Я обнял каждого из них. — Рад увидеть вас снова, ребята! — Чувствуется, что ты развлекался вовсю. — Стиви разглядел синяки на моем лице. Бумеранг накинул куртку мне на плечи и дрыгнул ногой, вытряхивая застрявший между пальцами мокрый снег. — Нам лучше поторопиться, Красавчик Босс. Председатель Крокер ждет твоего появления у себя в офисе завтра в половине седьмого. Весь день сегодня тебя с собаками ищут. — Спасибо, придурки, — благодарно проворчал я. На нашем языке это выражает высшую степень признательности близкому другу. — Но если я должен быть у председателя утром, то какого хрена мы здесь ошиваемся? Несмотря на то что я как проклятый работал во время полета, мне предстояло сделать еще больше. К Крокеру нужно прибыть готовым ко всему. Я надел куртку и потянулся так, что захрустели суставы. Но это не помогло, а дома мне явно не светила сауна или горячая ванна со знойной женщиной. Судьба, Дики — впереди тебе предстояла длинная, длинная ночь. На следующее утро ровно в 6 часов 12 минут я сидел в приемной председателя в наглаженном парадном мундире с начищенными пуговицами и пряжками, в ослепительно сияющих ботинках, с косичкой, аккуратно перевязанной черной парашютной стропой, и читал последний номер «Нэйви таймс». На паркете лежал один из непромокаемых вещмешков, набитый мною на «Принцессе Нантонга» под завязку. Ночью мне удалось поспать всего минут двадцать — меньше вроде некуда. Но я выглядел свежим, как огурчик, приняв душ, побрившись и воспользовавшись дезодорантом. Более того, я был абсолютно готов ко всему. Быть готовым ко всему — значит быть «морским котиком». Помните Заповеди Безжалостного Воина Спецназа? Позвольте мне освежить вашу память, чтобы не пришлось лезть в начало книги и отыскивать ее. Четвертая Заповедь гласит: «Я причиню боль телам, ибо чем больше пота вы прольете во время подготовки, тем меньше крови прольете в сражении». Эта заповедь столь же необходима в ходе ведущихся в Пентагоне «бюрократических войн», сколь и в ходе настоящего кровопролития. Воин всегда готов к схватке, готов к ней больше, нежели противник. Воин знает, что должен не просто уничтожить противника физически, но победить его в борьбе умов, превзойти его в искусстве Ведения битвы. Чтобы научить этому, мы заставляем наших головастиков — начинающих боевых пловцов — действовать в условиях таких психологических и физических нагрузок, с которыми они никогда раньше не сталкивались. Их лишают сна, но они должны мыслить ясно и четко. Их лишают пищи, но они должны на протяжении многих дней и ночей действовать в полную силу. С ними грубо обращаются, но они должны вынести все до конца. Они должны почувствовать себя частью единого целого — группы, взвода, экипажа — его неотделимой частью. И они начинают понимать, что если их подразделение терпит поражение, то терпит поражение и каждый из них. И все же сердцевиной, центром, ядром, основой всего этого является человек. Человек, который должен мобилизовать все свои силы, храбрость, упорство и просто упрямство для того, чтобы добиться успеха. Головастики, которым повезет преодолеть боль и гнев, отчаяние и агонию, проникнутся истинным смыслом одной из главных Заповедей «Мира Воина» — «Ты должен идти вперед!» Воин не отказывается от выполнения задания. Никогда. Как бы утомлен и измучен, обессилен и слаб он ни был. Воин всегда выполнит свою миссию до конца. Нет никаких преград: ни физических, ни психологических, ни стратегических, ни тактических. Нет таких крепостей, которые нельзя взять. Поэтому, зачисляя в свою группу, я не обязательно выбираю тех, кто с легкостью газели проскакивает все квалификационные тесты. Я выбираю таких, как Бумеранг — тех, кто ворчит, но идет вперед, тех, кто потерпев неудачу, начинает все снова и снова до тех пор, пока не добьется успеха. Только они превращаются в настоящих Воинов. Превращаются потому, что у них сердце, душа и безграничная, бескомпромиссная, неослабевающая, жестокая решимость Воина. Именно поэтому, несмотря на дикую усталость, я работал