Я ставлю сумку и корзину с продуктами на пол между нами, а сама ищу удобный предлог, чтобы положить конец этой встрече. Пожалуй, скажу, что мы ждем друзей на ужин и мне нужно бежать домой. А пока усаживаюсь за столик, мы обе молчим, что вызывает у меня чувство неловкости. Чтобы сгладить напряженность, я пробую завязать бессодержательный разговор. Показывая на ее пакеты, задаю дурацкий вопрос: — По магазинам ходила? — Да! — расплывается она в улыбке. — Детские вещи выбирала, естественно. У меня прям крышу снесло. Ну да, много покупать не советуют, я знаю. Но не могу удержаться. Такие милые вещички! Я смущенно смеюсь. Мне ее одержимость хорошо понятна. Крошечные бархатные курточки, маленькие полотенчики с медвежьими ушками на капюшонах. Это своего рода наркотик — только начни, не остановишься. Перед Дэниэлом мне придется делать вид, будто я терпеливо ждала, как он и предлагал. Придется изображать, что поход по магазинам за детскими вещами в эти выходные для меня огромное событие. В действительности я уже многие недели прячу от него пакеты со своими покупками. Рейчел прижимает губы к краю чашки и отпивает кофе, оставляя у ободка коралловую дугу. — Итак, — произносит она, опуская чашку на столик. — Что твой муж? Вескую причину привел в свое оправдание? — Прости, ты это о чем? — Ну он же не пришел на занятие! — О! — Я издаю нервный смешок, глядя на соседние столики. Другие тоже считают, что Рейчел говорит слишком громко, или это только мне так кажется? — У него был аврал на работе. Такое случается. Прежде Дэниэл любил свою работу. Когда он пришел в фирму Рори — в строительную компанию, которую основал наш отец и после его смерти возглавил мой брат, — я думала, что это идеальный вариант. Даже если Рори не всегда будет исполнять свою часть обязанностей, Дэниэлу это только на руку: он сам себе хозяин. Фирма находится здесь, в Гринвиче: прошел через парк — и ты на работе. Являешься в офис и сидишь там, когда и сколько считаешь нужным. Во всяком случае, так поступает Рори. Но Дэниэла я вижу все меньше и меньше. Домой он приходит усталый, с мешками под глазами, сгорбленный, словно тащит на спине рюкзак, набитый камнями. Мне говорит, что все прекрасно, просто заказчик попался требовательный или новый проект оказался каверзным. Но эти сложности плюс ремонт нашего дома привели к тому, что он, кажется, начал ненавидеть свою работу. Возможно, на его настроение влияет и моя беременность. Не знаю. Нужно бы поговорить с ним об этом, расспросить его как следует. Но порой, взглянув на лицо мужа, когда он возвращается домой, я даже боюсь поинтересоваться, как прошел его день. — Аврал на работе! Да выдумки это все, — хохочет Рейчел, стукнув ладонью по столу. Ее кольца звякают от соприкосновения с металлом. Я вздрагиваю. Стайка голубей у наших ног разлетается. Взглянув на меня, Рейчел опускает чашку с кофе на стол и трогает меня за руку. Ее лицо принимает серьезное выражение. — Прости, Хелен. Шутка. Конечно, он переживает. — Пустяки, — отмахиваюсь я и пытаюсь вернуть разговор в безопасное русло. — Если честно, я была зла на него. Брат с женой тоже собирались быть на том занятии, но и у них не получилось, так что… — Да, ты говорила. Обидно, — соглашается она. Помолчав, добавляет: — Ты, наверное, рада, что у тебя и у брата дети должны родиться одновременно. Тем более что вы и живете близко. — Да, — киваю я, — это чудесно. — Я ушам своим не поверила, когда Серена сообщила, что их с Рори ребенок должен появиться на свет буквально вслед за моим, с разницей в несколько недель. После стольких неудач я восприняла это как добрый знак. Прониклась убежденностью, что на этот раз все получится. — Ты с ней ладишь? С женой брата? — С Сереной? Бог мой, конечно. Она удивительная. Она мне как сестра, — с восторгом говорю я и чувствую, что лицо мое начинает пылать от внезапного притока крови. Что же я веду себя как ребенок? — Мы все вместе, вчетвером, учились в одном университете, — быстро добавляю я. Про Кембридж благоразумно умалчиваю. Дэниэл однажды сказал мне, что это может быть воспринято как хвастовство, особенно теми, кто университетского образования не имеет. — Рори учился на курс старше меня. И теперь они с Дэниэлом работают в