Кто-то постучал в дверь. — Доктор Корделл? — Кэтрин узнала голос одной из медсестер пункта скорой помощи. — Доктор Корделл! — Да! — сказала Кэтрин. — К нам везут пациента с тяжелой травмой! Обширная кровопотеря, ранения живота и шеи. Я знаю, что сегодня ночью по травме дежурит доктор Эймс, но он задерживается. Вы бы могли помочь доктору Кимбаллу! — Скажи ему, что сейчас буду. — Кэтрин включила настольную лампу и посмотрела на часы. 2:45 ночи. Она спала всего три часа. Зеленое шелковое платье все еще висело на спинке стула. Оно выглядело чужим, как будто позаимствованным из жизни другой женщины. Хирургический костюм, который она перед сном надела как пижаму, был влажным от пота, но переодеваться было некогда. Она быстро собрала спутанные волосы в конский хвост и подошла к умывальнику, чтобы сбрызнуть лицо холодной водой. Женщина, которую она увидела в зеркале, напоминала жертву контузии. «Сосредоточься. Пора покончить со страхом. Надо работать». Она сунула босые ноги в кроссовки, которые достала из своего шкафа в больничной раздевалке, и, сделав глубокий вдох, вышла из комнаты. — Будут через две минуты! — оповестила ее медсестра. — Из «скорой» сообщили, что пульс едва прощупывается. — Доктор Корделл, оперировать будем в первой травме. — Кто в бригаде? — Доктор Кимбалл и двое стажеров. Слава Богу, вы здесь. У доктора Эймса что-то случилось с машиной, и он никак не доберется. Кэтрин влетела в операционную. С первого взгляда ей стало ясно, что бригада готовится к худшему. К капельницам уже были подвешены три емкости с лактатом Рингера. Курьер стоял возле двери, чтобы бегом доставить пробирки с кровью в лабораторию. Двое врачей-стажеров замерли по обе стороны операционного стола с внутривенными катетерами в руках, а Кен Кимбалл, дежурный врач пункта скорой помощи, уже надорвал стерильную упаковку лапаротомического лотка. Кэтрин надела хирургическую шапочку, просунула руки в рукава стерильного халата. Медсестра завязала халат сзади и подала ей первую перчатку. Каждая новая деталь одежды словно прибавляла ей авторитета, и она чувствовала себя все более сильной и уверенной в себе. Здесь, в операционной, она была спасительницей, а не жертвой. — Что за история? — спросила она Кимбалла. — Нападение. Травма шеи и живота. — Огнестрел? — Нет. Колотые раны. Кэтрин замерла, надевая вторую перчатку. Она почувствовала нарастающее волнение. «Шея и живот. Колотые раны». — «Скорая» въезжает! — крикнула из коридора медсестра. — Ночь — самое время для ненависти, — сказал Кимбалл и вышел встретить пациента. Кэтрин, уже в стерильной одежде, осталась на месте. В палате вдруг стало очень тихо. Ни врачи-стажеры, топчущиеся у стола, ни медсестра, которой предстояло подавать Кэтрин инструменты, не проронили ни слова. Все были сосредоточены на том, что происходило за дверью. В коридоре раздался громкий крик Кимбалла: — Давай, быстро, быстро! Дверь распахнулась, и в операционную вкатили носилки. Кэтрин мельком увидела пропитанные кровью простыни, спутанные темные волосы. Лицо женщины скрывал пластырь, который удерживал на месте трубку аппарата искусственного дыхания. На «раз-два-три!» санитары переложили пациентку на операционный стол. Кимбалл откинул простыню, открыв тело жертвы. В этом хаосе никто не расслышал судорожного вздоха Кэтрин. Никто не заметил, как она отшатнулась от носилок. Она уставилась на шею жертвы с наложенной давящей повязкой, которая уже насквозь пропиталась кровью. Потом перевела взгляд на живот, с которого как раз снимали такую же повязку, и струйки крови уже текли на простыни. Даже когда все вокруг засуетились, подсоединяя капельницы и стимулятор сердечной деятельности, закачивая воздух в легкие, Кэтрин стояла, словно парализованная ужасом. Кимбалл снял с живота повязку. Петли кишок вывалились и плюхнулись прямо на стол. — Верхнее шестьдесят, едва прощупывается! Синусовая тахикардия… — Я не могу вставить капельницу! У нее вены ни к черту! — Ставь подключичку! — Дай мне еще один катетер. — Черт, ничего не видно, все в крови. — Доктор Корделл! Доктор Корделл! Все