— Она совершенно вывела меня из равновесия! — простонал Пятипалов. — Да еще эта нелепая история со смертью моего психоаналитика. Я чувствую себя просто ужасно. А ведь у меня завтра начинаются гастроли в театре! Он будет мне нужен просто позарез. — Так вы артист?! Подруги непритворно восхитились. Хорошо-то как! А они уж думали, что у Пятипалова просто сильно плохо с головой, если он так одевается. Но если он артист, тогда все понятно. Артисту иначе и нельзя. Имидж обязывает. — А где вы играете? — Я танцую в балете. Вы что, не знаете? Сейчас Пятипалов выражал легкую степень недовольства. Как это про него, такого знаменитого, и не слышали? — Просто мы редко ходим в театр. — Работа такая. — Понимаю, — сник Пятипалов. — Искусство сейчас не в почете. Все гоняются за деньгами. За своими или за чужими. Подруги покраснели. Удар был, что называется, не в бровь, а в глаз. Они в самом деле совершенно замотались с этими чертовыми ста тысячами. И самое скверное, что не представляли, кому же их можно спихнуть, чтобы потом самим не было мучительно плохо. — Давайте приступим к делу, — произнес Пятипалов. — У меня не так много времени. И он снова болезненно поморщился. Уже не в первый раз с начала знакомства. — Что с вами? Что у вас болит? — Голова. — Анальгину дать? — встревожилась Леся. — Или нурофен? У меня есть с собой и то и другое. Нурофен действует быстрей, но если вы предпочитаете лечиться по старинке, как многие любят, тогда, конечно, анальгин! — Девушка, лекарства мне не помогут! Это от стресса! Моя подруга вывела меня из равновесия. И мне может помочь только одна вещь. С этими словами Пятипалов прошел к чудом уцелевшему бару, который стоял в гостиной на почетном месте прямо напротив входной двери. И извлек почти целую бутылку коньяка. — «Белый аист!» — шепнула подруге глазастая Кира. — Отличная штука, если не паленая, конечно. — Подарок поклонников. Выпьем? Вид у Пятипалова был такой, что подругам стало ясно, с ними или без них, он все равно выпьет. Да и пусть! Глядишь, разговорчивей станет. Пятипалов и в самом деле разрумянился, махнув залпом граммов пятьдесят коньячку. Ему стало заметно лучше. Глаза заблестели. И он посмотрел на подруг та-аким взглядом… Та-аким! Одним словом, им сразу стало понятно, что ревность его подружки имела под собой основания. И с головой у женщины, скорей всего, было все в порядке. Она знала, чего бесилась. После вторых пятидесяти граммов Пятипалова потянуло жаловаться. — Вы бы знали, как тяжела жизнь артиста! — сказал он. — Всюду происки недругов, сплетни, зависть и грязь. А я другой человек! Мне хочется покоя! Подруги кивали, но в душе сильно сомневались, что Пятипалов с ними искренен. Как говорится, за что боролись, на то и напоролись. Наверняка Пятипалов приложил немало сил, чтобы иметь право вот так сидеть сейчас и говорить о своей тяжелой артистической карьере. — Мне так тяжело и одиноко! — продолжал стонать Пятипалов, не забывая подливать себе и подругам коньячка. Кире тоже пришлось выпить, потому что иначе Пятипалов ни за что не желал разговаривать. — Боже, вы бы знали, как мне иногда хочется простого человеческого участия и поддержки. Но всюду одни недоброжелатели! — Ну что вы! Мы к вам очень расположены! Порядком захмелевшая Леся готова была любить весь мир. На Киру коньяк действовал слабо. Во всяком случае, для того, чтобы начать любить незнакомого ей Пятипалова, ста граммов ей было явно маловато. — Так что там с доктором? — строго произнесла она. Вместо ответа Пятипалов щедро плеснул ей приятно пахнущей жидкости в бокал и дождался, когда Кира выпьет новую порцию. И лишь после этого он начал говорить: — Этого доктора мне посоветовала моя подруга. — Та самая, которая тут все разнесла? — Нет, другая. — Другая? — А как ее звали? Пятипалов собрал лоб гармошкой. Но имя своей бывшей возлюбленной так и не сумел вспомнить. — Но это и неважно, — сказал он. — Она знала жену Пешкова. Очень хорошо