— Да вот стою размышляю, записалось ли интервью с этим курдом. Занимательный дядька. Материал — бомба, — как ни в чем не бывало откликнулась журналистка. И голос ровный и насмешливый. Ермилов обиженно умолк. «Выходит, я один тут самый трусливый, — подумал он. — Или она рассчитывает на самонадеянного Горюнова?» Петр в это время начал говорить по телефону по-арабски. А связался он с Тареком с просьбой узнать, кто сейчас шурует в этом квадрате из боевиков и что делать? С базы за ними сюда если и выдвинутся, то лишь утром. Полчаса прошло в нервном ожидании. Осмотрев подъезд, не увидели растяжек, только побелевшие от времени кучки собачьих фекалий. Воняло тут… трупами. Ермилов, да и остальные не пытались отыскать источник запаха, особенно в темноте, со слабым светом от экрана телефона. Увидеть в таком неверном освещении, что скрывал дом, не хотелось никому. — Машина посреди дороги, — покачал головой Петр. — Как маяк. По нему нас и найдут. — Кто найдет? — всполошилась Олеся, и ее голос впервые прозвучал испуганно. — Главное, не кто найдет, а кто первый… Нам бронежилет «Ратник» не помешал бы. Говорят, выдерживает попадание с десяти метров бронебойными пулями из снайперской винтовки. — А рыцарей называли «подушечка с иголками» после боя — стрелы в большом количестве застревали между пластинами доспехов, — не к месту выдал Ермилов из прочитанного с Наташкой в детской энциклопедии. Спутниковый телефон издал сигнал, заставив всех вздрогнуть от неожиданности. Горюнов заговорил, а затем рассмеялся. Олег в этот момент готов был его прибить за такое спокойствие, потому что ему самому хотелось сейчас броситься бежать куда глаза глядят в темноту или забиться в щель, хоть и рядом с трупом, вонявшим на всю улицу. — Мой приятель только об одном сожалеет, что не успеет подскочить сюда и поприветствовать меня, — Горюнов еще что-то объяснил по-арабски Абдулбари, и тот сдержанно улыбнулся. В темноте белки его глаз поблескивали загадочно. — Ждем еще полчаса и выдвигаемся. Вроде не по нашу душу, — Горюнов пояснил это Ермилову и Меркуловой, но, как заметил Олег, на предохранитель автомат Петр так и не поставил. Ситуация все же оставалась тревожной, несмотря на браваду Петра. Выехали снова на дорогу, сопровождаемые тишиной. Двигались в темноте, опустив стекла и прислушиваясь. Не доехали до безопасного района несколько километров. Уже начинался пасмурный рассвет. Небо посветлело, но еще окрестности не обрели четкие контуры, расплывались, как неумелая акварель. Проезжали небольшой брошенный поселок. Местные стремились, как птицы, сбиться в стаи и либо «улетали» (бежали) за границу, либо перебирались в крупные города, туда, где оставалась государственная власть. В города, захваченные ИГИЛ и другими головорезами, никто не стремился. Ермилов дремал вполглаза, Олеся крепко спала, положив под голову свой рюкзачок и откинув с лица ткань никаба. Бодрствовали только Горюнов и Абдулбари. Они оба и среагировали, увидев вспышку в тени одного из строений поселка. Абдулбари ударил по тормозам, Петр закричал: — Из машины! В укрытие! Благо они проезжали мимо бетонного заборчика, огораживающего когда-то уютный садик при доме. Горюнов справедливо ожидал следующего выстрела из гранатомета. И он последовал… Выстрел прилетел перед машиной в землю. Олег единственный еще не успел забежать в укрытие. Он сидел за водителем, да еще замешкался, зацепившись ремешком автомата за рельс на полике, на котором сиденье водителя сдвигается назад. Он выскочил практически под взрыв, как раз когда Горюнов толкнул запутавшуюся в никабе Меркулову за забор. Взрывной волной Олега швырнуло на середину дороги. Петр успел до очередного выстрела. Он схватил оглушенного и потерявшего сознание Ермилова и, несмотря на то, что тот крупнее, с такой силой за руки потащил его к заборчику с линии огня, что вывихнул ему локоть. Олег в себя не приходил. Меркулова с распустившимися, разлохмаченными волосами склонилась над ним и трясла за плечо: — Олег Константинович! Олег! Да очнись же ты! Ее настырность сделала свое дело. Ермилов приоткрыл глаза, пытаясь сфокусировать зрение: — Ты из меня остатки жизни вытрясешь. Абдулбари добежал до машины, пригнувшись, и вытащил из бардачка спутниковый телефон. Петр связался с базой и, сообщив координаты, сказал, что требуется помощь. Он велел Меркуловой лечь на землю головой к бетонному забору, а сам стрелял одиночными через дорогу… Он видел перебегающие от дома к дому фигуры. Оставалось ждать и не подпускать их ближе. 2 марта 2018 года, г. Лондон — Я думаю, есть смысл развить историю Серова в интересах британской короны, — Линли излагал руководству свой план. — Это благодатная почва. Разработанная операция скомпрометирует русскую разведку и Россию в вопросах применения химоружия. Можно поразить сразу несколько целей. Первая — доказать, что русские поощряют Асада использовать химоружие против собственного народа, потому что сами не прочь использовать химию, да не где-нибудь, а в центре Европы. Вторая — привлечь максимальное внимание общества к факту применения боевых веществ в пригороде Лондона. Третья — разобраться с предателем. Поднимется шумиха, забудут о брексите. Русская мафия — это словосочетание всегда действует неизменно эффективно. Не зря столько лет в наших фильмах все злодеи — косноязычные русские. Мы же тратим огромные деньги на создание подобных сценариев. Пора получать дивиденды. — Да, у