День клонился к вечеру, но выдался довольно теплым, с ровным мягким ветерком, приносившим незнакомые запахи, смешанные с привычным ароматом полевой кухни. Если бы не пальмы и чужое небо — обычная воинская часть. Когда Олег вернулся, Горюнов так и лежал носом к стенке, но уже, кажется, не спал. Через минуту он сел и достал из кармана сумки пачку сигарет. — Только не здесь, — строго воспротивился Ермилов. — Ты можешь хоть в общих чертах посвятить меня в суть нашей завтрашней вылазки? Или так и будешь шифроваться? — Никаких секретов, — Горюнов зажал сигарету зубами, но не прикуривал. — Поедем к курдам. Туда подскочит наш шотландец. Он и с ними встречается то и дело. Пытается вести переговоры, но они и слышать ничего не хотят, кроме шуршания купюр. — А мы сможем проехать в Рожаву через Идлиб? — поморщился Ермилов. Он натер ногу и приклеивал пластырь на палец. — Насколько мне известно, там сейчас активные бои. Сирийская армия сражается, наши бомбят. — Местные уже отбили у боевиков авиабазу «Абу-эд-Духур». По краешку провинции аккуратненько проскочим. Тем более с нами поедет Абдулбари из Мухабарата. Он ситуацией владеет. Ермилов с блаженством вытянулся на кровати, чувствуя, что все-таки он не так молод, как Горюнов. Тот четыре часа подремал и бодрый. А Олег после тряски в самолете, двух взлетов и двух посадок (когда самолет делал дозаправку, садились еще на юге России) чувствовал, что и ночи для отдыха мало. Да еще вставать чуть свет. — Послушай, но эти курды настроены проамерикански. Ты похож на араба, твой приятель, как там его, тоже. Они нас не того?.. — Абдулбари, — подсказал Горюнов. — Они сами выглядят как арабы. Не бойся. Бабки берут отовсюду, откуда их можно взять, а поскольку они тесно связаны с РПК, а я, если так можно выразиться, друг семьи, — Горюнов усмехнулся, — общался с самим Карайыланом, проблем не должно возникнуть. Тамошние арабы, живущие на их территории, тоже встали на сторону курдов. Их устраивает положение автономии. — Особенно в условиях войны, — кивнул Олег. — И армян, и ассирийцев. Да, в условиях войны все хотят понимать, куда и когда стрелять и за что борются. Причем не только в смысле оплаты за участие в боевых действиях. Ну как тебе база? — Горюнов перескочил на другую тему, явно озабоченный какими-то своими проблемами. У него был отсутствующий вид. — А ты разве сюда приезжал? — Несколько раз. В военторг заходил? — Заглянул. Вот печенье нам с тобой к чаю купил. Там и сигареты есть. Ты же без табака не можешь. — Ну уж нет! Завтра местные куплю, — Горюнов накинул на плечи куртку. — Ты отсыпайся. Рано поедем. Только вот это не надевай, — Петр ткнул в стопку форменной песочной одежды, лежащей в изножье койки Ермилова. Ее принесли, пока Олег гулял по базе. Рядом громоздились бронежилет и каска, обтянутая тканью под цвет формы. — В чем же? — Ермилов приподнялся на локте. — Как есть. В гражданской одежде. Если что, будешь изображать англичанина. У тебя английский на высоте. Никаких документов с собой. Одежда у тебя не российская? Все проверь. Никаких крестиков и лучше без обручального кольца. — Ну да, чтобы затруднить опознание трупа, — мрачно пошутил Олег. — Ты что, всерьез все это? Плотников предупреждал… Однако Горюнов уже не слушал, выйдя из модуля под звездное небо. Ночь наполнилась прохладой, стрекотом цикад и ревом взлетающих истребителей. Вопреки опасениям Ермилова, проводившего тревожным взглядом Горюнова, Петр не собирался сейчас встречаться с Меркуловой. Выкурив пару сигарет, поглядев задумчиво на улетающие самолеты, он вернулся в модуль и открыл «переговорный пункт». Петр разговаривал по телефону негромко, но Олег не мог уснуть, невольно прислушиваясь. Хрипловатым голосом Петр говорил то по-арабски, то еще на каком-то незнакомом языке. Ермилов сквозь сон догадался, что это курдский — курманджи. Горюнов улаживал детали их завтрашней поездки. Олег пытался нащупать в себе зачатки страха или волнения от предстоящего мероприятия. Но рядом с Горюновым не испытывал ничего подобного. Он слышал его спокойный голос, смех, покашливание и преисполнялся ощущения, что Петр знает свое дело туго. * * * Однако утром его уверенность в Горюнове сильно поколебалась, когда он увидел в потрепанном бежевом джипе на заднем сиденье сонную Меркулову. За рулем сидел араб с мятым, морщинистым лицом. Он дремал с открытыми зеленоватыми глазами. — Какого лешего? — Олег дернул Горюнова за руку, остановив в