Начало темнеть. Мы услышали голоса у ворот в сад. Злодей поспешил тотчас выйти; он выглядел спокойным и хладнокровным, мы же совершенно утратили самообладание. Разговор продолжался две-три минуты, а затем хозяин дома вернулся один. – Я подумала, что это ваш кузен Гэртон, – заметила я, обращаясь к Кэтрин. – Хоть бы он вошел сюда! Кто знает, может быть, мы смогли бы перетянуть его на свою сторону? – То были трое слуг из усадьбы, посланные на ваши поиски, – сказал Хитклиф, услыхавший мои слова. – Тебе всего-то и нужно было, что открыть окно и позвать на помощь. Однако, держу пари, девчонка счастлива, что ты этого не сделала. Она просто спит и видит, как бы остаться здесь. Узнав о том, какую возможность спастись мы упустили, мы дали волю своему горю, и Хитклиф позволил нам плакать до девяти вечера. Потом он велел нам подняться наверх через кухню в комнату Зиллы, а я шепнула Кэтрин, чтобы она подчинилась. Я надеялась, что нам удастся вылезти в окно или пробраться на чердак, а оттуда – на крышу. Но оказалось, что окно в этой комнате такое же узкое, как и окна в зале, а дверца на чердак надежно защищена от наших попыток добраться до нее, потому что нас вновь заперли. Ни одна из нас не ложилась. Кэтрин встала у окна и там с нетерпением ожидала рассвета. На все мои уговоры прилечь и отдохнуть она отвечала лишь скорбными вздохами. Я опустилась в кресло-качалку и принялась раскачиваться взад-вперед, жестоко осуждая себя за то, что не единожды нарушала долг свой, послужив тем самым несчастью и бедам моих хозяев. На деле все, конечно, обстояло не так, но в ту ужасную ночь я возложила на себя основное бремя вины за происходящее, оставив Хитклифу лишь малую его часть. В семь утра он явился и спросил через дверь, встала ли мисс Линтон. Кэтрин немедленно бросилась к двери с криком «Да!». «Вот и прекрасно!» – ответил он, быстро открывая дверь и вытаскивая ее вон из комнаты. Я встала, чтобы последовать за ней, но он тут же вновь запер дверь. Я потребовала, чтобы меня выпустили. – Наберись терпения, – ответил он. – Через некоторое время тебе принесут завтрак. Я колотила в дверь и яростно трясла ее так, что засов гремел вовсю, а Кэтрин спросила, почему меня до сих пор держат под замком. Он ответил, что я должна потерпеть еще час, и они ушли. Я терпела добрых три часа, и наконец послышались шаги, но это был не Хитклиф. – Я вам поесть принес, – раздался голос. – Отворите дверь, я ее отпер. Я тут же охотно выполнила распоряжение и увидела Гэртона, нагруженного едой, которой мне должно было хватить на день. – Вот, возьмите, – пробормотал он, сунув мне в руки поднос. – Постой минутку, – начала я. – Не велено! – ответил он и тут же исчез, несмотря на мои горячие просьбы остаться. Вот так я и просидела взаперти целый день и всю ночь, а потом еще одни сутки, и еще… Всего пять ночей и четыре дня оставалась я пленницей, не видя никого, кроме Гэртона по утрам, а он был отменным тюремщиком, лучшего и не придумаешь, ибо неизменно оставался мрачным, немым и глухим ко всякой моей попытке воззвать к его чувству справедливости или состраданию. Глава 28 На пятый день или, точнее, вечер, раздался звук других шагов – более легких и мелких – и на этот раз пришедшая ко мне особа не задержалась на пороге, а вошла в комнату. Это была Зилла – принаряженная, в пурпурной шали, черной шелковой шляпе, с плетеной корзинкой в руках. – Ах ты, Господи! Миссис Дин! – воскликнула она. – А в Гиммертоне только о вас и говорят! Я думала, не иначе как вы утонули в болоте Черной Лошади, и молодая леди вместе с вами, покуда хозяин не сказал, что вы нашлись и что он поселил вас на время здесь, в моей комнате. Так как же вы спаслись? Небось, на островок какой выбрались? И сколько времени вы просидели на болоте? Хозяин наш вас спас, миссис Дин, или кто другой? Должна сказать, что вы не больно-то похудели, видать, все не так плохо, а? – Ваш хозяин – просто