вынудили Кобба уйти из армии. – Итак, что нам известно? – подытожил Мюррей, когда я пересказал ему прочитанное. – Известно, что Дэнни задержали в Сакраменто, Калифорния, 20 мая, обнаружив его в товарном вагоне на узловой станции. Известно, что в вагоне, кроме него, были двое. Оба ветераны, Хуплер и Кобб. Кобб прошел курс спецназа. Хуплер… мы сейчас поднимаем его армейское досье и к концу недели будем знать больше. Одно обстоятельство бросается в глаза: Марвин Хуплер связан с производителем оружия, с KBR. У него собственный катер. Станет ли такой парень мотаться в товарняке с бездомным ветераном и двадцатилетним коннектикутским мальчишкой? Кстати говоря, данные по передвижениям Дэнни за предшествующую аресту неделю смутны. Известно, что он побывал в Сакраменто и неделю спустя оказался в Лос-Анджелесе, но тот факт, что в сведениях как раз за ту неделю пробел, вызывает подозрения. Может быть, Дэнни провел ее в поезде с Коббом и Хуплером? Или они все вместе подсели на этот поезд? – И еще, – дополнил я, – была ли между ними связь – если была – после ареста? Нет ли свидетельств, что Хуплер или Кобб находились в Лос-Анджелесе перед убийством Сигрэма? Мюррей сменил полосу, обгоняя грузовик, везущий половину дома. – Вы бы… это надо записать, – сказал он. Я нашел ручку и сделал несколько заметок. Судя по досье, Кобб после почетной отставки вернулся в Штаты в 2011-м. Он провел шесть недель дома в Лексингтоне, возможно, надеялся влиться в оставленную им жизнь. Но это, как видно, не удалось, и в феврале 2012 года он пустился в путь. После этого сведения стали обрывочными, но детектив Мюррей раскопал адрес приюта для бездомных, где Кобб прожил, по меньшей мере, несколько недель. Мы нашли приют на тихой зеленой улочке рядом с епископальной церковью. У дверей теснились люди с пустыми глазами. На них была стандартная униформа бездомных: многослойная мешковатая одежда, тяжелая от грязи. Они все как один отвели взгляды, когда мы вышли из машины. Кое-кто зашаркал прочь по улице, пытаясь «невзначай» избежать встречи с людьми, которые могли оказаться копами. Однако Мюррей вместо значка показал им стодолларовую купюру. – Фредерик Кобб? – сказал он. Молчание. Как видно, жадность не перевесила отсутствие желания лезть в чужие дела. В здании мы нашли социальную работницу за загородкой из мутного оргстекла. Мюррей, представившись, сказал, что ищет одного из ее подопечных. – Мы называем их клиентами, – поправила она. Мюррей сказал, что он представляет интересы Кобба по коллективному иску. Судя по недавно предъявленному иску, Кобб должен крупную сумму денег. Он лгал легко и непринужденно, глядя женщине прямо в глаза. Та пожала плечами, не заинтересовавшись и ничего не заподозрив. Она извлекла откуда-то из-под кромки плексигласа список: – Здесь его нет. Мы попросили посмотреть, не оставил ли Кобб новый адрес, и она обратилась к рабочему компьютеру. Мучилась с ним так, будто впервые столкнулась с этим техническим новшеством. Шли минуты. Мы с Мюрреем переглянулись. Через три часа нам надо возвращаться в машину и ехать на юг. Через два, если мы не хотели ворваться в зал суда в последний момент. – В восьмой секции, – сказала женщина. – Это в Пауэле. Она записала адрес на листке и сунула его в пластиковую щель. Мюррей поблагодарил, и мы поспешили к машине. Ста долларов нам стоило вытянуть из управляющего, что Кобб жил в квартире этого дома. Еще за двести он провел нас в квартиру. Управляющий был из тех хиляков, что подглядывают в щелку за соседкой. – Он пять дней как не платит за квартиру, – сказал он нам. – Еще два дня – и я вышвырну его барахло в мусор. – Он где-то работает? – спросил Мюррей. – Кобб? Он много времени проводит вне дома? – Я ему что, секретарь? Знаете, власти селят к нам этих вонючек, но они привыкли жить на улице. Дома не знают куда себя девать и гадить привыкли под кустом, приглядывая одним глазком за пожитками.