Я достал из сумки карманное издание «Маленького принца» и протянул ей. Похоже, предмет был ей знаком: взяв книгу, она на секунду прижала её к груди, а затем, словно подношение, положила рядом с портретом дочери. — Я так тебе благодарна, что ты с ней дружил, — сказала она, почтительно кланяясь, и я смутился: — Что вы, это я многим обязан Сакуре. Она всегда была полна сил, и рядом с ней мне и самому становилось легче. — Да, сил у неё хватало… Она запнулась, и я сообразил — ведь я для их семьи чужой, а значит, она считает, что мне неизвестно о заболевании Сакуры. Я бы и не стал признаваться, но понял, что тогда не смогу объявить о главной цели своего визита. Откровенно говоря, совестливая часть меня подсказывала, что сейчас не лучшее время для подобных разговоров, но я сразу же отправил её в нокдаун. — Позвольте кое о чём вас попросить… — Да? Мать Сакуры смотрела на меня с нежной печалью. Я снова вырубил свою совесть метким ударом. — Дело в том… Я знал о болезни вашей дочери. — Что?.. Вполне ожидаемо, на её лице отразилось удивление. — Она мне сказала. Понимаю, вы о таком и подумать не могли. Потрясённая известием, мать Сакуры молча приложила руку ко рту. Так и есть, Сакура не сообщила родным, что рассказала о болезни кому-то ещё. Как я и предполагал. Она ведь несколько раз сталкивала меня со своей лучшей подругой, но делала всё, чтобы я не пересекался с её семьёй. Хотя неловко от этого было бы мне. — Мы случайно встретились в больнице. Тогда она мне всё и рассказала. Правда, не понимаю зачем. — Пользуясь тем, что меня молча слушают, я продолжил: — Кроме меня, она не посвятила в свою тайну никого из одноклассников. Простите, что так внезапно вывалил это на вас. — И тут я обратился к сути своего сегодняшнего появления: — Честно признаться, я пришёл не только затем, чтобы почтить память Сакуры. Я надеялся, что вы покажете мне её дневник, который она вела с тех пор, как заболела. Молчание. — Её «Книгу жизни с болезнью»… Эти слова стали последней каплей. У матери Сакуры Ямаути, не отнимавшей руки ото рта, из глаз потекли слёзы. Она плакала очень тихо, сдерживаясь, чтобы не разрыдаться в голос. Я не понимал, почему она плачет. Очевидно, ей было грустно, но неужели тот факт, что я знал о болезни её дочери, мог огорчить ещё больше? Слов сочувствия у меня не нашлось, и потому я ждал молча. Слёзы ещё не успели высохнуть, когда мать Сакуры посмотрела мне прямо в глаза и объяснила, почему заплакала: — Это ты… В смысле? — Наконец-то… Наконец-то… Как хорошо, что ты пришёл!.. Всё загадочней и загадочней. Я растерянно наблюдал за слезами, катящимися по её щекам. — Подожди немного… Она встала и куда-то отошла, исчезнув из виду. Оставшись один, я размышлял над значением её слёз и её слов. Но не надумал ничего путного. Прежде чем у меня появилась дельная мысль, мать Сакуры вернулась в комнату. Со знакомым мне томиком в руке. — Эту книгу?.. Всё ещё плача, она бережно положила книгу на татами и повернула ко мне. Именно её Сакура постоянно таскала с собой. Никому не показывая, что внутри, — за исключением одного случая. — Да, это «Книга жизни с болезнью». Сакура сказала, это что-то вроде дневника, который она начала вести, когда заболела. Пока она была жива, я в него не заглядывал, но, по её же словам, после смерти о нём станет известно всем. Вам она что-нибудь говорила? Мать Сакуры несколько раз молча кивнула. И каждый раз на её светлую юбку или на татами капали слёзы. Я низко склонил голову и попросил: — Могу я её прочитать? — Да… Да, конечно!.. — Большое спасибо. — Ведь Сакура оставила её тебе. Моя рука, протянутая за книгой, замерла. Неосознанно, рефлекторно, я остановился и посмотрел на мать Сакуры. — Что?.. Слёзы закапали чаще, и она начала объяснять: — Она… так сказала. Попросила, чтобы… когда она умрёт… дневник передали одному человеку… И только ему… Тому, кто знает о её болезни… и знает название «Книга жизни с болезнью»… Частые слёзы таяли в воздухе. Я мог только слушать. А Сакура с улыбкой наблюдала за нами обоими. — Она сказала, он… Он трус… и, наверное, пропустит похороны… но обязательно придёт за книгой… А до тех пор… её нельзя показывать никому, кроме родных… Я точно запомнила её слова… Мне казалось, это произойдёт нескоро… Чувства захлестнули женщину, она закрыла лицо руками и громко зарыдала. Я ошеломлённо молчал. Я помнил другое. Как это — Сакура оставила книгу мне? В памяти промелькнули наши с ней разговоры. Сквозь плач до меня донёсся голос: — Спасибо… Спасибо тебе… Если бы не ты… Без тебя она бы… Она тебя… Не в силах больше терпеть, я взял лежавшую передо мной книгу. Меня никто не остановил. Записи первых нескольких дней содержали монологи Сакуры, тогда ещё ученицы средних классов. «29 ноября 20хх Не хочу писать о мрачном, но вот об этом должна. Когда я узнала о болезни, у меня в голове всё помутилось. Я не понимала, что делать, плакала от страха, злилась, срывалась на родных и всё такое. Перво-наперво я хочу перед ними извиниться. Простите меня. Спасибо, что приглядывали за мной, пока я не взяла себя в руки…» «04 декабря 20хх Начались холода. Я о многом размышляла после того, как узнала, что больна. Среди прочего я решила не проклинать судьбу за свою болезнь. Поэтому книга будет не о борьбе с болезнью, а о жизни с ней, и я назвала её “Книга жизни с болезнью”…» Каждые несколько дней она записывала, что происходит в её жизни. И так несколько лет. Но все записи в тот период были короткими. Я решил, они не имеют отношения к тому, что я хочу узнать, и читал по диагонали. Иногда попадалось кое-что любопытное. «12 октября 20хх У меня новый парень. Странное ощущение. Если мы вдруг останемся вместе надолго, придётся рассказать о болезни. А мне не хочется». «03 января 20хх Мы расстались. Должно быть, плохая примета — расставаться в первые три дня нового года. Меня утешила Кёко». «20 января 20хх Кёко тоже когда-нибудь придётся рассказать о болезни. Но лучше уж под занавес. Я хочу, чтобы нам с ней всегда было весело. Кёко, если ты это читаешь, пишу для тебя: прости, что я молчала. Прости, что не сказала, что умираю». Она закончила средние классы, перешла в старшие и вместе с лучшей подругой от души наслаждалась дарами юности. Прошёл год, она перешла в одиннадцатый класс и по-прежнему веселилась вовсю, хотя смерть, казалось, подобралась ближе. Я впитывал каждое слово, описывающее её будни. «15 июня 20хх Вот я постепенно и становлюсь похожей на старшеклассницу. Долго не могла решить, стоит ли записываться в какую-нибудь спортивную секцию, но в итоге не стала. Меня привлекали и гуманитарные кружки, но, чтобы уделять больше времени семье и друзьям, я выбрала клуб “Поскорее домой”. Кёко по-прежнему каждый день до изнеможения тренируется в секции волейбола. Так держать, подруга!»