– Вообще-то я надеялась, что ты ответишь на этот вопрос, – сказала Абигейл Пент. В комнате осталась только она. Харроу оглядела ее новыми глазами. Даже в свете новых обстоятельств Пент выглядела так же, как всегда. Опрятно, хотя и немного потерто, как будто она в самом деле жила в ледяных лабиринтах дома Ханаанского и долго не мылась как следует. Свежее лицо, карие глаза – идеальная дочь Пятого дома. Безупречные волосы прикрывал шарф, а на руках были толстые перчатки. Короче говоря, ее никак нельзя было принять за растерзанный труп, который они с Гидеон обнаружили у лестницы в лабораторию, труп со взрезанным животом и аккуратно вставленным в почку ключом. Она казалась живой и вполне здоровой. – Ты умерла, – сказала Харрохак. – Септимус убила тебя. Ликтор, принявшая вид Септимус. – Да, – сказала адептка Пятого дома. – Это было довольно неприятно. Извини за вопрос, но ты… с ней справилась? Мы так и не поняли. – Мы с Нав воткнули меч ей в грудь, – ответила Харроу и сглотнула раскаленную слюну. Мозг ее гудел, как перегретый механизм, она почти чувствовала запах горячей пыли. Она не представляла, сколько времени уйдет, чтобы привести себя в порядок. – Дай мне минуту, – попросила она. – Сколько угодно. Холод не беспокоил Харроу, пока она по привычке не попыталась согреть свое тело изнутри – и не обнаружила, что не может этого сделать. Здесь она не была ликтором. Пытаясь разогнать клетки крови, она почувствовала застарелый недостаток танергии, который исчез вот уже почти год назад. Она закрыла глаза. Теперь ее мучили только температура, краснеющий ожог на щеках и руках и чернота век изнутри, пустых, как страницы ненаписанной книги. Шестьдесят секунд. Позволить себе большее – жалеть себя. Она открыла глаза и сказала: – Леди Пент, опиши мне свою детскую спальню. – Она была размером примерно с эту гостиную, – быстро ответила Пент. – Две кровати стояли в дальнем конце комнаты изголовьями к стене. Когда я была маленькой, мне нравилось, что младший брат может иногда спать в моей комнате. Лимонно-желтые обои, не моющиеся, красивый, хоть и слегка косоглазый портрет Князя Неумирающего, панель с витамином Д вместо окна, узоры на ней. Кости дедушкиной руки над дверью. Укрепленный столик, где я играла и читала. Убежище под ним, куда мне положено было залезать, если зональный шаттл проходил мимо. Фосфоресцирующие звезды на потолке, вешалка для перчаток и мантии на стене. Я не вспоминала этого много лет. Почему ты спросила? – Первичный тест, – пояснила Харрохак. – На гибкость метафорического солипсизма. Кроме того, я ничего не знаю о Пятом доме и его жизненном укладе. Чем бредовее был бы твой ответ, тем с большей вероятностью ты оказалась бы порождением моего мозга. Абигейл засмеялась, но невесело. Смехом человека, который открыл давно потерянную книгу и обнаружил, что самой важной страницы нет. – Преподобная дочь, – сказала она, – меня во многом обвиняли, но это первый раз, когда меня приняли за галлюцинацию. – Но ты… – Дух, – улыбнулась она. – Точнее, призрак. Я столько хотела у тебя спросить! У меня столько идей! Я искала в твоем выборе осознанную закономерность, а ее, возможно, не существовало. Позорная ошибка для ученого. Поэтому давай развенчаем все мои глупые идеи. Итак, ты стала ликтором? – Да, – ответила Харроу. Гидеон. Кровь. Железный шип. – Я сделала это не по своей воле, но – да. Абигейл подалась вперед, глаза ее вспыхнули. – Отлично. Когда ты поняла, что с тобой происходит? Когда ты поняла, что происходит с другой душой? Проще было отвечать механически. – В самые первые дни. Я знала, что ее душа будет поглощена. Я знала, что