нескольких метрах от машины. — Ты в своем уме брать ее с собой?! Во-первых, мы направляемся на встречу с агентом, во-вторых, это не прогулка, а поедем мы по территории, где идут боевые действия… — А в-третьих, нам нужна женщина, — подхватил Петр. — Знаешь, когда в машине женщина, это резко снижает количество вопросов. Три мужика — повод досмотреть или обстрелять. Когда среди нас женщина — это почти семья. Я выдам ее за свою жену. Абдулбари выправил документы, что она законная, по мусульманским законам, супруга, ей ничего не грозит. К тому же она говорила, что сотрудничает с ФСБ, давно и плодотворно. — У нее нет допуска… Она тебе просто заморочила голову. Это сообщение нисколько не смутило Горюнова, из чего Ермилов пришел к неутешительному выводу: Петр все прекрасно понимает, но сделает по-своему, задействовав Меркулову фактически втемную, воспользовавшись ее природным и профессиональным любопытством и тем, что она не робкого десятка. — Неужели ты не понимаешь, она захочет сфотографировать, снять на камеру, сделать запись на диктофон? Она подставит нас! — буквально застонал Ермилов. — Я сейчас пойду в штаб и доложу в Москву своему руководству о твоем самоуправстве. — Ты ведь хочешь встретиться с шотландцем? Я предлагаю самый безопасный вариант. Олеся едет с нами добровольно. Мы с ней договорились, она наберется впечатлений, писать будет о чем угодно из увиденного, кроме, — Петр поднял палец, — наших с тобой дел. — Чушь, вздор! Она не преминет сунуть нос во все. Как отнеслись ее оператор и фотограф к поездке? — Они не знают. Она от них удрала. Ну что ты хватаешься за голову? Олеся оставила им записку. А я предупредил твоего Сливенко. — Я считаю это безумием. Не хочу и не могу брать на себя такую ответственность. — О Господи! Ну я беру эту ответственность. И за тебя, кстати, тоже, — Горюнов закатил глаза. — Да и Меркулова твоя — взрослая девочка. Как я ей запрещу ехать? — В таких операциях не могут участвовать люди гражданские и непосвященные. Нас с тобой снимут с должности, а то и уволят… А может, и под суд. — Ну ты паникер! Вот читай, — он нехотя вытащил листок из нагрудного кармана куртки, напоминающей стройотрядовскую штормовку советских времен. Ермилов прочел расписку Меркуловой в том, что она полностью отдает себе отчет в происходящем. — Это напоминает: «Прошу в моей смерти никого не винить». Связался черт с младенцем. Эту бумаженцию нам мой Плотников и твой Уваров прибьют на крышку гроба вместо государственного флага. — Ладно, — признался Горюнов, — я посулил ребятам из JPG привезти русского журналиста. Им не нравится, что их идеи в нашей прессе в последнее время искажают. Ну дескать, продались они американцам, и все в таком духе. — Разве это не так? А главное, — Ермилов почувствовал, что краснеет помимо воли, — ты не мог найти на базе любую… любого другого журналиста? Их тут всегда пруд пруди. — Она вроде как доверенное лицо. Не понапишет, не посоветовавшись. Мы убьем двух зайцев — ублажим курдов, они не станут препятствовать встрече с «белокасочником», а во-вторых, я же объяснял, женщина в машине — это более умиротворяющее зрелище, чем трое угрюмых мужиков. Да и что она тебе? Это личное, что ли? — Иди ты! — вспыхнул Ермилов. — Не меряй по себе! У него чуть было с языка не сорвалось то, о чем бы он впоследствии пожалел, насчет прижитого от курдянки Горюновым сына и его отношений с телохранительницей, погибшей в Северном Ираке. Вовремя встряла Меркулова, высунувшись из окна машины и спросив: — Ну мы едем? Олег Константинович, сделайте лицо попроще. Я наперед знаю все ваши возражения. Не стоит сотрясать этот чудесный свежий средиземноморский воздух. Из машины меня можно выволочь только силой. Вы же не будете драться со слабой женщиной и отбирать у меня мой журналистский хлеб? — Делайте что хотите, — устало отмахнулся Олег. Он сел на переднее сиденье, поставив автомат между ног, и протянул руку сирийскому разведчику. — Я вообще англичанин, если что. Горюнов вернулся в модуль оставить расписку Олеси в металлическом шкафчике, запирающемся на ключ. Затем он заставил Меркулову переодеться в никаб прямо поверх джинсов-клеш и синей джинсовой рубашки и велел молчать, если их остановят, и покорно уставиться в пол, ни в коем случае не зыркать по сторонам и не смотреть в глаза мужчинам. В городе они купили сигарет для Горюнова, приличный запас питьевой воды и несколько пачек сухого печенья. Все время, пока Горюнов