— О какой травме мы говорим? Она подняла голову и посмотрела ему в глаза. — Изнасилование. Слово как будто повисло в воздухе, накаляя его одним своим звучанием. Жестокий смысл его был равнозначен физическому удару. — Вы заходите туда из-за Эндрю Капры, — мягко произнес он. — Из-за того, что он сделал с вами. Она смутилась и отвела взгляд. Потом еле слышно прошептала: — Да. — И опять уставилась на свои руки. Мур наблюдал за ней, чувствуя, как закипает в нем злость на того, кто посмел надругаться над этой женщиной. Капра оскорбил не только ее тело, но и душу. Ему вдруг стало любопытно, какой она была до того, что с ней произошло. Была ли она мягче, дружелюбнее? Или всегда сторонилась людей, оставаясь холодной, словно цветок, схваченный морозом? Кэтрин выпрямилась и, собравшись с духом, продолжила: — Так и состоялось мое заочное знакомство с Еленой Ортис. Я действительно не знала ее настоящего имени. Для меня она была всего лишь Поузи Пять. — И сколько женщин заходит на этот сайт? — поинтересовался Мур. — Раз на раз не приходится. Некоторые вдруг исчезают. Появляется новые имена. В любой из вечеров нас может быть от трех до десяти. — А как вы узнали о существовании этого сайта? — Из брошюры о жертвах изнасилования. Ее распространяют в городских клиниках и женских консультациях. — Итак, можно сказать, что все эти женщины из Бостона и его пригородов? — Да. — А Поузи Пять, она регулярно посещала сайт? Кэтрин на какое-то мгновение задумалась. — Она периодически появлялась в течение последних двух месяцев. Она мало говорила, но я видела ее имя на экране и знала, что она участвует в разговоре. — Она рассказывала о том, что с ней случилось? — Нет. Просто слушала. Мы посылали ей приветствия. Она благодарила. Но о себе ничего не рассказывала. Как будто боялась. Или просто стыдилась откровенничать. — Выходит, вы не знаете, была ли она когда-то на самом деле изнасилована. — Я знаю, что была. — Откуда? — Потому что Елене Ортис оказывали помощь в этом пункте скорой помощи. Он удивленно уставился на нее. — Вы нашли ее историю болезни? Она кивнула. — Мне пришло в голову, что после изнасилования ей, возможно, понадобилась медицинская помощь. Эта больница — ближайшая к ее дому. Я проверила по компьютеру. В нем хранятся имена всех пациентов, которых осматривали в этом пункте скорой помощи. Там было и ее имя. — Она встала. — Я покажу вам эту запись. Мур последовал за ней обратно в приемное отделение. Был вечер пятницы, и в коридоре скопилось немало пациентов с различными травмами. Типичный любитель расслабиться алкоголем прижимал к разбитой физиономии ледяной компресс. Рядом с ним сидел подросток, не успевший проскочить на желтый сигнал светофора. В общем, привычная армия покалеченных горожан. Клиника «Пилгрим» была самым загруженным центром скорой помощи в Бостоне, и Мур, пробираясь сквозь строй медсестер и больных, лавируя среди каталок и свежих луж крови на полу, чувствовал себя так, будто оказался в эпицентре вселенского хаоса. Кэтрин провела его в регистратуру — помещение размером со шкаф, сплошь уставленное стеллажами. — Вот здесь временно хранятся листки первичного приема, — сказала Кэтрин. Она сняла с полки регистрационный журнал, помеченный «7 мая — 14 мая». — Каждый раз, когда пациент обращается в пункт скорой помощи, заполняется так называемый листок первичного приема. Обычно это одна страница, содержащая пометки врача и его рекомендации по лечению. — А медицинская карта не заполняется? — уточнил Мур. — Если это разовый прием, медицинская карта вообще не заводится. Единственная запись остается на этом листке. Потом они поступают в наш центр обработки информации, где их сканируют и сохраняют на диске. — Она открыла журнал с записями за период с 7 по 14 мая. — Вот он. Он встал у нее за спиной и заглянул в папку поверх ее плеча. Запах ее волос мгновенно отвлек его внимание, и ему пришлось одернуть себя, заставив сосредоточиться на деле. Визит