подлец! – прервала я поток бессмысленных вопросов Зиллы. – Но он ответит за свои деяния. Какие бы небылицы он ни плел, правда все равно восторжествует. – Что вы хотите сказать? – удивилась Зилла. – Не он пустил слух, все в деревне твердили, что вы пропали на болоте. Я, как вошла, сразу и говорю нашему Эрншо, мол, что за странные вещи творятся, мистер Гэртон, с той поры как я в Гиммертон подалась. Как жалко молодую госпожу – вот ведь была красавица! Да и Нелли Дин жалко – такая славная женщина. Он на меня так и уставился. Я думала, он про те слухи ничего не знает, вот и рассказала ему. И хозяин слушал, да только улыбался про себя, а потом и говорит: «Если они и были на болоте, то теперь они спасены, Зилла. Нелли Дин сейчас в вашей комнате. Можете сказать ей, чтобы она возвращалась к себе, когда подниметесь, – вот ключ. Наша миссис Дин нахлебалась болотной воды так, что та ударила ей в голову и сия почтенная особа собралась бежать домой во весь дух, поэтому я запер ее у тебя для протрезвления. Можешь сейчас же отправить ее в усадьбу “Скворцы”, если она в состоянии идти, и передай ей от меня, что ее молодая госпожа сможет последовать за ней, дабы не опоздать на похороны хозяина усадьбы». – Мистер Эдгар умер? Или он жив? – закричала я. – О, Зилла! Зилла! – Да не умер он. Сядьте, моя милая, – ответила она, – а то, неровен час, сейчас в обморок упадете. Доктор Кеннет считает, что он протянет еще пару дней. Я его встретила на дороге и спросила. Вместо того чтобы сесть, я схватила накидку и шляпу и кинулась вниз, благо путь был свободен. Войдя в залу, я оглянулась, ища кого-нибудь, кто мог бы рассказать, что сталось с Кэтрин. Все вокруг было залито солнцем, а дверь распахнута, но никого из домочадцев видно не было. Я заколебалась, отправиться ли в путь немедленно или поискать мою госпожу, когда внимание мое привлек легкий кашель, доносившийся от камина. Там на диване лежал, утопая в подушках, Линтон, посасывая леденец и следя за моими метаниями равнодушным оком. – Где мисс Кэтрин? – задала я вопрос самым суровым голосом, надеясь припугнуть его, застав в одиночестве, и получить хоть какие-то сведения о моей госпоже. Он продолжал посасывать леденец с самым невинным видом. – Она ушла? – спросила я. – Нет, – ответил он. – Она наверху. Ей нельзя уйти – мы ее не пустим. – Вы ее не пустите? – воскликнула я в бешенстве. – Ах ты, безмозглое отродье! Немедленно отведи меня в ее комнату, а не то ты у меня запоешь! – Это вы запоете у папы, если только попробуете проникнуть к ней, – ответил он. – Папа говорит, что я не должен проявлять мягкость к Кэтрин: она – моя жена и негоже жене стремиться уйти от мужа. Он говорит, что она ненавидит меня и жаждет моей смерти, чтобы завладеть моими деньгами, но она их не получит! И домой ей уйти не дадут! Пусть не надеется, сколько бы она ни плакала и ни прикидывалась больной. Он вновь принялся за леденец и смежил веки, как будто собираясь заснуть. – Ах, мистер Хитклиф-младший, – вновь заговорила я, – неужели вы забыли, как добра была к вам Кэтрин этой зимой, когда вы уверяли, что любите ее! Она ведь приносила вам книги, пела вам песни, приезжала навестить вас сквозь снег и ветер. Она плакала, когда случалось ей пропустить хотя бы один вечер, потому что не хотела, чтобы вы ее ждали понапрасну. Тогда вы признавали, что она в тысячу раз лучше вас и вы ее недостойны, а нынче верите той лжи, которую громоздит ваш отец, хотя прекрасно знаете, что он ненавидит и презирает вас обоих. И вы объединились с ним против нее – вот так-то вы отблагодарили Кэтрин за ее доброту! Линтон страдальчески скривил губы и вынул изо рта леденец. – Неужели она бы пришла на Грозовой Перевал, если бы ненавидела вас? – продолжала я. – Подумайте сами! А что до ваших денег, так она даже не знает, что они у вас будут. Вы говорите, она больна, и вы посмели ее бросить одну, в незнакомом доме! Вы, который на своей шкуре