– Можно придумать способ получше. С тех пор как они отплыли из Микен, Теламон в первый раз порадовался, что с ним Алекто. Он не любит пытать людей – тетя же это занятие просто обожает. Уж она точно развяжет пленнику язык. Скоро кинжал будет у них. Сердце Теламона забилось быстрее. Он вспомнил длинный, беспощадно острый клинок и силу предков, разливавшуюся по всему телу, стоило только взяться за рукоятку… – Давайте начнем, – предложила Алекто. Ее щеки разрумянились, красивые губы приоткрылись. – Еще рано, – холодно бросил Теламон. Опустившись на корточки, он показал пленнику маленького аметистового сокола у себя на запястье. На лице раба отразились боль и горе. Эта печать принадлежала Пирре. – Усерреф, – Теламон тихо обратился к египтянину по имени, – скажи, где ты спрятал кинжал, и я дарую тебе быструю смерть. Твои родные устроят тебе похороны со всеми подобающими ритуалами, и твой дух присоединится к духам предков. Но если откажешься, мы силой вырвем у тебя признание. А потом бросим твое тело воронам, и твой дух будет вечно скитаться неприкаянный. Советую выбрать легкий путь. И снова Усерреф поглядел Теламону в глаза. Египтянин еще раз покачал головой. Теламон не ожидал от ничтожного раба такой отваги. Тут вмешался стоявший позади Керашер: – Пусть его отведут обратно… – Нет, – возразил Теламон. – Мы и так слишком много времени потеряли. Встав, он взглянул на Алекто и с удовольствием отметил, что тетя ждет его распоряжения. Да, Теламон и впрямь главный. Боги на его стороне. Скоро кинжал Короносов будет у него, и на этот раз ни Гилас, ни Пирра ему не помешают: они далеко, на Кефтиу. Никто не встанет на пути у Теламона. Уперев руки в бедра, он расправил плечи. – Приступим, – объявил Теламон. 1 – Нигде такой земли не видел, – пробормотал себе под нос Гилас. – Тут же ничегошеньки нет. Только вялое Море под знойным Солнцем и бескрайняя мерцающая равнина, вся засыпанная песком. – На Египет совсем не похоже, – прибавила Пирра. – Усерреф рассказывал, что его страну разделяет на две половины большая Река, а по берегам – поля, деревни и храмы. Он говорил… – Пирра облизнула губы. – Говорил, что вокруг Египта только бесконечный красный песок. Усерреф называл это место «дешрет». – Пустыня, – сказал по-своему Гилас. Пирра встретилась с ним взглядом: – Египтяне здесь мертвых хоронят. Дешрет. Гилас и не подозревал, что Солнце способно печь так беспощадно. Воздух раскаленный, будто вдыхаешь дым от костра. Щурясь на ослепительно-ярком свете, мальчик окинул взглядом подрагивающую в туманной дымке равнину. Ни деревень, ни Реки. Только какая-то странная горка из камней да пыльная поросль. Тут ветер поднял над землей песок и закрутил его воронкой. Гиласу даже не по себе стало. А далеко в Море их корабль уже превратился в крошечную точку. – У них и в мыслях не было плыть с нами в Египет, – с горечью произнес мальчик. – Украли наше золото и бросили нас тут умирать. – Хорошо, что не убили и за борт не выкинули, – заметила Пирра. – Даже оружие не отобрали. – По-твоему, нам еще и повезло? – Нет, зато мы живы-здоровы. В словах Пирры была своя правда, но Гиласу хотелось рвать и метать от ярости и осыпать проклятиями подлых, лживых финикийцев. Больше одной луны они с Пиррой прятались среди кефтийских холмов вместе с Эхо и Разбойницей, с нетерпением дожидаясь корабля, идущего в Египет. А когда наконец нашли капитана, согласившегося взять их на борт, из-за сильного ветра судно сбилось с курса, и команда возложила всю вину на пассажиров. «Чужеземцы приносят несчастье», – объявил капитан. А такую странную парочку еще поискать: мальчишка-акиец с диковинными золотистыми волосами, от которого ни на шаг не отходит молодая львица, и кефтийская девчонка со шрамом в форме полумесяца на щеке и живым соколом на запястье. Разбойница прошла мимо Гиласа и обернулась – похоже, хочет, чтобы он ее подбодрил. Львица до сих пор ведет себя как детеныш, будто еще не поняла, что она уже почти взрослая. В Море ее укачивало, за время плавания Разбойница исхудала, шерсть у нее стала