невольно уничтожу ее душу. Этот процесс уже начался. Но он не закончен. У меня было время. Я решила отказаться от возможности поглотить ее… отняв у себя способность ее чувствовать. Теперь было проще это вспоминать. Литанию. Монотонные, как восьмеричное слово, фразы. Их почти можно было отделить от страдания. – Я взяла ту часть своего мозга, которая ее понимала… ощущала ее душу… и отключила его. Потом создала довольно грубые предохранители, чтобы не вспомнить ее случайно… я знала, что путь откроется, если кто-то снесет мои предохранители. У меня была сообщница… она лучше меня умела манипулировать жировой тканью мозга. Я обратила собственный череп в конструкт, запрограммированный на то, чтобы давить на определенные доли. И это сработало, Пент. Сработало. Да, глупое решение. Основанное на грубой силе. Но рабочее. Абигейл очень внимательно смотрела на нее. Выражение ее лица изменилось. – О чем ты? – спросила она резко. – Я полагала, что мы говорим друг о друге. – Адептка Пятого дома потерла ладони в перчатках. – Я не спрашиваю о душе, которая сделала тебя ликтором, Преподобная дочь… хотя это тоже снимает некоторые вопросы. Харрохак, я говорю о душе-захватчике. – Захватчике? – Ты одержима, – спокойно сказала Абигейл. – Я полагала, что ты осознанно выбрала это поле боя и собрала армию, которая тебе поможет. Я не знала, почему ты выбрала нас. Теперь я знаю – но, кажется, ты этого не делала. Ты одержима злым духом, Харроу, и ты проигрываешь войну. Харроу инстинктивно попыталась нарастить свои жировые запасы – было невероятно холодно. Потом она поняла, что не представляет, где именно под кожей находится жир, и уж точно не может ничего с ним делать. Ограничение казалось знакомым: она прожила так всю свою жизнь, пока принадлежала к Девятому дому, а не к Первому. Топка силы исчезла. Она покопалась в памяти другой себя: нет, она сама лишила себя многого, разделившись на две половинки, Харроу из Первого дома и Харроу Вторую, как колокол. Это была одна и та же Харрохак в разных одеждах. И теперь, в черном облачении, она не стала лучше. Во многом стала хуже. Но память вернулась. Если подуть в воду, появятся пузыри… Становилось холоднее. Ветер выл за темным окном. У нее в голове не могло быть хорошей погоды. – Мы в Реке, – сказала она. – Да, – согласилась Абигейл. – Это я поняла раньше всего. – Это мое творение. – Да, ты задала параметры. Мы осознали это методом исключения, потому что в конце концов все осознали себя. А ты – нет. Ортус с самого начала был убежден, что это все ты. Извини, что я ему не поверила. Это удовольствие стоило оставить на потом. – Я создала в Реке пузырь, как и Секстус. Но неосознанно и плохо. Секстус наверняка счел бы ее дурой. Как хорошо было бы, окажись он сейчас рядом с ней, чтобы она могла хоть как-нибудь его отблагодарить. Хотя… он бы понял, как медленно она соображает, и это было бы ужасно… – Почему дом Ханаанский? Почему Ортус Нигенад? Почему они заполнили дыру в моей памяти? К счастью, Пент соображала быстро. – Ты не удалила воспоминания о своем рыцаре, Харрохак. Я думаю, даже ликтор на это не способен. Ты их подделала. Закрыла чем-то, что показалось подходящим. И почему эта женщина закончила свою жизнь, упав с лестницы? Какая потеря! – Но почему так много изменений? Почему все события совсем другие? Все происходило совсем не так. Я понимаю, что… что Гидеон больше нет, но почему… – Харроу, это не картина, которую ты рисуешь. Скорее это пьеса, которую ты ставишь. Ты установила сцену прямо в Реке, набрала в труппу призраков и установила определенные правила, чтобы они придерживались сценария. А теперь другой