испытал, что это такое! Получается, что вы способны только себя жалеть, а на ту, которая самоотверженно прониклась вашими бедами и страданиями, у вас жалости не хватает. Посмотрите на меня – я, пожилая женщина, простая служанка – лью слезы, а вы, после того как изображали нежную привязанность к той, кого вам следует на руках носить, приберегли все слезы для себя одного и теперь преспокойненько тут лежите. Такого бессердечного себялюбца надо еще поискать! – Не могу я с ней сидеть, – раздраженно ответил он. – А ее еще и ко мне в комнату поселили. Она плачет все время, а мне этого не вынести. Она не прекращает, даже когда я говорю, что позову папу. Я раз и вправду его позвал, так он пригрозил задушить ее своими руками, если она не утихомирится. Она замолчала, но стоило ему выйти за дверь, тут же принялась стонать и всхлипывать, и продолжала шуметь всю ночь, хоть я и кричал ей, чтобы она прекратила, потому что совсем не мог заснуть и извелся от этого. – Мистера Хитклифа нет? – спросила я, поняв, что лежащее предо мной ничтожество не способно посочувствовать душевной пытке, которой подвергалась его кузина. – Он во дворе, – ответил юный себялюбец, – разговаривает с доктором Кеннетом. Тот сказал, что дядя и вправду наконец-то умрет. Я рад, потому что после него я стану владельцем усадьбы «Скворцы». Кэтрин всегда говорила об усадьбе как о своем доме, а он, оказывается, не ее! Он будет моим! Папа говорит, что все, чем она владеет, тоже мое. И даже ее красивые книжки. Она их мне предлагала, а также своих певчих птичек и лошадку Минни в придачу, если я достану ключ от нашей комнаты и выпущу ее. Но я ответил, что ей нечего мне отдавать, потому что это все и так мое. Тогда она заплакала и сняла с шеи медальон и сказала, что я могу его взять. А медальон-то золотой, и с каждой стороны в нем по портрету: с одной – ее матери, а с другой – моего дяди в молодом возрасте. Я сказал, что медальон тоже мой, и попытался отобрать его, а эта противная девчонка мне его не давала. Она меня толкнула, да так больно! Я закричал, и она испугалась, потому что услышала, что на крик идет мой папа. Тогда она сломала петли, скреплявшие медальон, разделила его надвое и дала мне ту половинку, где был портрет ее матери, а вторую половину попыталась спрятать. Папа спросил, в чем дело, и я объяснил ему. Он забрал себе у меня ту половину, которую она мне дала, и потребовал, чтобы она мне отдала портрет дяди. Она отказалась, и тогда он ее ударил, да так сильно, что она упала на пол. Потом он сорвал портрет с цепочки и растоптал его. – И вам было приятно смотреть, как ваш папа ее бьет? – спросила я, нарочно поощряя его распускать язык. – Я зажмурился, – признался он. – Я всегда так делаю, когда мой отец бьет при мне собаку или лошадь. Он так сильно их наказывает! Но тогда я сначала обрадовался – ведь она заслужила наказание за то, что толкнула меня. Правда, потом, когда он ушел, она подвела меня к окну, открыла рот и показала, что у нее от удара вся щека внутри изодрана о зубы и рот наполняется кровью. А затем она собрала осколки портрета и села лицом к стене. После этого она со мной не разговаривала – ни единого словца не сказала. Иногда мне кажется, что она не может говорить от боли. Это, конечно, плохо, но она мне уже надоела своим беспрестанным плачем. Вдобавок лицо у нее такое бледное, а взгляд такой дикий, что я боюсь ее. – А сможете достать ключ, если захотите? – спросила я. – Да, когда пойду наверх, – ответил он. – Но сейчас я не могу идти наверх. – А в какой она комнате? – спросила я. – Вам я ни за что не скажу! – завопил он. – Это наш секрет. Никто, ни Гэртон, ни Зилла, не должен об этом знать. Хватит с меня! Уходите сейчас же – я устал от вас! – Он склонил голову на руку и вновь закрыл глаза, показывая, что вознамерился заснуть. Я почла за лучшее покинуть Грозовой Перевал, не сталкиваясь с мистером Хитклифом, и привести подмогу