потрепанной, а теперь ее вдобавок облепили мухи. Вот она стоит с несчастным видом, тяжело дыша и дергая ушами. Гилас развязал горловину бурдюка с водой, сложил ладонь ковшом и налил туда чуть-чуть воды. Разбойница жадно вылакала ее, едва не содрав шершавым языком кожу с руки мальчика. – Извини, больше нельзя, – произнес Гилас. Бурдюк заполнен всего наполовину. Надолго этих запасов не хватит. – Может, до Египта недалеко? – с надеждой предположила Пирра. – Все реки впадают в Море, верно? Будем идти по берегу и отыщем ее. – Или пойдем не в ту сторону и еще глубже в пустыню заберемся. Парившая над равниной Эхо вдруг развернулась в воздухе и скрылась из вида. – Что, если она знает, где Река? – произнесла Пирра, следя за полетом соколихи. Гилас не ответил. Эхо может днями обходиться без воды, а они на такое не способны. Видно, Пирре пришла в голову та же мысль. – Пойдем, – сказал мальчик. – Выроем яму. Если повезет, докопаем до воды. Они побрели вдоль берега. Обжигающе горячий ветер швырял песок Гиласу в глаза. Пот стекал по спине струйками, впитываясь в моток веревки, висевший у мальчика на плече. Земля раскалилась так, что Гилас чувствовал жар даже сквозь подошвы сандалий из сыромятной кожи. Горячий воздух дрожал, и казалось, будто тень Гиласа танцует. Вдобавок голова разболелась: Гилас отчаянно надеялся, что причина в палящем Солнце, а не в том, что у него сейчас будет очередное видение. Отойдя на пятьдесят шагов от Моря, они опустились на колени и стали копать руками песок, стараясь вырыть яму поглубже. Вскоре на дно просочилась влага. Гилас попробовал воду – и тут же выплюнул. – Соленая, – с отвращением бросил он. Пирра огляделась по сторонам: – Вон на том кусте растут ягоды. Они съедоб-ные? Гилас растерялся. Он Чужак, вырос в диких Горах, знает все растения Акии. Но таких кустов ни разу не видел. – Понятия не имею, – смущенно произнес мальчик. – Но лучше их не трогать. Вдруг ядовитые? Разбойница подошла к кусту и плюхнулась посреди жалкого островка тени. Передними лапами она отгоняла мух. Тут из куста раздалось сердитое шипение. Разбойница вскочила и отпрянула. Не успели Гилас и Пирра опомниться, как из-под куста стремительной молнией вылетела змея. Но вместо того чтобы уползти, она развернулась и встала на кончик хвоста. Змея покачала плоской черной головой из стороны в сторону и вдруг плюнула в Разбойницу. Львица попыталась увернуться. Струйка яда пролетела мимо ее глаза и попала в нос. Гилас метнул нож. Клинок вонзился чуть ниже змеиной головы, пригвоздив ее к песку. Змея извивалась и билась, но Пирра взяла камень и одним ударом прекратила ее страдания. Повисло потрясенное молчание. Разбойница чихнула и стала тереться мордой о песок. Гилас выдернул нож и отрубил змее голову. – Ты когда-нибудь видел, чтобы змеи так делали? – переводя дух, спросила Пирра. – Нет, – коротко бросил Гилас. Они переглянулись. Убить первое живое существо, встретившееся на пути, – дурной знак. А что, если для неизвестных богов, властвующих над египетской землей, эта змея – священное животное? Разбойница с любопытством потрогала жертву передней лапой. Гилас отстранил львицу и полой туники вытер с ее носа остатки яда. – Давай съедим змею. Как думаешь, можно? – спросила Пирра. – Не знаю, – буркнул Гилас. Вдруг злость вырвалась наружу. – Я не знаю! – закричал он, полоснув по кусту ножом. – Не знаю, что тут растет и кто тут водится! Не знаю, пригодны ли эти ягоды в пищу! И да, я ни разу не видел, чтобы змея стояла на хвосте и плевалась! – Гилас, перестань, ты напугал Разбойницу! Спрятавшись за Пиррой, молодая львица глядела на Гиласа, прижав уши. – Извини, – буркнул Гилас. Разбойница вышла и потерлась мохнатой щекой о его бедро. Гилас почесал ее крупную золотистую голову, пытаясь успокоить одновременно и львицу, и себя. – Когда я тебя в первый раз встретила, мы застряли на острове без еды и воды, – ровным тоном напомнила Пирра. – Но ведь не пропали, выжили. – Это другое. – Согласна, но если даже ты здесь не приспособишься, значит в пустыне выжить невозможно.