Он молчал, уставившись на экран, где появлялись и исчезали ставшие уже знакомыми фигуры. — Этот неизвестный проходит сквозь стены, — сказала Риццоли. — Он как будто прячется в воздухе. На этаже работают девять медсестер, и никто его не заметил. А ведь он был там все это время, черт бы его побрал. — Это одна версия. — Но как он подобрался к полицейскому? Как полицейский дал себя уговорить покинуть пост? Пошел в эту раздаточную? — Должно быть, это был человек, ему знакомый. Или кто-то, не вызывавший подозрений. Впрочем, в пылу общей спешки, когда все кругом бросились спасать жизнь больного, могло показаться естественным, что работник больницы обратился к постовому, который дежурил в коридоре. Скажем, попросил его помочь принести что-то из раздаточной. Мур нажал на ПАУЗУ. — Вот, — тихо произнес он. — Думаю, это он. Риццоли уставилась на экран. Перед ней был одинокий мужчина, который возвращался к лестнице уже после сигнала. Они видели только его спину. На нем были белый халат и шапочка. Из-под нее выглядывала полоска коротко стриженных русых волос. Он был худощавого телосложения, не слишком широкоплечий, а походкой напоминал ходячий вопросительный знак. — Это единственное место, где мы видим его, — сказал Мур. — Я не заметил его среди тех, кто выходил из лифта. И не видел, как он выходил из двери, ведущей на лестницу. Но он уходит именно этим путем. Видите, как он толкает дверь бедром, не прикасаясь к ней руками? Бьюсь об заклад, он нигде не оставил своих отпечатков. Он слишком осторожен. И заметили, как он сутулится? Словно знает, что его снимает камера. И что мы обязательно увидим его. — Его кто-нибудь опознал? — спросила Риццоли. — Нет, ни одна из медсестер не смогла назвать его имени. — Черт, он же был на их этаже. — Как и многие другие. Все были заняты спасением Германа Гвадовски. Все, кроме него. Риццоли подошла к экрану, вцепившись взглядом в одинокую фигуру, вырисовывающуюся в проеме белого коридора. Хотя она и не видела его лица, но у нее возникло ощущение, будто она заглядывает в глаза чудовищу. «Так ты и есть Хирург?» — Никто не помнит, что видел его, — сказал Мур. — Никто не помнит, что ехал с ним в лифте. И тем не менее вот он. Призрак, который появляется и исчезает, словно по волшебству. — Он ушел через восемь минут после сигнала, — заметила Риццоли, посмотрев на время в кадре. — Прямо перед ним вышли два студента. — Да, я уже говорил с ними. Им нужно было успеть на лекцию к одиннадцати. Поэтому они так рано ушли с этажа. Они не обратили внимания на человека, который шел за ними к лестнице. — Выходит, у нас опять ни одного свидетеля. — Только эта камера. Она снова уставилась на таймер. Восемь минут он пробыл на этаже. Восемь минут — это много. Она попыталась воспроизвести хронологию событий. Подойти к полицейскому — десять секунд. Уговорить его пройти по коридору в раздаточную — тридцать секунд. Перерезать ему горло — десять секунд. Выйти, закрыть дверь, зайти в палату к Нине Пейтон — пятнадцать секунд. Зарезать вторую жертву, выйти — тридцать секунд. На все это примерно две минуты, не больше. Остается целых шесть минут. На что он использовал это время? Чтобы помыться? Было много крови; вполне возможно, он забрызгал одежду. В его распоряжении была уйма времени. Медсестра обнаружила тело Нины Пейтон спустя минимум десять минут после того, как этот мужчина вышел в дверь, ведущую на лестницу. К этому времени он мог уехать очень далеко на своей машине. «Как безупречно все рассчитано. Этот убийца действует с точностью швейцарских часов». Она вдруг резко выпрямилась. Внезапно пришедшая в голову мысль была подобна электрическому разряду. — Он знал. Господи, Мур, он знал, что будет подан синий сигнал. — Риццоли посмотрела на него и по его спокойной реакции поняла, что он уже пришел к этому выводу. — У господина Гвадовски были посетители? — Сын. Но медсестра все это время находилась в палате. И она была там в тот момент, когда у