из усадьбы для освобождения моей молодой госпожи. Когда я появилась в «Скворцах», изумление и радость других слуг при виде меня были велики и только усилились, когда я сообщила, что их молодая хозяйка цела и невредима. Двое или трое тут же хотели устремиться наверх, собираясь прокричать эти замечательные новости у двери мистера Эдгара, но я настояла на том, что сообщу их хозяину сама. Как же сильно изменился мой господин за те несколько дней, пока я отсутствовала! Он лежал так тихо, что казался воплощением скорби и обреченности перед ликом смерти. Страдания несказанно омолодили его: ему было тридцать девять лет, но никто не дал бы ему и тридцати. Он постоянно думал о Кэтрин, потому что то и дело шептал ее имя. Я взяла его за руку и заговорила: – Кэтрин скоро будет здесь, дорогой мой господин! Она жива и здорова и с Божьей помощью окажется подле вашего ложа уже этим вечером. Воздействие моих слов привело меня в дрожь: мой господин приподнялся, жадно оглядел комнату и затем упал на подушки в глубоком обмороке. Когда он пришел в себя, я рассказала, как нас заманили на Грозовой Перевал, а потом и задержали там. Я сказала, что Хитклиф силой затащил нас в дом, что, конечно, не совсем соответствовало истине. Я постаралась как можно меньше чернить Линтона и не стала подробно описывать дикую грубость его отца, чтобы не добавлять лишнего в уже переполненную чашу горестей мистера Эдгара. Он понял, что его враг среди прочего стремился к тому, чтобы закрепить за своим сыном, то есть на деле за собою, не только имение, но все личное имущество семьи Линтонов. Однако мой хозяин терялся в догадках, почему Хитклиф не хочет просто дождаться его смерти. Видно, он не знал, как велика вероятность того, что и он, и его племянник одновременно покинут сей мир. В любом случае Эдгар решил, что лучше изменить завещание и вместо того, чтобы отказать капитал Кэтрин напрямую, вверить его опекунам, которые выплачивали бы его дочери пожизненное содержание, а затем передали бы деньги ее детям, если они у нее родятся. В этом случае Хитклиф не сумеет завладеть наследством, коли Линтон умрет. Получив от моего господина необходимые распоряжения, я отправила одного слугу за стряпчим, а еще четверых, вооруженных соответствующим образом, на Грозовой Перевал, чтобы потребовать мою молодую леди у того, кто ее насильственно удерживал. Никто из них не вернулся вплоть до позднего вечера. Первым прибыл обратно тот, кого отправили в Гиммертон. Он сказал, что мистер Грин, наш поверенный, отсутствовал, когда он пришел, и посланцу мистера Эдгара пришлось прождать битых два часа его возвращения. По приходе мистер Грин заявил, что у него еще есть одно дельце в деревне, которое безотлагательно требует его внимания, но он прибудет в усадьбу «Скворцы» еще до рассвета. Четверо слуг также вернулись домой без мисс Кэтрин. Они сообщили, что к ним вышел мистер Хитклиф и объявил о том, что молодая леди так больна, что не может выйти из своей комнаты и не принимает посетителей. Я отругала глупцов, поверивших в эту сказку, которую я не стала пересказывать своему господину. Я решила с первыми лучами солнца сама нагрянуть на Перевал со всей ватагой слуг, которую смогу собрать, и при необходимости буквально взять дом штурмом, если нам не отдадут пленницу добровольно. Я поклялась, что ее отец увидит свою дочь перед смертью, даже если для этого придется убить этого дьявола Хитклифа на пороге его собственного дома! К счастью, мне не пришлось прибегать к таким крайним мерам. В три часа ночи я спустилась вниз за водою и с кувшином в руках пересекала холл, когда тишину дома прорезал стук в дверь. Я вздрогнула, но сказала себе: «Это, видно, мистер Грин пришел, только и всего!» Я пошла дальше, чтобы приказать кому-нибудь из слуг открыть дверь и впустить законника, когда стук повторился – не громко, но настойчиво. Я поставила кувшин на ступеньку и поспешила к двери. Снаружи