всю ночь, как дьявол. Я был не один. Мои ребята, после своего возвращения в Вашингтон, перевернули землю и небо в поисках нужной информации и раздобыли великолепные данные, которые я мог использовать. Но мне нужно было больше. Поэтому я послал Стиви Вандера в штаб-квартиру ВМС в Вашингтоне, где он мог «воспользоваться» терминалом компьютерной сети разведки, и приказал ему «вытянуть» всю засекреченную информацию о наших отношениях с Китаем и Россией, до которой он смог дотянуться шаловливыми лапами. Я поднял Тони Мерка из теплой постели, притащил его в квартиру военной разведки и заставил распечатать мне столько докладов управления о текущих операциях китайских разведслужб, сколько он согласился передать мне после моих долгих убеждений в необходимости этого. Затем я разложил на полу в своем доме каждый листочек бумаги, собранный моими ребятами и мною, рассортировал их, перепроверил, просмотрел еще раз и свел все в несколько досье. Томас Е. Крокер, генерал вооруженных сил США, председатель Объединенного комитета начальников штабов, вошел в дверь своего офиса в 6 часов 21 минуту в сопровождении двух адъютантов. Я знал одного из них, полковника О’Греди. Круглая плешь на голове и старомодное пенсне на носу делало его похожим на священника, у которого я был служкой в Нью-Браунсвике, что в Нью-Джерси. О’Греди работал с председателем более пятнадцати лет. Но второй адъютант был новый: женщина тридцати с лишним лет (гражданская с головы до ног), одетая в темно-голубой брючный костюм. Я чуть со стула не свалился от удивления. Хотя она и не носила знака службы безопасности Министерства обороны, я заметил очертания пистолета на ее талии. Но она не являлась сотрудником службы безопасности: к ее левому запястью был прикреплен стальной цепочкой личный портфель председателя для секретных документов. Я встал, отдал честь и приветствовал председателя. — Начинаете вместе с солнцем, генерал? Я надеялся, что Крокер хотя бы улыбнется. Увы. Он даже не представил меня своему новому адъютанту. Просто повернулся, посмотрел на свою свиту и пролаял: — Подождите здесь. Это у меня не займет много времени. Затем он ткнул указательным пальцем в моем направлении, показал большим пальцем через плечо на дверь своего кабинета и произнес два слова, в которых по определению первого командира «Морских котиков» Роя Бема заключалась суть лидера: «Следуйте за мной», и резко повернулся кругом. Я могу выполнять приказы настоящего вождя, как и любой другой человек, а Крокер соответствовал этой категории. Поэтому я последовал за генералом Крокером через просторный коридор второго этажа, мимо зала приемов со знаменами и морскими пехотинцами в парадной форме, к незаметной двери с комбинационным замком. Председатель, закрыв его от меня своими широкими плечами, набрал шифр. Затем повернул дверную рукоятку, широко распахнув дверь, чтобы я мог пронести свой вещмешок, и жестом приглашая меня войти. Войдя, я попал в защищенное помещение для работы с секретной информацией. Такие комнаты, проверенные на отсутствие средств подслушивания, не позволяют нашим противникам, да и союзникам, узнать, что мы думаем о них на самом деле. Здесь можно говорить откровенно. Это была личная комната председателя. Но он не был единственным — каждый член Объединенного комитета начальников штабов в наши дни имеет такую. Это должно вам дать кое-какое представление об уровне паранойи в Пентагоне с приходом администрации Клинтона. Председатель Крокер закрыл за собой дверь, затем потряс ее за ручку, чтобы удостовериться, что она действительно закрылась. Он указал мне на один из полдюжины пластмассовых стульев, окружавших небольшой стол, и приказал мне приземлить задницу. Выполнив его приказ, я поставил вещмешок между ног. Усевшись на край стола, он посмотрел на меня сверху вниз. Выражение его лица нельзя было назвать особенно дружественным. — Ты помнишь, на что особенно я обратил твое внимание перед началом недавних учений? — Он не ожидал ответа, поэтому я понял, что вопрос