– Дай мне закончить, – резко перебила Амелия, как будто он собирался оскорбить ее очередным глупым, несносным нравоучением, и налила себе вина в бокал. – Рэйчел была готова целоваться с Райаном. Она даже была готова лечь с ним в постель. И это был выбор, никем не навязанный, который она сделала по доброй воле. – О, твой высокопарный… – По доброй воле, – твердо и размеренно повторила Амелия. – Я никогда не верила, что она сможет с ним переспать, заняться с ним сексом, то есть вступить с ним в интимную близость – в том смысле, как ты это понимаешь. Я не считала, что создала шлюху или проститутку и она променяет то, что было между вами, на мужчину, которого она так сильно презирает. Том примолк. Его ревность представлялась ему сейчас позорным проявлением слабости, и это было очень стыдно и унизительно. Но Амелия еще с ним не закончила. – Узнай, трахались они или нет. Постарайся. Приложи все усилия! – Она почти смеялась, как будто быстрое, как говорится, «по пьяни» соединение двух тел могло иметь хоть какие-то долговременные последствия. – Нет, не трахались, Том, если это все, что тебя заботит. Чертовы мужчины с их проклятыми больными эго. Зачем, по-твоему, она его так напоила? За ужином, а потом в ночном клубе? Зачем она всем своим поведением обещала ночь страстной любви – чтобы он свалился в кровать и захрапел, когда все только начиналось? – Так она ему что-то подсыпала? – Бинго! Рада, что ты к нам присоединился. Добро пожаловать в нашу операцию. – Но как она это сделала? Опираясь на собственный опыт, Том знал, что любое успокаивающее или снотворное средство, даже очень слабое, в такой ситуации применять очень рискованно. Он вспомнил, что говорил Клекнер: «Я вырубился? Со мной такого никогда не бывает». А вдруг он заподозрит, что Рэйчел «приправила» его еду или питье? Что, если он внимательно осмотрит свой телефон и поймет, что она подменила батарейку? – Это было снотворное, – подтвердила Амелия. – Кажется, называется лоразепам. – Насколько сильное? – В достаточной степени. Наше было с отсроченным действием. Том покачал головой. Злость на Амелию потихоньку возвращалась. – Предназначено для того, чтобы пьяный, измотанный мужчина в состоянии стресса почувствовал себя еще более пьяным и измотанным, а потом свалился с ног. Точно так оно и случилось. – Вот почему Клекнер проснулся только к полудню. – Да, поэтому, – согласилась Амелия. Кажется, к ней вернулось хорошее настроение. – И как же Рэйчел подсунула ему лоразепам? Нет, не говори. Сам догадаюсь. Крохотный хрустальный флакон с белым порошком, который она высыпала Райану в «Мохито»? Амелия отпила вина. – Ну почти, – ответила она. Снисходительный тон Тома разбился о ее довольную улыбку. – На самом деле снотворное было у Рэйчел в жевательной резинке. Жидкое тоже имелось, впрочем, – на тот случай, если Клекнеру не захочется жвачки. Но он был только рад освежить дыхание после всего этого спиртного в Boujis. Рэйчел предложила ему пластинку, и он взял. Пожевал минут десять, поцеловал ее и уснул час спустя. Выпивка сделала все остальное. – А Рэйчел? – А что Рэйчел? – А если Клекнер поймет, что его одурманили? И у него возникнут подозрения по поводу этой другой батарейки? Что, если он уже знает, что мы держим его за задницу и завтрашний отъезд Рэйчел в Стамбул – это только наживка, обман? Он может ее убить. Приказать убрать. – Это все немного слишком волнительно, не так ли, Том? Вряд ли Служба внешней разведки захочет развязать Третью мировую, убивая направо и налево офицеров МИ-6. – Они убили Сесилию Шандор, а она работала на них. – Именно. В моменты разочарования русские имеют склонность убивать своих собственных людей. А не наших. – Она улыбнулась, легко выиграв этот спор, и Том удивился, когда Амелия легко коснулась его плеча. – Кроме того, Рэйчел, может быть, и не придется встречаться с Клекнером в Стамбуле. – Почему? – Потому что она сделала свое дело. Поменяла батарейку. – Уголки ее губ снова дернулись в улыбке. – Телефон работает. Мы можем видеть Клекнера. Мы можем слышать Клекнера. Если Абакус возьмет телефон на встречу, вытащит батарейку и оставит ее хоть в пятидесяти футах от места разговора, даже в этом случае мы будем слышать каждое произнесенное слово. Глава 50 Все случилось так, как и обещала Амелия. Как она и планировала. Абакус сходил на свой ужин с друзьями по колледжу, потом вернулся в отель и лег спать. Проснулся утром в пятницу, а затем отправился повидаться с Александром Минасяном. Том и команда наружного наблюдения не упускали его из виду – просто на тот случай, если с батарейкой вдруг возникнут технические проблемы и замечательный подвиг Рэйчел окажется бессмысленным. Они видели, как он наведался в посольство днем в четверг, проводили его в кино в торговом центре Westfield. Вечером Абакус присутствовал на ужине для восьмерых в ресторане Galvin, а потом его отвезли в отель в такси МИ-5, которое как раз проезжало мимо толпы однокурсников из Джорджтауна, которые вывалились на улицу из