о ней отзывалась. Говорила, что стоит ей хотя бы полчаса поговорить с Леной Пешковой, как в душе воцаряется мир и покой. Все мысли сами собой раскладываются по полочкам. И выход из самой запутанной житейской ситуации находится словно бы по волшебству. — И что? — Лена всегда говорила, что это заслуга ее мужа. От него многому научилась. — И вы пошли к доктору? — Пошел, — кивнул Пятипалов. — Пошел по рекомендации. И потому что подумал: раз он такой отличный специалист, что даже его жена-домохозяйка сумела чему-то от него научиться, то и мне надо. Хотя, если честно, то никакого мира и покоя у меня в душе после визитов к доктору не ощущалось. Скорей даже наоборот, чувствовал себя последней тварью. Ничтожной и даже мерзкой. — Точно! — не сдержалась и воскликнула пьяненькая Леся. — И у меня было точно так же! Если до визита к доктору я еще чувствовала себя вполне даже ничего, то после визита мне казалось, что я — конченый человек. И никто мне уже не поможет. — Кроме доктора. — Кроме него. — А теперь его убили, да? — внезапно даже всплакнул Пятипалов, припав к пухлой груди Леси. — И кто нам поможет? Леся, как ты считаешь? Мы сможем помочь друг другу? На лице Леси отразилось легкое сомнение. И, заметив это, Пятипалов воскликнул: — Мы же забыли помянуть доктора! Светлая ему память! За это невозможно было не выпить. И подруги выпили. Не чокаясь. Как полагается. — А теперь потанцуем! Но вот танцевать подруги отказались наотрез. Они сюда не за тем пришли. — А зачем вы пришли к Пешкову в день убийства? Вам ведь не было назначено? — Не было. Но моя подруга… Она довела меня до совершеннейшего нервного расстройства. — Но доктор отказался вас принять? — Да, — задумчиво кивнул Пятипалов. — Я на него даже немного обиделся. Он вел себя так грубо. Велел мне убираться. Заявил, что мои проблемы выеденного яйца не стоят. И что сегодня ему не до меня, своих забот хватает. — И что он имел в виду? — Не знаю! Мне было важно разобраться в своей собственной жизни. — А с ней что? — Проблема была в моей подруге. Меня уже трясло, когда я ее видел. А выставить никак не мог. Не уходит, зараза, и все тут! Рыдает, посуду бьет, потом в ногах валяется и в любви клянется. Да еще руки на себя наложить грозится? Как тут выставишь? Подруги лишь устало кивали головами. Они уже давно все поняли. Пятипалова вполне устраивала та жизнь, которую он вел. И его профессия, и его ревнивая подружка, просто ему нравилось жаловаться. А доктор Пешков за определенную плату, разумеется, согласен был выслушивать лживые жалобы избалованного артиста. И не убивал Пятипалов доктора. Зачем ему это было надо? Чтобы снова искать нового психотерапевта? — Мне завтра ехать на гастроли, а я совсем разбит! — подтвердил мнение подруг сам Пятипалов. — Морально и эмоционально. Что мне теперь делать без доктора? Я погибну! Сопьюсь! Сгину в безвестности! И это с моим-то талантом! Он так расчувствовался, что подсел к подругам и обнял их за плечи. — Девчонки! Вы такие чудесные! А оставайтесь сегодня со мной? Я вам еще много чего могу интересного рассказать, показать и… И Пятипалов замер с открытым ртом на середине фразы. В дверях стояла маленькая пухленькая девушка с густой примесью узбекской крови. Длинные темные волосы у нее растрепались, а раскосые глаза сверлили раскрасневшуюся физиономию Пятипалова с таким бешенством, что кровь стыла в жилах. — И что это ты им, кобель проклятый, показывать собрался? — свистящим змеиным шепотом поинтересовалась она. По-русски девушка говорила чисто, но легкий акцент все же слышался. — Что там тебе показывать? Б…дь ты в штанах! — Лейла, — строго произнес Пятипалов. — Держи себя в руках! Это же просто гости. — В два часа ночи! — взвыла Лейла, трагически воздевая руки к небесам. — Так я и знала, стоило мне оставить тебя буквально на полчаса, как ты уже развел тут гарем! — Лейла, иди к себе в комнату! — велел ей Пятипалов. — Или вообще уматывай отсюда! — Придурок!