был чисто риторический. — Я предупредил тебя, чтобы ты не оставлял ни малейших следов. — Сделав паузу, он набрал воздуха и рявкнул: — Проклятье Господне, Дик, сейчас мой гребаный журнал входящих документов выглядит, как простыня из калифорнийского публичного дома времен золотой лихорадки. — Он хрустнул суставами пальцев и подвинулся поближе, буравя меня глазами. — За последние пару дней здесь разверзся кромешный ад и, кажется, из-за тебя. Во-первых, кто-то из Белого дома позвонил министру обороны и пожаловался, что ты и какой-то идиот из разведуправления интересуетесь программой настолько засекреченной, что даже я не знаю всего ее содержания. Затем вчера кто-то еще в Белом доме сказал советнику по вопросам национальной безопасности Томпсону, что причиной провала операции по освобождению заложников в Йокосуке являешься ты. Томпсон пошел, разинул свою грязную пасть и рассказал об этом президенту. Результат? Он подпалил мою проклятую богом задницу перед тем, как я поставил его на место. Потом поступила куча запросов из Совета национальной безопасности о том, почему ты был нами туда направлен. Дик, об этом должны были знать только ты, я, министр обороны и президент. И, кроме того, меня огорошил твой старый приятель Виктор Гринков. Он хочет неофициально встретиться в Риме, чтобы поговорить о пятидесяти миллионах долларов, которые мы изъяли с его тайных банковских счетов. Министр обороны приказал мне поговорить с ним. Это только начало. Я знаю, что офицеру с орлами на петлицах прерывать того, у кого там красуется четыре звезды, невежливо. Но сейчас наступил момент, когда это стало необходимым. — Генерал, — обратился я к Крокеру. — Я не мог связаться с вами ни с борта «Принцессы Нантонга», ни со «Скорпиона». И уж, конечно, не собирался оставлять сообщение кому попало. Я понимаю, что переговоры с Гринковым необходимы. Но, я думаю, вам лучше взглянуть на то, что я привез с собой из-за океана, перед тем как вы надерете мне задницу. Одна из черт характера, которая восхищает меня в Томасе Е. Крокере, — это то, что он не страдает от синдрома «дубленых затылков», поразившего сегодня столь многих представителей нашего высшего командования. Крокер готов вас выслушать. Он может выгнать вас на улицу, узнав вашу точку зрения, но сделает это только после того, как непредубежденно взвесит все за и против. Председатель поднял руки вверх, как будто сдавался, и прорычал: — О’кей, Дик, тебе слово. А потом я закончу. — Он поднялся с края стола, на котором сидел, и подошел ко мне. Я расстегнул молнию вещмешка, достал из него пачку картонных папок, на которых аккуратно проставил номера, и разложил их на столе. Затем я расстегнул китель, вынул из внутреннего кармана два сложенных листа ксерокса, расправил их, разгладил и тоже положил на стол под пристальным взглядом председателя. Это были, конечно, копии обложек технических описаний «Большого Брата». Глаза председателя округлились. — Где ты, черт… — В сейфе на борту «Принцессы Нантонга», — выпалил я, не дав ему договорить. — Поэтому, генерал, как насчет того, чтобы разрешить мне устроить небольшое шоу и рассказать о том, что не давало мне заснуть последние дни. Глава VIII После моего часового монолога, настала его очередь. Он больше не обвинял меня ни в чем. Я сидел и слушал генерала Крокера, подводившего итоги нашей беседы, пользуясь заметками, сделанными во время моего доклада. Он пришел к следующим выводам: Первое. Генерал, так же как и я, считал — китайцы ведут наступательную политику в азиатско-тихоокеанском регионе и, что гораздо опаснее, в отношении Соединенных Штатов. Не нужно обладать допуском к совершенно секретной информации, а достаточно лишь читать газеты и смотреть телевизор, чтобы понять — Пекин делает все возможное для расширения и усиления своего политического и экономического влияния там. Крокер подчеркнул, что в этом, в принципе, еще нет большой беды. Мы, американцы, делаем то же самое. По словам председателя, китайцы не просто пытались продавать нам свои