заведения в час ночи. Будильник Клекнер поставил на семь утра. Он заказал билет на рейс до Стамбула в 18:40, а потом принялся водить наружку за нос так долго, сложно и искусно, что в шесть минут первого, когда Клекнер все-таки исчез где-то на окраинах Клеркенвелла, Том устало перевел дыхание и невольно восхитился его безупречным мастерством. Но то, что команда потеряла Абакуса во второй раз, не имело никакого значения. Том, чувствуя, как расстроились сотрудники, утешил их, как мог – и Джеза, и Тео, и Кэрол, и бесполезную Нину. Он сказал, что им пришлось иметь дело с офицером ЦРУ очень высокой квалификации, и ничего постыдного в том, что они его упустили, нет. Все это не имело значения, потому что «блэкберри» исправно подавал сигнал, микрофон работал, и они проследили Клекнера вплоть до маленькой скромной гостинички, расположенной в таунхаусе в Снэрсбруке. Минасян ждал его в лаунже. – Где владелец? – спросил Клекнер, измотанный более чем четырехчасовым уходом от хвоста, но явно довольный, что Минасян тоже эффективно сбросил наружку и они все же встретились. – Мы владельцы, – объявил русский, и они обнялись, словно братья после долгой разлуки. Клекнер снял свою спортивную куртку у двери. Батарейку он оставил во внутреннем кармане, повесил куртку на вешалку в холле, а телефон взял с собой. Разговор между ними тут же переносился на бумагу. Было подсчитано, что устройство Рэйчел успешно передало не меньше восьмидесяти процентов диалога. «Клекнер (К): Где владелец? Минасян (М): Мы (с выделением) владельцы. (Приглушенный звук.) М: Хорошо выглядишь, Райан. К: Могу только сказать то же самое. М: Ну как, развлекаешься в Лондоне? С девушками встречаешься? К: Только с одной. Ну, может, с двумя. М: (Смех.) Так скромно!» Поначалу разговор всегда шел на общие темы. Клекнер к этому привык. Они притворялись хорошими приятелями, притворялись, что все прекрасно, но сердце каждого из них билось со скоростью девяносто ударов в минуту, и оба знали, что чем скорее они покончат со всем этим светским дерьмом и стряхнут с себя вечный страх быть пойманными, тем быстрее перейдут к своей так называемой настоящей жизни. «М: Продукт просто великолепен. Я правильно произношу это слово? К: Думаю, да. Конечно. Вы произносите его так, что я понимаю, а это означает правильно. Конечно, правильно. «Великолепен». И всегда лесть, обязательно. Просто театральное искусство. Клекнер знал правила. Господи, да он использовал этот трюк со своими собственными агентами! «Ты самый лучший. Мы бы не смогли этого сделать, если бы не ты. Ты нам очень, очень помогаешь, не сомневайся. Когда-нибудь все это закончится». Затем переход к делу. Доволен ли он тайниками? Не хочет ли переместиться с Бююкада? Как там, в Стамбуле? Не жарко, не напряженно? Нет ли у Лэнгли подозрений, что завелся крот? С Минасяном было всегда одно и то же. На все его вопросы Клекнер давал успокаивающие ответы. Да, с тайниками полный порядок. Сигналы работают прекрасно, ни малейших сбоев. Обстановка в Стамбуле спокойная, никаких подозрений насчет крота. Минасян захотел узнать подробности о новом источнике в мэрии. Что ж, справедливо. Клекнер рассказал ему то немногое, что знал. А как там груз оружия ЦРУ, который скоро должен пересечь границу в Джераблусе? «Ну что же, если хотите, можете их остановить и оказать Асаду услугу; я же именно за этим вам о нем и сообщил». Но сам Клекнер хотел поговорить о Поле Уоллингере. Вот почему он рискнул появиться в Rembrandt Hotel, вот для чего он мотался по Harrods. Все, что он хотел знать, – зачем убрали Шандор. Ему нужен был ответ на этот вопрос. Нет – он требовал ответа на этот вопрос. И если он получит неправильный ответ, неправильное объяснение, то хрен с вами и хрен со Службой внешней разведки. Наше маленькое соглашение отменяется. «М: Как тебе известно, причина, по которой мы взяли в игру Сесилию и свели ее с крупным сотрудником МИ-6, – это отвлечь внимание от твоей собственной деятельности. К: Мне это известно. Разумеется, мне это известно. М: Если бы возникли неприятности, если бы кто-то заинтересовался провалами операций по Хичкоку, Эйнштейну и остальным, МИ-6 и ЦРУ (так!) узнали бы об отношениях между мистером Уоллингером и Сесилией и еще много месяцев, а то и много лет подозревали бы, что источник утечек – именно он. К: Ну да. Конечно. Так зачем было ее убивать? М: (Неразборчиво.) К: (Неразборчиво.) …чтобы я в это поверил? М: Райан, мы расследуем это дело. Используем все возможные источники. К: Что за чушь! М: (Неразборчиво.) К: О’кей, так если… (Неразборчиво.) М: Крушение самолета – это тоже была просто случайность. К: Случайность или несчастный случай? М: Прошу прощения? (С недоумением.) Случайность? Так или иначе, мы не имеем к этому никакого отношения. Наше расследование, ваше расследование, британское расследование – все подтвердило техническую неисправность. Есть небольшая вероятность, что Пол Уоллингер покончил с собой. Должен признать, эта версия вызывает у меня интерес. К: О’кей.