одной компании, так что мы с ними часто видимся. — Твой муж и твой брат? Работают в одной компании? И чем занимаются? — Они архитекторы. Отец наш тоже был архитектором… довольно известным. Он умер несколько лет назад. Я машинально умолкаю, ожидая, что мне, как обычно, выразят соболезнования, начнут расспрашивать про отца. Но Рейчел не реагирует. Указательным пальцем она собирает с пенки кофе шоколадную пудру и кладет ее в рот. Потом мокрым пальцем водит по ободку чашки, на которую налипла пудра. — После смерти отца фирму возглавил Рори. «Хаверсток и компания», — продолжаю я, хотя сомневаюсь, что Рейчел меня слушает. — Дэниэл к тому времени уже вполне преуспевал в другой фирме: он был удостоен премий, имел награды. Так что решение пришло само собой. Рори предложил Дэниэлу партнерство, и теперь это самый настоящий семейный бизнес. Они оба — блестящие специалисты. Дэниэл сейчас занимается переустройством нашего дома. Мы избавились от ванной на нижнем этаже и оборудуем новую на верхнем — в викторианском стиле, там будет отдельно стоящая ванна — с волнистыми краями, на ножках, и еще просторная душевая кабина. Ее облицуют роскошными изразцами, которые я сама подобрала. А на месте старой лестницы мы поставим новую. Еще расширим подвальное помещение, у нас появится целый новый этаж с утопленной гостиной и стеклянной крышей. И… — Я на секунду умолкаю, поймав себя на том, что слишком уж расхвасталась. — Ну и еще кое-что. В общем, как-то так. Это все Дэниэл спроектировал. И теперь мы с увлечением претворяем в жизнь его проект. Моя болтовня о строительных работах, я чувствую, нагоняет на Рейчел скуку. Она допивает кофе, измазав пенкой верхнюю губу и пудрой — уголки рта. Я показываю на свои губы, и она со смехом вытирает рот. Потом, потягиваясь, издает протяжный вздох и бросает взгляд вокруг. — Может, еще по кофе? — предлагает Рейчел, хотя я к своему не притронулась, просто смотрела, как пьет она. — Можно даже рискнуть и взять с кофеином! Улыбаясь, Рейчел похлопывает себя по животу, обтянутому туникой с леопардовым принтом. Не пойму, насмехается она надо мной, что ли? Такое впечатление, будто Рейчел считает, что дети существуют лишь в абстракции и что соблюдение норм здорового образа жизни — это сугубо личное дело каждой женщины, вынашивающей ребенка. — Вообще-то, я бы просто выпила апельсинового сока. Она смотрит на меня с насмешливым удивлением в лице. — Ладно. Конечно! Пойду закажу. Все быстрее, чем ждать, когда тебя обслужат эти увальни. Рейчел произносит это громко, чем приводит в замешательство идущего мимо официанта. Игнорируя его, она решительным шагом идет в кафе. Убедившись, что она скрылась из виду, я решаю заглянуть в ее сумки — не могу противиться соблазну. Украдкой опускаю руку в верхний пакет, большим и указательным пальцами ощупываю ткани. К своему разочарованию, детской одежды я в нем вообще не нахожу. Только затасканный старый джемпер с грязными манжетами и нечто похожее на старые легинсы. Магазинные бирки, пустой футляр для солнцезащитных очков. — О, черт! Я резко вскидываю голову. Рейчел, я абсолютно уверена, заметила, что я роюсь в ее сумках. Она смотрит прямо на меня. — Он дал мне кофе вместо апельсинового сока. Вот идиот! Хелен, кофе будешь пить или мне сходить за соком? — Не беспокойся, — отвечаю я, стараясь не выдать своего облегчения. — Одна чашка не повредит. Рейчел снова усаживается на свое место, а я надеюсь, что мне удастся просто оставить чашку на столе. Как тогда бокал с вином. И вдруг, не говоря дурного слова, Рейчел кладет мне руки на живот. — Странное состояние, да? — задумчиво произносит она. — Беременность. Где, по-твоему, головка ребенка? Я не успеваю выразить протест и невольно вздрагиваю, неожиданно ощутив на своем животе прикосновение ее белых ладоней. Они холодные. Кончики пальцев с обгрызенными фиолетовыми ногтями сминают тонкий хлопок моего топа. — Не… не знаю, — с запинкой отвечаю я. Рейчел как будто не замечает моего ошеломления. Она продолжает гладить мой живот, туда-сюда, раздражая нервные окончания на моей натянутой коже. — А это легко определить, — говорит она, глядя на мой живот. — Нужно просто нащупать шею. Я покажу. Рейчел раздвигает колени, садится ко мне лицом