игрушки, обувь, дизельные двигатели и трикотаж. Они приобретали влияние в Белом доме и на Капитолийском холме. У них появились агенты в нашем правительстве. Китайцы пытались проникнуть в секреты нашей военной промышленности и высокой технологии — совсем как Советский Союз в пятидесятые, шестидесятые, семидесятые и восьмидесятые годы. И молодой китайский дракон имел преимущества перед дряхлым советским медведем. Десятки тысяч китайских студентов учились в американских колледжах и университетах, получая дипломы в самых различных областях науки и техники — от ядерной технологии до теоретической физики. ФБР было полностью уверено в том, что не менее десяти процентов из них, с согласия или по принуждению, используются китайской разведкой в качестве своих агентов. Китай стал крупнейшим торговым партнером США, что обеспечило ему авторитет и влияние в Белом доме. Администрация, казалось, закрыла глаза на то, что китайцы стремились к приобретению товаров и технологий, запрещенных к вывозу из страны. Только за последние полгода за продажу китайским агентам секретной информации было арестовано несколько работников предприятий электронной промышленности в Силиконовой долине. А также за истекшие два года была зафиксирована, по крайней мере, дюжина случаев проникновения агентов Пекина в военно-промышленные корпорации. Они стали объектом внимания из-за выпуска ими системы управления для ракет, которые не могла производить китайская промышленность. Из агентурных источников Министерство обороны получило сведения и о поставках Пекином оружия прокитайским группировкам во всем азиатско-тихоокеанском регионе. Эта информация подтверждалась и тем, что мы обнаружили на борту «Принцессы Нантонга». Но она полностью противоречила оценкам ЦРУ, которые, как горько заметил председатель, держались от него в секрете. В этом был определенный смысл. Белый дом, в тайне от других правительственных органов, проводит собственную внешнюю политику. Клинтоновская администрация осуществляла ее, когда, с разрешения президента, советник по вопросам национальной безопасности дал добро Ирану на продажу оружия Боснии. В годы правления Рейгана Оливер Норт провел операцию «Иран-контрас». Во время президентства Джорджа Буша разрешили осуществить тайную программу по борьбе с терроризмом. Ею руководили непосредственно из офиса вице-президента. Но у всех этих дел были две общие черты. Первая: президент США знал о них и санкционировал их. Вторая: все они осуществлялись на пользу США.[21] В нашем же случае кто-то убедил президента отдать самую современную технику, не получив ничего взамен. Более того, Министерство обороны и Объединенный комитет начальников штабов были полностью отстранены от этого дела. Информация председателя: обнаруженные мной на борту «Принцессы Нантонга» русское оружие, китайские и французские ракеты, оборудование «Большого Брата», факт направления в Вашингтон одного из самых опасных разведчиков Пекина ясно свидетельствовали об абсолютно гнусной ситуации. Кто-то очень близкий к правительству или даже в самом правительстве помогал китайцам достичь своих целей в ущерб интересам Соединенных Штатов. Председатель Крокер очень надеялся, что намек на эту личность дадут захваченные мной документы, которые он прикажет перевести как можно быстрее. Второе. Не играло никакой роли, что мы чувствовали по поводу этой ситуации, ведь мы военнослужащие. В Штатах военные подчиняются гражданскому руководству. Еще Джефферсон подвел под этим черту: не допустить, чтобы в США правили король или военная хунта. Мы не могли взять дело в свои руки, и не имели достаточно оснований, чтобы утверждать, что представитель исполнительной власти изменяет нашей стране. Нет. Нам следовало действовать через официальные каналы, то есть сообщить обо всем министру обороны. Он должен был убедить президента в необходимости изменения курса и передачи дела о помощи китайцам в Министерство юстиции для проведения расследования. Третье. Мы не имели возможности обратиться сейчас