нашего премьера проблем хватает, — покивал шеф. — Но не повредит ли ей эта шумиха? — Я уверен в целесообразности подобной операции. Есть оперативная информация, что парламент готовит на очередных слушаниях обструкцию премьеру. Все эти разбирательства в связи с ее работой в министерстве внутренних дел… Косвенно это ударит и по спецслужбам. Эти недоумки полагают, что она сама тормозит брексит, а все не так! — Русская мафия, — повторил шеф. — Тебе не кажется, что в наше время такие трюки выглядят, мягко говоря, гротескно? — Пожалуй, — согласился Линли покладисто. — Однако это все еще работает. * * * Серова внезапный звонок от куратора застал дома. Он несколько секунд смотрел на экранчик сотового телефона, словно телепатически пытался понять причину, в общем, неурочного звонка. Он ожидал приезда дочери, собирался провести несколько дней в расслабляющей семейной обстановке, и никаких встреч и командировок вроде не планировалось. Он ответил, стараясь, чтобы голос звучал бодро. — Виктор, ты не мог бы заехать? Это ненадолго. По тому адресу, где мы встречались в прошлый раз. — Куратор имел в виду конспиративную квартиру на набережной Темзы в тихом Барнсе, в доме послевоенной постройки. — А в чем, собственно, дело? Я же тебе говорил, мне хотелось бы хоть неделю покоя, побыть с дочерью. Надо купить продукты, то да се, семейные хлопоты… Дело житейское. — Я все понимаю, мой дорогой. Но это не займет много времени, — голос куратора звучал мягче бархата. — Предстоит командировка, обсудим детали… — Погоди, ты же говорил, что в ближайший месяц не будет командировок. Я ведь специально подгадал приезд дочери к этому периоду затишья. — Речь идет о следующем месяце. — Так к чему спешка? — улыбнулся Серов, хотя в висках словно в набат била кровь, несущая с каждой каплей ощущение тревоги и опасности. — Побуду с дочерью, приеду через несколько дней, и потолкуем о деле. — И все-таки приезжай, — настаивал куратор. — Мне необходимо планировать твою предстоящую командировку и обсудить вопросы, которые ты будешь решать в поездке. Я не стал бы тревожить по пустякам. Серов не мог знать, что его куратору сегодня утром позвонил руководитель отдела внутренней безопасности МИ6 и сказал, что по «этому русскому консультанту» у них все еще много вопросов, которые он хотел бы снять. И чем быстрее, тем лучше. «По результатам встречи мы примем решение», — он уже собирался завершить разговор, велев куратору организовать встречу с Кадровиком, не вызвав у того подозрений, но куратор сообщил, что к Серову завтра приезжает дочь. После недолгой паузы руководитель отдела заключил: «Если разыграется плохой сценарий, то мы и с ней поговорим, продумайте, как это организовать». Виктор Сергеевич ходил по комнате с мобильным в руке, уже закончив разговор. От окна к креслу, от кресла к камину. Он пытался отогнать от себя недобрые предчувствия, делавшие его слабым и безвольным. Ноги ватные, и голова кружится. Все-таки здоровье уже никуда не годится. От волнений то сахар в крови повысится, то артериальное давление. Нынешнее настойчивое приглашение от куратора слишком напоминало приглашение на казнь. Если бы Серов хотел задержать ненадежного агента, он именно так и поступил бы, как его куратор, — вызвал бы двурушника на конспиративную квартиру. Добровольно, без лишнего шума и суеты… А что будет потом? И будет ли для него, Виктора Сергеевича Серова, это «потом»? Он пробежал взглядом по книжным полкам, по картинам на стенах. «Нет, в доме ничего нет, что подтвердит их версию относительно меня», — решил он. Была одна книжица с начинкой, но Виктор уже избавился и от книжицы, и от ее содержимого. Однако не поехать он не мог, это только подтвердило бы их подозрения. У знакомого дома, серо-коричневого, мрачного, где на втором этаже располагалась конспиративная квартира, Серов замешкался. Его состояние было сродни тому, когда он ночью в панике хотел бежать и даже отъехал несколько кварталов от дома, но благоразумно вернулся. Пахло близкой рекой, и от набережной тянуло сыростью. Там уже подернулись зеленой дымкой медные буки и плакучие ивы, склонившиеся над мутной водой Темзы. Умиротворяющая картинка казалась такой же лицемерной, как и всё, что окружало Серова эти годы, с тех пор как он начал жить в Великобритании. Виктор все же решился зайти в подъезд. Больше его никто не видел. Март 2018 года, г. Москва Плотников бродил по своему кабинету, встревоженный сообщением Сливенко о попавших в засаду Ермилове с Горюновым. Смущало, что вместе с ними кроме офицера местного Мухабарата оказалась журналистка, знакомая Плотникову по делу старлея Петрова. Минуты и часы тянулись невыносимо медленно. После сообщения дежурного Плотников вылез из постели на рассвете (за ним прислали машину) и по пустой Москве домчался до Лубянки. Теперь мерял шагами кабинет в ожидании звонка. Он ругал на чем свет стоит и Ермилова, и особенно Горюнова, втайне надеясь, что сработает примета, как на экзамене, — надо ругать того, кто сдает экзамен, чтобы облегчить ему сдачу. Олег и Петр сдавали сейчас самый главный экзамен, а результата может быть всего два — жизнь или смерть. Когда зазвонил телефон закрытой связи типа «Корсар», Плотников нервно шагнул к приставному столику с телефонами. — Что? — коротко бросил он в трубку. Сливенко доложил, что они на базе, все живы. На двух «Рысях» их вывезли с места боя. Подоспели, когда уже опустели магазины их автоматов.