режиссер пытается перехватить твой спектакль, и борьба за власть из-за кулис перетекает на сцену. Кто-то берет над тобой верх. – Кто? – Не знаю, – честно сказала Абигейл. – Есть и другие нестыковки, на которые ты прольешь свет… надеюсь. Почему некоторые из нас стали всего лишь призраками, а другие… нелепыми конструктами? Лейтенант Диас была уверена, что с Юдифью что-то не так, еще до ее смерти. Она напоминала странную пародию на саму себя. – Я не могу призвать призрака капитана Дейтерос, – перебила ее Харроу. – Дейтерос жива. – Скажи это Диас, – немедленно ответила Абигейл. – Она будет рада это услышать. Принцессы… – Живы. – Их рыцарь… – Стал завтраком. Абигейл нахмурилась, и Харроу пояснила: – Ианта Тридентариус стала ликтором. – Черт. Это должна была быть Коронабет. Ианта совершенно не годится на эту роль. Шестые… – Камилла жива. Паламед… нашел смягчающие обстоятельства. Абигейл вновь ничего не поняла, и Харроу добавила: – Главному стражу идея смерти показалась неприятной. – Отлично! – просияла Абигейл. Некромантка Пятого дома вздохнула, будучи в явном восторге: кто-то выжил там, где не выжила она сама. Чувство вины всколыхнулось в груди у Харроу. Пент даже пробормотала: – Владыка за Рекой милосерден. И тут на Харроу накатило совсем другое чувство. Невероятно глупая мысль. Почему она не подумала об этом раньше?! Она прижала руки к животу, закрыла глаза, согнула спину. Взяла поводья Реки в свои руки, вошла в ее воды и двинулась вперед, и дальше вперед. Как ее… рыцарь могла бы сказать – ни хера у нее не получилось. Она не могла войти в Реку. Она о ней не знала. Она не чувствовала якоря своего тела. Ликторской магии больше не было, не было и пути назад. Она была заперта в пузыре, билась в нем, как рыба. А в это время в Митреуме… – Время, – резко сказала Харрохак. – Как здесь идет время? – Исходя из моих познаний в области магии духа и природы сознания, – ответила Абигейл. – Я предполагаю, что эта… сцена существует только тогда, когда ты не осознаешь себя. Пока ты спишь, без сознания или иным образом отключаешься от внешних стимулов. Я не чувствую никаких временны́х разрывов, для меня время идет постоянно. Я думаю, что симуляция происходит в соответствии с представлением твоего спящего разума о времени… с некоторыми изменениями в ту или иную сторону. Сколько времени прошло… в реальном мире? – Девять месяцев. – Господи, – она расстроилась. – Я думала, недель восемь. Моей семье, наверное, уже сообщили. Они не понимают, где носит мой дух. Бедный мой брат… родители Магнуса… моя коллекция папоротников… – Леди Пент, – сердито сказала Харроу. – Забудь про папоротники. В реальном мире я смертельно ранена. Место, где находится мое тело, скоро захватят танергические монстры, сотворенные призраком галактики. Откровенно говоря, я умираю. Моя душа в осаде, а я перезаписала свои реальные воспоминания, создав вместо них маленькое призрачное измерение, в котором теперь еще и поселился какой-то полтергейст. Судя по всему, я здесь застряла. Я не могу выйти. А еще я скоро умру, или уже умерла, и все это несколько… утратит смысл. Окно лязгнуло. Сначала она подумала, что это воет жуткий ветер, но, обернувшись на него, они с Абигейл увидели робкое розовое щупальце, покрытое корочкой льда. Оно ползло сквозь дыру в стекле, потрескивая и извиваясь. Пока они смотрели, в конце этой длинной потрескивающей трубки открылась пасть, и из нее с грохотом вывалилась кучка предметных стеклышек – таких, между которыми помещают образцы клеток. Дверь в спальню распахнулась. Ранее покойный Магнус Куинн, закутанный в огромную шубу, побагровевший от холода, крикнул: