— Да, странно. На какую сумму? У меня снова учащается пульс. Рука, в которой я держу письмо, чуть дрожит. — М-м. Здесь написано, что на 85 процентов от стоимости недвижимости. Это… 3,6 миллиона фунтов. На другом конце линии молчание. — Прости. Я что-то не понял, — наконец произносит Брайан. — Прошлый раз вы закладывали дом под ничтожно малую сумму, правильно? — Вот и я так думала. — Точно… я как раз открыл документы. Тогда сумма займа составляла менее 100 тысяч фунтов. Только то, что оставалось по обязательствам твоих родителей на момент их смерти. Да, теперь припоминаю. Я слышу, как он щелкает мышкой, закрывая «окно». — Почему кредитор решил, что вы хотите взять в долг 3,6 миллиона фунтов? На этот вопрос у меня нет ответа. — Ладно, Хелен, ты только не волнуйся. Наверняка всему этому найдется невинное объяснение, — говорит Брайан. Но если судить по его голосу, сам он в том не уверен. Обеспокоен. Я чувствую, как сердце колотится все быстрее и быстрее, ладони увлажняются. — Оставь это мне, хорошо? Я сам разберусь. Позвоню кредитору. Что за компания? Я читаю название, контактный номер телефона. — Я про такую никогда не слышала. А ты? Он не отвечает. — Брайан? — М-м, хорошо, Хелен. Сама по этому номеру не звони. Ничего не предпринимай, ладно? Я займусь этим делом немедленно. Телефон не отключай. Как только что-то выясню, сразу с тобой свяжусь. — Спасибо, Брайан, — сиплым голосом благодарю я, киваю со слезами на глазах и кладу трубку. Звоню Дэниэлу, он не отвечает. Набираю ему сообщение, прошу срочно мне перезвонить. Болит спина. Я грузно опускаюсь в кресло и смотрю в окно. Снова льет дождь, улица — акварель в мглистых тонах, небо растворяется в лужах. Я нащупываю обручальное кольцо на левой руке, кручу и кручу его на пальце. Смеркается. Я снова и снова проверяю свой телефон. От Дэниэла ни ответа, ни привета. Батарейка садится; нужно подняться наверх за зарядным устройством. Серена с нашей последней встречи ни разу не перезвонила мне. А я хочу дать ей понять, что она всегда может на меня рассчитывать. Хочу узнать, как Рори. Но она отдалилась от меня с тех пор, как я рассказала ей про обнаруженные записки и поделилась своими подозрениями насчет Рори. Я иду в кухню, беру банку с крышкой, в которой держу ромашковый чай. Сил нет, будто всю энергию высосали из моего тела. Я просто хочу спать. Представляю, как ложусь на диван, одну подушку зажимаю между коленями, другую подкладываю под спину. До меня доносится скрежет замка на входной двери. Я резко поворачиваюсь. За непрозрачным стеклом — чей-то силуэт. Хелен — Хелен? Вы дома? Я даже не сознавала, что затаила дыхание. Прислоняюсь к буфету, ругая себя: нервы совсем стали ни к черту. — Хелен, вы хотели меня видеть. — Да, простите. Простите. Входите. Это всего лишь Вилмош, бригадир ремонтников. У меня напрочь вылетело из головы, что я просила его зайти и взглянуть на фундамент в подвале, что у него остались наши ключи. Я впускаю его в дом. Вообще-то, я на грани того, чтобы отменить вызов. Мне отчаянно хочется прилечь, отдохнуть. Но раз он пришел, я объясняю ему про бетон, про трещину в новом фундаменте. — Я знаю, Дэниэл попросил вас на время приостановить работы, но меня это беспокоит. Вы не могли бы взглянуть? Вилмош растерянно смотрит на меня. — Хелен, я больше у вас не работаю. Дэниэл отказался от моих услуг. Нанял других парней. — Кого? — Каких-то других, — презрительно фыркает Вилмош. — Вот, возьмите. — Он отдает мне комплект ключей от нашего дома. Я прячу их в ладони. Возникает неловкое молчание. Почему Дэниэл меня не предупредил, что мы поменяли подрядчика? Я думала, он работает с Вилмошем уже давно. — Хелен, мне не хотелось бы вас затруднять… — Бригадир смотрит на мой живот. Он теперь громадный, почти гротескный. Мне даже на улицу стыдно выходить. — Ваш муж… мне нужны деньги. Для моих ребят. Он должен заплатить нам за ту работу, что мы выполнили. Я жду уже долгое время. Я в смущении потираю лоб. — Вилмош, простите ради бога. Я не знала, что мы задержали выплату. Думала, Дэниэл все это отслеживает. Но у него сейчас столько забот. Я