с Ермиловым продолжали доругиваться, Абдулбари молчал, не вмешиваясь. Только когда в машине стихли жаркие споры, а Меркулова, кажется, уснула под своим никабом, он спросил на сносном русском языке: — Ну что, успокоились горячие финские парни? Горюнов с Ермиловым переглянулись и рассмеялись, не ожидая подобной остроты от араба. — Надо думать, как не нарваться на нехороших дяденек в черных повязках, — продолжал шутить Абдулбари, но в его голосе сквозила серьезная озабоченность. — Надеюсь, ваша девушка умеет стрелять, я для нее тоже автомат захватил. А то она из нашей веселой компании окажется самой легкой жертвой… — Умею, — раздалась суровая реплика из-под никаба потенциальной «легкой жертвы». Она не спала. Да и как уснешь тут? Вокруг местность становилась все более мрачной и все более явственнее проступали последствия войны. Воронки вдоль дороги, разрушенные дома. Джип давно проехал последние КПП, и потянулась ничейная земля — местные давно отсюда сбежали, а боевики откатились, исчерпав тут все ресурсы: воды, еды и боезапаса. Прятаться в развалинах было небезопасно, а правительственные войска еще не успели разминировать остовы домов. — Средств и сил не хватает на разминирование, — словно услышав мысли Олега, сказал Абдулбари с горечью. — Какую страну развалили! Петр знает, он видел, какая она была. — Да, — кивнул Горюнов, — приезжал сюда до вторжения в Ирак американцев, в Дамаске купил отличные нарды. — Он поглядел сбоку на Ермилова, обращаясь к нему, так как только Олег из присутствующих знал про то, что Петр «погорелец» в недавнем прошлом. — Только их и привез в Москву. Меркулова не полезла с вопросами, хотя Олег физически чувствовал исходящие от нее флюиды любопытства. Но по-видимому, сейчас превалировал страх. Он перехватывал горло и у самого Ермилова, некстати подумавшего, что будет с Люськой и как она одна поднимет Наташку. Хотя уж Петька и Васька взрослые… Он отмахнулся от этих мыслей и крепче ухватился за ствол АК. Последний раз он стрелял из автомата в Чечне. Последние годы больше практиковался в стрельбе из пистолета, сдавая ежегодные нормативы, но сейчас не было под рукой короткого ствола, как называл пистолет по убоповской привычке Богданов. Почти с нежностью Олег вспомнил о преданном Богданыче, получившем тяжелое ранение, но вытащившем раненого столичного следователя с линии огня при подрыве в Чечне. Ту часть провинции Идлиб, по которой сейчас ехал пыльный джип с тремя мужчинами и одной женщиной в никабе, формально контролировали правительственные войска. Но боевики еще тут шастали, вспыхивали периодически перестрелки, а то и бои. С разведчиком Мухабарата КПП правительственных войск им не страшны, но можно влететь в спонтанную перестрелку, или, перегородив дорогу, их могут встретить бойцы «Джебхат ан-Нусры» и подобной им мрази, прикрывающейся святым знаменем ислама. Им удалось проскочить Идлиб через несколько часов напряженной дороги, краем, путями, известными Абдулбари, с остановками, когда сириец кому-то звонил и вел то веселые, то нервные переговоры. Горюнов не вмешивался и не комментировал, сделав для себя вывод, что местные ребята, которые в войсках и властных структурах в это смутное время вспомнили старые племенные связи, традиционные междоусобицы, негласно, но настойчиво требовали денег за проезд, а то они, дескать, не гарантируют, что игиловцы не нападут. Абдулбари чувствовал себя неловко перед коллегой из Москвы. Ермилов, щурясь от солнца, глядел в окно на разрушения, понимая, что здесь неподалеку, в Хан-Шейхуне в провинции Идлиб, как раз весной шуровал шотландец со своими подручными из «Белых касок». — Кстати, когда вернемся, можем слетать в Эш-Шайрат, я договорился с ребятами. Хочешь посмотреть на последствия авиаудара? — Горюнов в отличие от Олега уже оптимистично строил планы на ближайшее будущее. — Я тоже хочу, — подала голос из-под никаба Меркулова. — Но туда можно и с фотографом, и с оператором. Они мне и так не простят сегодняшнюю поездку. — А ты меньше болтай, — посоветовал Петр не то в шутку, не то всерьез. * * * План Горюнова удался. Он представился курдам иракским арабом, но другом Карайылана и, естественно, имел тому доказательства. По поводу его приезда им звонили надежные люди. Он называл себя Кабир Салим, сохранив еще иракский паспорт. (Курды не преминули его проверить, и Ермилов мельком увидел ксиву еще саддамовских времен, где на фото Горюнов был совсем молоденький.)