Она допила оставшееся в стакане спиртное и смешала третью порцию. Пожалуй, не сходящую с её губ полуулыбку уже стоило отнести на счёт опьянения. Кстати, моё лицо уже какое-то время просто горело. — Итак, к моему вопросу. Кого в нашем классе ты считаешь самой милой? — Я не сужу людей по внешности. — Характер не важен. У кого самое красивое личико? Я помолчал. — Кстати, выберешь действие — пощады не жди. Одни только дурные предчувствия. Я прикинул, как бы мне выкрутиться из этой ситуации с наименьшими потерями, и вынужденно выбрал правду. — По-моему, самая красивая — та девочка, которая сильна в математике. — А, Хина! Она на одну восьмую немка. Значит, вот кто тебе нравится… Хина красивая, и в ней нет ничего от мальчишки. Была бы я парнем — сама бы влюбилась. Ты разбираешься в людях! — Будь мы одного мнения, «разбираешься в людях» означало бы чрезмерно раздутое эго. Глоток ликёра. Я почти что не чувствовал его вкус. По её сигналу я снова выбрал карту. Оставалось девять попыток. Раз не удаётся соскочить, я мысленно попросил, чтобы во всех девяти право спрашивать выпало мне. Но, похоже, в такие моменты мне не особо везёт. У меня — двойка червей, у неё — шестёрка бубён. — Звиняй, небеса благоволят девушкам с добрым сердцем. — Вот теперь я перестал верить в бога. — Правда или действие? — Правда… — Если Хина в классе самая красивая, то по внешности на каком месте я? — Выбирая из тех, чьи лица я помню, — на третьем. Я решил впрыснуть в себя силу алкоголя и отпил глоток. Одновременно к своему стакану припала Сакура — и отхлебнула гораздо больше меня. — Сама напросилась, конечно, но мне жуть как неловко! Совсем не ожидала, что ты станешь отвечать честно. — Я смирился. Хочу, чтобы мы поскорее закончили. Её лицо раскраснелось — наверное, от выпитого. — Не будем спешить, [мой друг]. Ночь длинная. — Это да. Говорят, за неприятным делом время течёт медленнее. — А мне ужасно весело! Она налила сливовый ликёр в оба стакана. Газировка кончилась, и она наполнила их до краёв, ничем не разбавляя. Не только вкус — уже и запах стал приторным. — Значит, я третья красавица в классе! Хе-хе-хе!.. — Тянем дальше. Дама бубён. — Не хочешь как-то оживить игру? Ой-ёй, двойка бубён. Видя её расстроенное лицо, я почувствовал глубочайшее облегчение. Моё самое мощное оружие сопротивления в этой игре — хотя бы в одной из десяти попыток отобрать у неё право распоряжаться. И я уже поклялся никогда больше не участвовать в сомнительных затеях Сакуры, которые она назовёт игрой. — Ну же, [мой друг], твоё слово. — Ну да. Правда или действие? — Правда! — Хорошо. Итак… Я сразу придумал, что бы мне хотелось узнать о ней. Ничто другое меня не интересовало. — Решено! — Ой, я вся дрожу! — Какой ты была в детстве? — И только-то? А я приготовилась назвать тебе свои три размера… — Молчи, дура. — Хамло! — весело парировала она. Разумеется, я не для того задал свой вопрос, чтобы выслушивать её греющие душу воспоминания. Я хотел понять, как она стала таким человеком. Хотел узнать, через что прошла моя полная противоположность, влияя на своё окружение либо испытывая его влияние на себе. Потому что я искренне ей удивлялся. Как формировались наши с ней характеры, в чём разница между тем, как мы жили? Один неверный шаг мог сделать меня таким же, как она, и это не давало мне покоя. — Какой я была в детстве… Меня часто называли непоседой. — Что ж, легко могу представить. — А то! В младшей школе девочки были выше мальчиков, я была самой рослой и даже дралась с мальчишками. Или ломала чего-нибудь. Короче, трудный ребёнок. Понятно. Что ж, возможно, её характер как-то связан с телосложением. Я всегда был мелким и хлипким. Наверное, потому и вырос интровертом. — Достаточно? — Да. Едем дальше. А дальше бог вроде как вступился за послушного мальчика, и я выиграл пять раз кряду. Куда только подевалась та самоуверенная девица, начинавшая игру? Похоже, бог махнул на неё рукой — на неё и на её поджелудочную железу. С каждым проигрышем она налегала на спиртное и всё больше куксилась. А точнее будет сказать — с каждым моим вопросом. Когда ликёра осталось на пару порций, её лицо стало пунцово-красным, губа отвисла и казалось, она вот-вот сползёт с дивана на пол. Она напоминала раскапризничавшегося ребёнка. Вот, кстати, те пять вопросов, заставившие её воскликнуть: «Это что, собеседование?», и ответы на них. — Какое твоё увлечение длилось дольше всего? — Придётся признаться, что мне всегда нравилось кино. — Кого из известных людей ты больше всего уважаешь и почему? — Тиунэ Сугихару![22] Дипломата, который выдавал визы евреям. Он до конца поступал так, как считал правильным, и это просто потрясающе. — Что ты считаешь своей сильной стороной, а что — слабой? — Сильной — то, что я легко схожусь с людьми, а слабые сложно назвать, их слишком много. Пусть будет неумение сосредотачиваться на чём-то одном. — Самое радостное, что с тобой случалось? — Хм. Наверное, встреча с тобой, хе-хе! — Исключая поджелудочную — самое болезненное переживание в твоей жизни? — Пожалуй, смерть моей собаки, когда я училась в средней школе. Мы были неразлучны… Слушай, это что, собеседование? Я сам восхитился, с каким идеально невинным видом ответил: — Нет, это игра. — Спрашивай что-нибудь поприятней! — взвыла она со слезами на глазах, а затем залила в себя явно лишнюю порцию ликёра. — И пей!.. Я не стал играть на нервах пьяной девушки, смотревшей на меня диким взглядом, и тоже выпил. Пусть я и сам изрядно накачался, делать непроницаемое лицо у меня получалось лучше. — Осталось две попытки. Тянуть мне. Валет треф. — Что?! Такая сильная?! Сколько можно! — завопила она, огорчённая, раздосадованная и разозлённая до глубины души, а затем перевернула свою карту. Когда я, уверенный в собственной победе, увидел её значение, по моей спине заструился холодный пот.