еще словно в тумане, Кэтрин повернулась к медсестре, которая только что звала ее, и увидела, что та хмурится, глядя на нее поверх хирургической маски. — Прокладки нужны? Кэтрин сглотнула. Сделала глубокий вдох. — Да. Прокладки. И отсос… — Она вновь устремила взгляд на пациентку. Молодая женщина… И тут же вспомнилась другая операционная, в Саванне, когда она сама лежала на столе. «Я не позволю тебе умереть. Я не отдам тебя ему». Она схватила с лотка тампоны и гемостатический зажим. Теперь она была само внимание, в ней опять проснулся профессионал. Богатый опыт хирургической практики автоматически подсказывал, что делать. В первую очередь она занялась раной на шее и отодрала давящую повязку. Темная кровь хлынула на пол. — Сонная артерия! — сказал один из врачей-стажеров. Кэтрин прижала губку к ране и сделала глубокий вдох. — Нет, если бы сонная артерия, женщина уже была бы мертва. — Она обернулась к медсестре. — Скальпель. Инструмент тут же оказался в ее руке. Кэтрин сделала паузу, готовясь к тонкой операции, потом приложила кончик скальпеля к шее, быстро прорезала кожу и повела инструмент выше, к челюсти, обнажая шейную вену. — Он не добрался до сонной артерии, — сказала она. — Но все-таки задел яремную вену. Ее травмированная стенка уперлась в мягкие ткани шеи. — Она отложила скальпель и взяла щипцы. — Стажер, приложите тампон. Нежно! — Вы собираетесь делать реанастомоз? — Нет, мы просто обрежем кончик. У нее будет вспомогательный дренаж. Мне необходимо обнажить часть вены, чтобы наложить шов. Сосудистый зажим. Инструмент тут же оказался у нее в руке. Кэтрин поставила зажим и щелкнула им, перекрывая открытый сосуд. После этого она с облегчением вздохнула и бросила взгляд на Кимбалла. — Так, один источник кровотечения перекрыли. Потом я его зашью. Она переключилась на брюшную полость. К тому времени Кимбалл и второй врач-стажер очистили полость с помощью отсоса и прокладок, и теперь ничто не мешало работать. Кэтрин аккуратно отложила в сторону петли кишок и уставилась в открытую рану. То, что она увидела, повергло ее в ярость. Подняв голову, она встретилась взглядом с Кимбаллом, который явно был шокирован увиденным. — Кто же это сотворил такое? — тихо произнес он. — С кем мы имеем дело, черт возьми? — С чудовищем, — сказала она. * * * — Жертва все еще в операционной. И пока жива. — Риццоли резко захлопнула крышку сотового телефона и посмотрела на Мура и доктора Цукера. — Теперь у нас есть свидетель. Наш убийца становится беспечным. — Дело не в беспечности, — сказал Мур. — Просто он заторопился. Ему не хватило времени довести дело до конца. — Мур стоял возле двери спальни, изучая пятна крови на полу. Кровь, еще свежая, поблескивала в свете ламп. «Она не успела засохнуть. Хирург ушел отсюда совсем недавно». — Фотография была отправлена Корделл по электронной почте в семь-пятьдесят пять вечера, — сказала Риццоли. — Часы на фотографии показывали время два-двадцать ночи. — Она показала на будильник, стоявший на ночном столике. — Время на часах установлено правильное. А это значит, что он фотографировал прошлой ночью. Он держал жертву живой в этом доме более суток. «Растягивая удовольствие». — Он наглеет, — заметил доктор Цукер, и в его голосе прозвучали настораживающие нотки восхищения. Тем самым он как будто признавал, что противник у них достойный. — Он не только держит жертву живой в течение всего дня; он даже оставляет ее здесь на время, чтобы отправить электронную почту. Наш мальчик играет с нами в психологические игры. — Или с Кэтрин Корделл, — сказал Мур. Сумочка жертвы лежала на комоде. Мур, в перчатках, принялся просматривать содержимое. — Бумажник с тридцатью четырьмя долларами. Две кредитные карты. Карточка члена ААА (Автомобильной ассоциации Америки). Именной бейдж служащего отдела продаж компании «Лоуренс Сайентифик Саплайз». Водительские права на имя Нины Пейтон, двадцать девять лет, рост 157 сантиметров, вес 55 килограммов. — Он перевернул водительские права. — Донор органов. — Думаю, один из них она только что отдала, — сказала Риццоли.