и принимается двумя пальцами давить на мой живот, словно пытается с боков обхватить голову ребенка. — Рейчел, ты сильно давишь, — охаю я. — По-твоему, это не опасно? — Конечно нет! — заверяет она, потом надавливает сильнее и с торжеством в голосе возвещает: — Нашла! Вот его головка. Резко втянув в себя воздух, я отшатываюсь, спиной прижимаюсь к стулу. Представляю, как мой ребенок плавает в утробе, а недобрые руки Рейчел ужимают красные сияющие стенки его вселенной. Срок: 26 недель Хелен Мы с Дэниэлом в перинатальной клинике. Свет приглушен. Я раздета ниже пояса. Мой живот, испещренный красными растяжками, обмазан холодным гелем. Женщина-узист предупреждает, что будет вводить зонд, а он холодный. Дэниэл смотрит на меня. «Я люблю тебя», — одними губами произносит он, стискивая мою руку. Я отвечаю тем же. Чувствую, как в меня проникает твердый чужеродный предмет, и стараюсь не напрягаться, стараюсь поддаться спокойствию, которое внушают мне тонкие пальцы Дэниэла в моей ладони. Мы молчим. Комнату наполняет тихое жужжание аппаратуры. Пахнет хлоркой. Сердце наливается кровью. Живот у меня теперь большой, я чувствую, как в нем толкается ребенок. Такое ежедневное подтверждение того, что он все еще там, по-прежнему жив, очень радует меня, но я все равно невольно вспоминаю, чем прежде не раз оканчивались для нас эти обследования. В руки мне вкладывают синие салфетки, я промокаю заплаканные глаза. Врач вытирает гель у меня в промежности, и я тщетно прошу, чтобы провели еще одно обследование. Но вскоре слышатся хлюпающие глухие удары — стук сердцебиения, на экране мечутся волнистые синие линии. Дэниэл ничего не говорит, но я вижу, что грудь его будто сдулась — признак того, что он затаил дыхание. Врач поворачивается к нам, и по морщинкам вокруг ее глаз я понимаю, что она улыбается, хотя ее нос и рот скрывает маска. — Сердцебиение уверенное. Ребенок крепкий. Такое ощущение, будто распахнули окно. Все мышцы в моем теле расслабляются. Узистка начинает перемещать зонд, объясняя нам смысл меняющихся на экране изображений. Велит мне не приподнимать бедра, и я стараюсь следовать ее указаниям. Наконец, удовлетворенная, она вытаскивает зонд и приступает к трансабдоминальному обследованию. — Как вам известно, прежде у нас возникали… осложнения, — произносит врач. Ее слова лишены эмоций, согласные звуки она чеканит, будто режет скальпелем. Я зажмуриваюсь, но перед глазами все равно мелькают образы младенцев, которых я носила раньше. Веки, похожие на створки плоских стручков. Формы головок. Моя грудь вздымается, пульс учащается, лицо пылает. Дэниэл крепче стискивает мою руку, и я понимаю, что ему тоже тяжело. — На этот раз мы просто проявляем излишнюю осторожность, да? Проверяем все. Я киваю, и мы оба ждем, наблюдая за действиями врача. Она перемещает датчик на животе, глядя на экран, и затем делает записи. — Так-так, положение плода классическое. Вот, посмотрите. Мы оба зачарованно смотрим на мерцающий монитор. И вон он, наш ребенок — настоящий, с ручками, ножками, крошечным носиком. — О боже, Хелен, — выдыхает Дэниэл. Я слышу улыбку в его голосе, но понимаю. что сама не в силах оторвать глаз от изображения нашего сына, от его непропорционально большой головы, скрюченного тельца, которому еще предстоит расти. Целых четырнадцать недель. — Это пуповина. Вот здесь, видите? А это плацента, На экране пульсируют синие и красные пятна — кровообращение. — Та-ак. Сердце в норме, легкие хорошие. Спинной мозг в норме. Сейчас определим толщину воротникового пространства… на первый взгляд в норме. Иногда на экране мелькает нос или ручка — нечто человеческое, и мы с Дэниэлом, переглянувшись, вновь приклеиваемся глазами к монитору. Оба издаем одинаковые звуки — нечто между нервным смехом и возгласами удивления. Потом датчик смещается, высвечивая другие контуры. Контуры, напоминающие то ли человека, то ли рептилию. — Все замечательно. Ребенок — само совершенство, — объявляет врач. Маска приглушает ее голос. Я закрываю глаза, приберегая ее слова на потом, как монеты в кошельке. Мой малыш здоров. У него никаких проблем. Само совершенство. Узистка снова берется за датчик, аккуратно сдвигает его к моему бедру. На экране появляется рука.