пациента остановилось дыхание. — А что было до этого? — Она сменила емкость с внутривенным раствором. Мы отправили его на исследование. Риццоли вновь перевела взгляд на экран, где застыла фигура мужчины в белом халате. — Это кажется полной бессмыслицей. Зачем ему так рисковать? — Это был отвлекающий момент, чтобы избавиться от нежелательного свидетеля. — Но что могла рассказать Нина Пейтон? — недоумевала Риццоли. — Она видела только лицо в маске. Он знал, что она никогда не опознает его. Знал, что она практически не представляет опасности. И все равно затеял всю эту возню, чтобы убить ее. Он серьезно рисковал. Чего он в итоге добился? — Удовлетворения. Он наконец завершил убийство. — Но он мог сделать это в ее доме. Мур, он сам оставил в живых Нину Пейтон той ночью. А это значит, что он планировал избавиться от нее именно таким способом. — В больнице? — Да. — С какой целью? — Не знаю. Но мне представляется интересным, что из всех пациентов этого отделения он выбрал в качестве жертвы Германа Гвадовски. Пациента Кэтрин Корделл. У Мура запищал пейджер. Пока он принимал сообщение, Риццоли вновь повернулась к экрану. Она нажала на кнопку воспроизведения записи, и мужчина в белом халате двинулся к двери. Он выставил бедро, чтобы распахнуть дверь, и вышел на лестничную площадку. И ни разу не позволил камере заснять хотя бы часть своего лица. Она перемотала пленку назад, еще раз просмотрела последовательность его движений. Теперь, когда его бедро выдвинулось вперед, она заметила выпуклость под белым халатом. Справа, на уровне пояса. Что он там прятал? Смену одежды? Орудие убийства? Она услышала, как Мур говорит в трубку: — Не трогайте ничего. Оставьте все, как есть. Я еду. Когда он отключил телефон, Риццоли спросила: — Кто это? — Кэтрин, — ответил Мур. — Наш неизвестный только что прислал ей еще одно письмо. — Оно пришло со служебной почтой, — сказала Кэтрин. — Увидев конверт, я сразу поняла, что это от него. Риццоли смотрела, как Мур надевает перчатки — бессмысленная мера предосторожности, подумала она, поскольку Хирург никогда не оставлял после себя отпечатков. Конверт был большой, коричневый с застежкой в виде пуговицы и резинки. Вверху было написано синими чернилами: «Кэтрин Корделл. Поздравление с днем рождения от Э.К.» «Эндрю Капра», — подумала Риццоли. — Вы не открывали его? — спросил Мур. — Нет. Я сразу же отложила его на стол. И позвонила вам. — Умница. Риццоли сочла его ответ снисходительным, но Кэтрин явно подумала по-другому, поскольку зарделась от смущения и слегка улыбнулась ему. Что-то неуловимое промелькнуло между Муром и Кэтрин. Какая-то теплая волна, и Риццоли испытала нечто похожее на приступ болезненной ревности. «Это зашло гораздо дальше, чем я думала». — На ощупь он кажется пустым, — сказал он и размотал резинку. Риццоли подложила белый лист бумаги, чтобы поймать содержимое. Мур раскрыл конверт и перевернул его. Шелковистые рыжеватые пряди высыпались из конверта на лист бумаги. У Риццоли мурашки побежали по коже. — Похоже на человеческие волосы, — пробормотала она. — О Боже. О Боже… Риццоли обернулась и увидела, что Кэтрин в ужасе пятится назад. Она уставилась на волосы Кэтрин, потом перевела взгляд на пряди, выпавшие из конверта. «Это ее. Волосы Корделл». — Кэтрин. — Голос Мура прозвучал нежно и успокаивающе. — Это могут быть вовсе не ваши волосы. Она в отчаянии посмотрела на него. — А что если это мои? Как он смог… — Вы оставляете свою расческу в раздевалке? Или в кабинете? — Мур, — сказала Риццоли. — Проверьте эти пряди. Их явно сняли не с расчески. Корневые концы срезаны. — Она повернулась к Кэтрин. — Кто в последний раз подстригал вам волосы, доктор Корделл? Кэтрин медленно подошла к столу и посмотрела на срезанные пряди так, будто перед ней лежала ядовитая гадюка. — Я знаю, когда он это сделал, — тихо произнесла она. — Я помню. — Когда? — Это было в ту ночь… — Она посмотрела на Риццоли изумленным взглядом. — В Саванне.