ярко светила полная луна. Это был не стряпчий. Моя ненаглядная маленькая госпожа, рыдая, бросилась мне на шею с вопросом: – Эллен, Эллен, папа жив?! – Да! – закричала я. – Да, ангел мой, он жив, благодарение Богу. А вы опять с нами и в безопасности! Она хотела тут же бежать к отцу, даже не отдышавшись после своего побега, но я заставила ее опуститься в кресло, принесла воды, напоила ее и умыла ее бледное лицо, растерев его своим передником так, чтобы на щеках появился хотя бы легкий румянец. Потом я сказала, что пойду вперед и предупрежу мистера Эдгара о ее возвращении, а ее попросила сказать, что она счастлива с молодым Хитклифом. Она сначала уставилась на меня в недоумении, но затем поняла, зачем от нее требуется эта ложь, и уверила меня, что не станет жаловаться. Я не посмела присутствовать при их встрече. С четверть часа провела я в коридоре под дверью и лишь затем отважилась приблизиться к кровати. В комнате стояла тишина. Отчаяние Кэтрин было столь же молчаливо, как и радость ее отца. Она, оставаясь внешне совершенно спокойной, обняла и поддерживала его, а он не мог отвести от ее лица сверкавших восторгом глаз. Кончина его была блаженной, мистер Локвуд, истинно так! Поцеловав дочь в щеку, он прошептал: – Я иду к ней. И ты, наше дорогое дитя, тоже пребудешь с нами… После этого он ничего не говорил и не шевелился, а только смотрел и смотрел все тем же восхищенным, лучистым взором, пока сердце его не перестало биться и душа не отлетела. Никто не заметил, когда точно он покинул сей мир, уйдя из него тихо и без всякой борьбы. То ли Кэтрин выплакала раньше все свои слезы, то ли ее горе было слишком сильным, чтобы дать этим слезам пролиться, но она сидела неподвижно, с сухими глазами над телом отца, пока не взошло солнце. Она оставалась у ложа смерти до полудня и просидела бы и дольше, отрешенная и молчаливая, но я настояла на том, чтобы она ушла к себе и хоть немного отдохнула. Хорошо, что мне удалось отослать ее на время, потому что ко времени обеда явился наш поверенный. Как оказалось, прибыл он к нам лишь после того, как побывал на Грозовом Перевале, где получил указания, как ему действовать. Он всецело продался мистеру Хитклифу – вот почему он медлил, когда мой господин велел ему прийти в усадьбу. Слава Богу, ни одна мысль о делах земных не посетила мистера Эдгара после появления дочери у его ложа, иначе кончина его не была бы столь мирной. Мистер Грин тотчас принялся распоряжаться всем и вся. Он рассчитал всех слуг, кроме меня. Он даже попытался настоять на том, чтобы Эдгара Линтона похоронили не рядом с его женою, а в церкви, в семейном склепе. Однако существовало завещание покойного, и я в полный голос напомнила о нем, протестуя против любых отступлений от последней воли моего господина. С похоронами неприлично торопились. Кэтрин – теперь миссис Линтон Хитклиф – было разрешено оставаться в усадьбе «Скворцы» до тех пор, пока оттуда не вынесут тело ее отца. Тогда она и рассказала мне, как ей удался побег: ее страдания в конце концов тронули сердце Линтона и заставили его пойти на риск и освободить ее. Она слышала, как в дверь стучали слуги, посланные мною, и догадалась, что ответил им Хитклиф. Это привело ее в отчаяние. Вскоре после моего ухода Линтона перевели в малую гостиную, и Кэтрин угрозами заставила его достать ключ, пока его отец вновь не поднялся наверх. У юнца хватило ума и хитрости отпереть дверь, не открывая ее, как он уже проделывал ранее, а когда настало время ложиться спать, он попросил отправить его на ночь к Гэртону, в чем ему в тот раз в виде исключения не было отказано. Кэтрин выбралась из комнаты до рассвета. Через двери она выйти побоялась, чтобы собаки не подняли лай. Она принялась обследовать все пустые комнаты и проверять, открыты ли там окна. В бывшей спальне ее матери ей повезло – окно легко поддалось ее усилиям, она вылезла в него и спустилась на землю по