к кому-либо официально. Да, мы сомневались, подозревали, тревожились и интуитивно были уверены в своей правоте. Однако у нас не было твердых доказательств подрывной деятельности или явного предательства. Агент не выявлен. Значит, было нечего представить министру обороны в качестве неопровержимых доказательств. Четвертое. Для того, чтобы убедить министра обороны в чем-либо, нам необходимо было добыть эти самые доказательства. Но я уже говорил, что мы, военнослужащие, не имели права сами вести расследование, относящееся к компетенции гражданской исполнительной власти. Затем председатель объяснил политически опасные моменты всего дела. Во-первых, что бы ни говорилось в проклятых инструкциях, придется втайне заняться расследованием, а это грозит мне прямым попаданием в исправительное учреждение с вооруженной охраной и бритой наголо головой. Во-вторых, разрешите привести подлинные слова председателя Крокера: «Будь предельно осторожным, Дик». В них заложен глубокий смысл: если от меня пойдут круги по воде; если кто-нибудь уловит хоть малейший намек на мои действия до того, как я добуду неопровержимые доказательства измены, должностного преступления или чего-нибудь подобного — мы оба мгновенно окажемся на улице. В наши дни многим не нравится, когда военные тайно предпринимают действия по расследованию деятельности правительства. Мой провал точно обеспечит нам пребывание за решеткой какое-то время. За первым и вторым последовало третье, четвертое и так далее до десятого. Я не буду занимать ваше время, подробно излагая содержание этих положений. Но вы должны знать — тому, о ком на суперобложке этой книги говорится, как о человеке, который не придерживается никаких правил и не соблюдает никаких законов, то есть обо мне, был выдан целый список того, что делать можно, а что нельзя, длиной с мой… э, вы сами знаете, о чем я говорю. И последнее. Я не должен был поддерживать связей с офисом председателя на протяжении всей этой маленькой операции. В этом, по многим причинам, был резон. Что за причины, спросите вы? Я приведу лишь две из них, чтобы мы, наконец, выбрались из беллетристики и вернулись к гребаным действиям. Во-первых, любой капитан первого ранга, регулярно посещающий офис председателя или поддерживающий с ним связь по телефону, привлекает к себе внимание. А этого мне менее всего хотелось. И, во-вторых, генерал Крокер упомянул, что некто из Совета национальной безопасности уже потихоньку интересовался — почему именно я был направлен на задание. Это очень плохо. Есть и третья причина. Нам удалось пока держать в тайне дело «Принцессы Нантонга» и меня совсем не устраивала его огласка, что привело бы к провалу успешно начатой операции. О, я не против того, чтобы рисковать собственной шкурой, но я не переношу быть вываленным в дерьме. И в то же время я должен регулярно поддерживать связь с председателем. Очевидно, что если нужно исключить хотя бы малейший контакт между мной и офисом Крокера, то нам необходим связник. Я предложил кандидатуру однозвездного адмирала Кенни Росса — подводника, с которым я работал до его перевода в военную разведку.[22] Председатель отверг его кандидатуру. Кен Росс — именно тот, кто тактично отделался от запросов Совета национальной безопасности по поводу моей деятельности. Кто бы в Белом доме ни гнал волну, он знал о нашей с ним совместной работе. — У меня есть выбор получше, — оживился председатель и набрал номер. Не называя себя, он пролаял в телефонную трубку: — Джо, зайди, пожалуйста, сюда. Через полминуты я услышал, как кто-то набрал шифр замка на двери, она распахнулась, и в комнату вошла молодая женщина, та самая, прикованная к председательскому портфелю для секретных документов. Захлопнув за собой дверь и проверив спиной, закрылась ли она, вошедшая вытянулась по стойке смирно. — Генерал? — обратилась она к Крокеру. Председатель, согнув пальцы, как будто стреляет из пистолета, показал сначала на нее, а потом на меня: — Джо — Джоан Монтгомери, это Дик Марсинко. Дик, это Джо.