уверена, уверена… Я хватаюсь за буфет. Комната закачалась. В уголках глаз снова мельтешат черно-белые спиральки, похожие на скрученные фантики. — Хелен, прошу вас. — Лицо бригадира полнится добротой. — Не беспокойтесь сейчас о деньгах. — Помолчав, он говорит: — В сообщении вы написали, что появилась трещина. Хотите, чтобы я посмотрел? Когда Вилмош возвращается из подвала, я отмечаю, что он с ног до головы в пыли и хмурится в задумчивости. — Ну, что скажете? Он качает головой. — Либо воды перелили в раствор, либо с маркой бетона ошиблись. Но… не знаю. Вообще-то, не похоже. — Он чешет голову. — Можно я приведу еще одного человека, чтобы он тоже посмотрел? — Конечно, — отвечаю я. — Срочности никакой нет. — Ладно, — кивает Вилмош, — тогда я приду завтра. Вам уже лучше? Я поднимаю глаза на него, натужно улыбаюсь. — Гораздо лучше, правда. — Я встаю со стула, включаю чайник. — Пожалуй, выпью чаю с ромашкой и постараюсь немного поспать. — Тогда ладно. — Его губы раздвигаются в неуверенной улыбке. — Там пятно. — Он показывает на свой лоб, потом — на мой. — Я боялся, что вы головой ударились. Чайник закипает и отключается. Клубится пар, заслоняя от меня Вилмоша. Окна запотевают. Я в недоумении смотрю на него. — Вы про что? Какое пятно? — Там, — указывает Вилмош в сторону двери в подвал. В его взгляде появляется недовольство. — Сами идите и взгляните. Кэти В этой части Кембриджа я никогда не бывала. Здесь раскинулся новый жилой массив с домиками, похожими на кроличьи клетки, и идеально ухоженными газонами. Свой автомобиль я оставляю за углом: знаю, что в таких местечках любая машина вызывает любопытство. И все равно, хоть теперь я и на своих двоих, на меня обращают внимание: замечаю, как на окнах колышутся светлые тюлевые занавески. Над головой низко нависает хмурое небо, безбрежное и серое, как болото. Дует ледяной ветер. В одном из палисадников скрипит натянутая бельевая веревка. Дома все одинаковые, и я не сразу нахожу тот, что нужен мне. Он стоит почти в самом конце глухого переулка. Я нажимаю кнопку звонка. Его неестественно веселая трель прорезает зимнюю тишь. Вижу за стеклом какое-то движение. Дверь отворяется, и вот он передо мной — потрепанный жизнью мужчина, невысокий и щуплый, как жокей. Мужчина с пресс-конференции. — Спасибо, что согласились встретиться со мной, — говорю я. В ответ он просто кивает и отступает в сторону, пропуская меня в дом. Ведет в зимний сад в задней части дома. Здесь холодно. Ветер со свистом врезается в пластиковую обшивку с внешней стороны. На заднем дворе проржавевшая жаровня, наполовину прикрытая от дождя брезентом. Такое впечатление, что ее не использовали много лет. Рядом — пластмассовый шест с мячом на веревке; к сараю, что стоит в дальнем конце, прислонены две сломанные ракетки. Я не сказала Хелен, что еду сюда. Если честно, я и сама от себя этого не ожидала. Планировала пробежаться по пустоши, побродить по Хампстеду, найти новую книжку, в свое удовольствие провести выходной. А вместо этого оказалась в своей машине, снова ехала по Арчуэй-роуд, пронеслась под мостом и помчалась в Кембридж, слушая все тот же альбом. Журналистам запретили с ним общаться. Только на пресс-конференциях, никаких визитов домой. Он находится под опекой сотрудников по связям с родными[19]. Связавшись с ним по телефону, я нарушила правила. Но мне необходимо побеседовать с ним. Возможно, ему известно, почему Рейчел крутилась вокруг нас, какую цель преследовала. Должна же быть причина. Не исключено, что он располагает информацией, которая может помочь Чарли. Другие варианты я старалась не рассматривать. А ведь велика вероятность, что ему известно нечто нелестное для Чарли, то, что бросит на него еще более зловещую тень. Джон приносит мне кофе. Я потягиваю его с благодарностью, хотя молока в нем больше, чем я люблю, а кофейные гранулы не до конца растворились — плавают на поверхности, подобно крошечным бурым муравьям. Я показываю на фотографию в большой серебряной рамке, по низу которой выгравировано «СЕМЬЯ». На снимке Джон с крашеной блондинкой и двумя маленькими девочками.