стволу росшей рядом ели. Ее сообщник понес свою долю наказания за то, что соучаствовал в побеге, невзирая на все пущенные им в ход трусливые увертки. Глава 29 Вечером после похорон мы с молодой леди сидели в библиотеке и предавались скорбным размышлениям о нашей потере, равно как и о нашем будущем, которое для одной из нас виделось исключительно в мрачном свете. Мы только что пришли с Кэтрин к согласию о том, что лучше всего для нее было бы получить разрешение проживать и дальше в усадьбе, – по крайней мере, пока Линтон жив, – и чтобы ему также разрешили присоединиться к ней, а меня оставили бы у них домоправительницей. Такой исход казался нам слишком благоприятным, но я все же надеялась, что он возможен, и уже порадовалась, что, быть может, сохраню свой нынешний дом, службу, а главное, не расстанусь с моей любимой молодой хозяйкой. Но в этот момент действительность явилась перед нами в виде одного из слуг, который уже получил расчет, но еще не покинул усадьбу. Он вбежал с сообщением, что «этот чертов Хитклиф» идет по двору, и спросил, не запереть ли ему дверь перед носом злодея? Даже если бы у нас хватило безрассудства отдать такой приказ, его не успели бы привести в исполнение. Хитклиф вошел, не потрудившись постучаться или потребовать доложить о себе: он был здесь хозяином и воспользовался правом хозяина входить в любые помещения своего дома без спроса. Он прошел прямо в библиотеку на голос слуги, одним мановением руки услал его и закрыл за собой дверь. Он очутился в той самой комнате, куда восемнадцать лет назад вошел в качестве гостя. В окно светила та же луна, а снаружи расстилался тот же осенний пейзаж. Мы еще не зажигали свечей, но в библиотеке было настолько светло, что различались портреты на стене: чудесная головка миссис Линтон, а рядом – благородное лицо ее мужа. Хитклиф подошел к камину. Время, пролетевшее с того памятного вечера, почти не повлияло на него, только смуглое лицо приобрело чуть более землистый оттенок и стало совершенно непроницаемым, а фигура немного отяжелела, в остальном это был тот же человек. Кэтрин, увидев его, порывисто встала, чтобы тотчас уйти. – Стойте! – сказал он, крепко беря ее за руку. – Больше никаких побегов! Куда вы собираетесь от меня нынче скрыться? Я пришел, чтобы отвести вас домой. Надеюсь, вы станете мне послушной дочерью и не будете подбивать моего сына на новые проявления неповиновения. Я не знал, как мне наказать его, когда вскрылась его роль в этой истории: он ведь как паутина, дунешь – и нет его, но вы по его виду догадаетесь, что его делишки не остались безнаказанными. Два дня назад я свел его вниз и просто посадил на стул. Клянусь, я больше пальцем до него не дотронулся. Гэртона я услал, мы остались с ним наедине в зале – только он и я. Через два часа я вызвал Джозефа, чтобы тот отнес мальчишку наверх. С того времени стоит мне появиться рядом с ним, и он пугается так, точно перед ним призрак. Сдается мне, что он видит меня даже тогда, когда меня и в помине рядом нет. Гэртон говорит, что он просыпается среди ночи и кричит часами: призывает вас, чтобы вы защитили его от меня. Так вот, придется вам внять его мольбам и воссоединится с вашим драгоценным спутником жизни. Отныне забота о нем – это ваша забота, а я умываю руки. – А почему бы не разрешить Кэтрин и дальше жить здесь? – осторожно спросила я. – Вы же можете послать Линтона к ней. Раз уж вы так ненавидите их обоих, то не будете о них скучать. Сердце ваше неспособно к естественным привязанностям – так зачем же вам лишняя морока? – Я думаю сдать «Скворцы» внаем, – ответил он, – и, ясное дело, хочу, чтобы мои дети были при мне. Кроме того, молодая леди должна будет своими услугами отплатить мне за стол и кров. Пусть не надеется, что после смерти Линтона я буду содержать ее в роскоши и праздности. Так что пусть собирается поскорей… Поторопись, противная девчонка, не вынуждай меня на крайности!