был датирован 9 мая, часом ночи. Имя пациента, адрес и банковские реквизиты были отпечатаны сверху; остальная часть бланка была заполнена от руки. Типичные каракули врача, подумал он, отчаянно пытаясь разобрать слова, но ему удалось прочесть лишь первый абзац, написанный рукой медсестры: «22-летняя женщина, испанского происхождения, подверглась сексуальному насилию два часа назад. Аллергии нет, лекарств не принимала. Кровяное давление 105/70, пульс 100. Температура 37,2». Остальной текст был неразборчив. — Вам придется перевести это для меня, — попросил он. Кэтрин обернулась к нему, и их лица вдруг оказались так близко, что он уловил ее дыхание. — Вы не можете прочесть? — спросила она. — Я могу читать по протекторам шин и пятнам крови. А это — увы. — Это почерк Кена Кимбалла. Я узнаю его подпись. — Я даже не могу определить, написано ли это по-английски, — полушутя проговорил Мур. — Для любого врача это вполне читаемо. Просто нужно знать коды. — Этому учат в медицинской школе? — Да, наряду с тайнописью и дешифровкой. Было странно обмениваться остротами по столь мрачному сюжету, и тем более странно слышать их из уст доктора Корделл. Это был первый проблеск женщины, спрятанной в своей скорлупе. Женщины, которой она была до того, как в ее жизнь вторгся Эндрю Капра. — В первом абзаце запись о физическом осмотре пациентки, — объяснила она. — Врач пользуется медицинской стенографией. ГУГГН означает: голова, уши, глаза, горло, нос. У нее был синяк на левой щеке. В легких чисто, сердечной аритмии не отмечено. — Что значит?.. — Нормально. — А разве врач не может просто написать: «Сердце в норме»? — удивленно поднял брови Мур. — А почему полицейские говорят «транспортное средство», вместо того чтобы просто сказать «автомобиль»? Он кивнул: — Принято. — Живот мягкий, плоский, без органомегалии. Другими словами… — Нормальный. — Вы быстро схватываете. Далее он описывает состояние… малого таза, где уже есть отклонения от нормы. — Кэтрин сделала паузу. Когда она вновь заговорила, голос ее звучал заметно тише, и в нем уже не было и тени юмора. Она вздохнула, словно собираясь с силами, чтобы продолжить. — Во влагалище была кровь. Царапины и синяки на внутренней части бедер. Характер разрыва вагины указывает на то, что это был насильственный половой акт. На этом, как пишет доктор Кимбалл, он был вынужден закончить осмотр. Мур сосредоточился на последнем абзаце. Его он смог прочитать, поскольку запись не была закодирована. «Пациентка пришла в волнение. Отказалась от составления акта по факту изнасилования и от дальнейшего осмотра. После ультразвука и сдачи анализа на венерические заболевания она оделась и ушла, не дожидаясь вызова представителя властей». — Выходит, факт изнасилования зафиксирован не был, — сказал он. — Вагинального мазка не делали. Образцы на ДНК не отбирали. Кэтрин молчала. Она стояла, опустив голову, крепко сжимая в руках скоросшиватель. — Доктор Корделл! — Он тронул ее за плечо. Кэтрин резко дернулась, словно от ожога, и он тотчас убрал руку. Она подняла взгляд, и Мур увидел ярость в ее глазах. В этот момент от нее исходила такая сила, что позавидовал бы любой мужчина. — Изнасилована в мае, растерзана в июле, — произнесла она. — Как прекрасен мир для женщины, не так ли? Какое-то время они стояли молча. Потом Мур произнес: — Мы беседовали со всеми членами ее семьи. Никто даже не упомянул об изнасиловании. — Значит, она им не рассказывала. «И сколько таких женщин, хранящих молчание? — задался он вопросом. — Сколько из них держат свою боль в тайне от тех, кого любят?» Глядя на Кэтрин, он думал о том, что и она была вынуждена искать утешения в компании незнакомых людей. Она достала из папки листок, чтобы он мог сделать фотокопию. Держа его в руке, он обратил внимание на имя врача, и ему пришла в голову еще одна мысль. — А что вы можете сказать о докторе Кимбалле? — спросил он. — Ну, о том, кто осматривал Елену Ортис? — Блестящий врач.