— Так и есть, — сердито огрызается он. — Ну и чего ты злишься? — Хелен, ясно же, о чем ты думаешь. Так скажи как есть, не ходи вокруг да около. Шмыгая носом, я ставлю кружку на журнальный столик. — Просто… не понимаю, почему ты упорно продолжаешь жить здесь. С твоими-то деньгами. Мог бы найти себе и более приличное жилье. Домик с садом. Твой сад на крыше… там ведь небезопасно. Ты как будто специально упорствуешь, словно что-то кому-то доказываешь. Чарли смотрит на меня, и я вижу, что его черты искажает гнев. Точно так он гневался в детстве, когда мы ссорились. Но теперь это лицо мужчины. А мы уже не дети. — Что еще скажешь о родительском долге? Его слова меня задевают. — Я живу здесь, потому что здесь живет Руби, — отвечает он. — Здесь ее школа. Здесь живут Майя и Брюс. Моя работа через три улицы отсюда. — Он выкидывает руку в неопределенном направлении. — Хелен, не пойму, чего ты добиваешься. Нормальные дети не живут в особняках с садовыми участками площадью в семьдесят футов. Нормальные семьи живут так, как мы. Он отпивает из банки большой глоток пива и припечатывает ее к столу. — Мы водим ее на детскую площадку. Водим на мероприятия девочек-скаутов, на футбол, в «лесную школу», на карате. Она любит свою школу. У нее есть друзья. Есть увлечения. Иногда она даже овощи ест, чтоб им пусто было. Она счастлива. Мы счастливы, Хелен. Я смотрю на младшего брата. Джинсы его измазаны в шоколаде, под глазами у него мешки. Я думаю про самодельные соусы для макарон, про пижаму на батарее. И понимаю, что не знаю, как быть родителем. Вообще ничего об этом не знаю. А мой брат, мой никчемный младший брат-шалопай, оказывается, прекрасно справляется со своими родительскими обязанностями. Лицом Чарли очень похож на маму. Я вспоминаю ту пору, когда родилась Руби. Какая крошечная она была, само совершенство! Миниатюрные ручки и ножки, прелестный розовый ротик. Они прислали мне ее фото. Фото, на которое я боялась взглянуть. Сколько раз мы говорили, что навестим их, и я повторяла, что на этот раз приеду обязательно. Но когда мы садились в машину, я понимала, что не смогу. Не смогу, и все. Я вспоминаю голос Чарли по телефону. «Не извиняйся, Хелен, — говорил он. — Мы же все понимаем. Ты, главное, поправляйся». Потом мне вспоминается, как вместе с Кэти я навестила Руби на ее третий день рождения. При нашем появлении она кинулась к Кэти, а не ко мне. Подарок, что я выбрала для нее, оказался слишком детским и ей совсем не понравился. А позже, когда бы они ни приезжали в Гринвич, я все пыталась приобщить ее к познавательным занятиям, а она скучала, терлась у ног Чарли и просилась отпустить ее поплескаться в фонтанах, или посмотреть на бродячих актеров у ворот парка, или покататься на карусели, или купить мороженое. Почему я просто не могла сказать «Да»? Почему всегда пыталась быть, как папа? — Извини, — говорю я. — Просто… Порой мне кажется, что ты… стал совсем чужой. Я вижу, как его лицо смягчается. Его глаза. Мамины глаза. А потом он делает то, чего не делал много лет. Обнимает меня. И я, помедлив мгновение, тоже его обнимаю. Когда я снова откидываюсь на спинку оранжевого дивана, Чарли встает, поднимает с набитого бобами пуфа игрушечного солдатика, бросает его в ящик с игрушками, а сам плюхается на этот пуф, устраиваясь точно напротив меня. — Хелен, ну зачем ты тащилась в такую даль? — наконец произносит он. — Устала, должно быть. Если б сказала, я бы сам к тебе приехал. Если у тебя ко мне разговор. — В ответ я молча киваю. — Так зачем ты приехала? Я даю ему фотографию, которую Кэти взяла в клубе. Чарли смотрит на снимок, и я вижу, как зрачки его расширяются. Он резко втягивает в себя воздух. — Откуда это у тебя? Я не отвечаю на его вопрос. — Чарли, мне нужно знать правду. О тебе и Рейчел. Срок: 41 неделя Хелен На выставку Серены мы с Дэниэлом прибываем поздно. Народу много, звенят бокалы с вином, гул голосов спиралью возносится под высокий потолок ангара. В помещении темно; горит только подсветка, озаряющая ее работы. По восемь на каждой стене. Фотографии отбрасывают на глянцевый пол расплывчатые белые отражения, поблескивающие, словно луна на поверхности воды. — Ну, как тебе? — спрашиваю я Дэниэла. — Мы же только пришли, — пожимает он плечами. Я поворачиваюсь лицом к мужу. — Дэниэл, что-то случилось? Почему ты так резок со мной? Он смотрит на меня, затем опускает взгляд в пол. Бормочет: — Прости. Много работы, напряжение сказывается. Я знаю, ты сердишься на меня из-за того, что я поздно прихожу домой. Вид у него пришибленный, как у провинившегося мальчишки. — Да нет, я не в претензии, — объясняю я, беря его за руку. — Просто сейчас ты мне нужен как никогда. А тут еще вся эта история с Рейчел. Он вздыхает, привлекает меня к себе. Ему это удается с трудом — живот у меня слишком большой. — Знаю. Прости. Я постараюсь быть рядом. Обещаю. Я протяжно вздыхаю. На глаза наворачиваются слезы. — Спасибо, — шепчу я в плечо мужа. Он отстраняется. Я смаргиваю слезы, пытаюсь улыбаться. Он берет меня за руку. Рори и Серена ездили в Италию. Она размещала в «Инстаграме» фотографии, сделанные на отдыхе: отель ярких опаловых цветов, бирюзовое море. На одном снимке она сидит в джакузи, хотя в последние месяцы беременности делать это не рекомендуется. Живот ее скрыт под водой. Мне не терпится увидеть Серену, посмотреть, вырос ли у нее живот, стал ли такой, как у меня. Она вполне может родить раньше меня. Это тоже не исключено. Пока Дэниэл рассматривает первую фотографию, я, вытягивая шею, осматриваю зал, но Серены не нахожу. У идущего мимо официанта хватаю с подноса бокал с апельсиновым соком и следую за Дэниэлом, делая вид, будто погружена в глубокие раздумья. В конце концов мне надоедает тащиться за мужем, и я убегаю вперед. Нужно найти какой-нибудь один снимок, решаю я, и придумать, что сказать о нем, если придется. Например, этот не подойдет: я даже не понимаю, что на нем изображено. Похоже на нечто мокрое и бугристое, вроде кожуры авокадо или сумочки из змеиной кожи. Что-то похожее на рептилию. Я решаю схитрить и, глянув вбок — проверив, чтобы рядом никого не оказалось, украдкой читаю маленькую табличку рядом со световым коробом. Булыжники на конюшнях под дождем. Цена не указана. Перехожу к следующей фотографии. На ней запечатлен худощавый мужчина, точнее его силуэт. Он стоит, прислонившись к стене их балкона на верхнем этаже. За его спиной переливается огнями город. Лицо мужчины находится в тени, от его губ поднимается струйка дыма. Я не сразу узнаю в нем мужа. Он не похож на моего Дэниэла. Выглядит чужим, незнакомым. Как будто контуры его лица принадлежат не человеку. Как будто его очертания — фрагмент лондонского пейзажа. Фотография вызывает у меня странное чувство. Когда был сделан снимок? Я читаю табличку, а на ней написано: Без названия. Рядом — красная точка: фото продано. Я поворачиваюсь к Дэниэлу, хочу спросить у него, когда это Серена его сфотографировала. И только теперь замечаю, что он куда-то отошел. — Хелен! Как же я рада тебя видеть! Возле нас неожиданно возникает Серена — столб шелка и аромата духов. Живот у нее стал больше. Круглый, аккуратненький, упрятанный под светлую блестящую ткань ее платья, он напоминает огромную жемчужину. Она целует меня, бархатной щекой прикасаясь к моему лицу. — Даже не верится, что ты пришла. Наверное, заждалась уже. Сколько тебе еще ходить? — До воскресенья, не позже. Потом будут вызывать роды. Брр. Мы морщимся, глядя друг на друга. — Бедняжка. — Спасибо, — говорю я. — Надеюсь, он скоро попросится на волю. Хорошо отдохнули? — Лучше не бывает. — Я так рада за вас. Ты выглядишь потрясающе. — Я мнусь в нерешительности. Стоит ли упомянуть Рейчел? Полиция приходила к ней или к Рори? Нет, пожалуй, не буду поднимать эту тему. Широким жестом я показываю на фотографии. — Потрясающие работы. Как всегда. Ты безумно талантлива. Серена лучезарно улыбается. — Спасибо, Хелен. Приятно это слышать. Я снова бросаю взгляд на фото, у которого мы стоим. На то, где запечатлен Дэниэл. Собираюсь расспросить Серену об этом снимке, но выражение ее лица чуть меняется, будто она что-то вспомнила. — Хелен, не хочешь уйти отсюда? Может, пойдем выпьем чаю? Поболтаем. Расскажем друг другу последние новости. — Прямо сейчас? А как же прием? Гости, наверное, удивятся… — А-а, пустяки, — пренебрежительно произносит она, отмахиваясь от посетителей галереи. — Рената прекрасно меня заменит, если их что-то заинтересует. К тому же все знают, что я беременна. Пойдем. — Она берет меня за руку. — Все равно тут скука полнейшая. Одни банкиры да хеджеры. Они в фотографии ни черта не смыслят. — Ну ладно, только Дэниэла предупрежу… — Он не станет возражать, — быстро перебивает меня Серена. А я и не вижу, куда подевался мой муж. — Идем, идем. На улице так холодно, что в первое мгновение я охаю от неожиданности. Мое дыхание маленькими облачками клубится перед моим лицом. Серена быстро шагает по Мейз-Хилл. Я силюсь от нее не отставать. Ветер жалит мои щеки. Вот наконец мы у ее дома, встречающего нас знакомыми огнями. Какое облегчение! Я вхожу в тепло ее гостиной, сажусь в кресло у эркерного окна. Серена в кухне заваривает чай. Фотография Серены и ее подружек невесты стоит на привычном месте, на каминной полке. Я так часто ее разглядывала, что, наверное, смогу нарисовать по памяти, но все равно не в силах устоять перед соблазном. Поднимаюсь с кресла, беру снимок в руки. Серебряная рамка приятной тяжестью оседает в ладонях. Я ощущаю знакомую мшистую мягкость ткани на ее задней стороне. По опыту я знаю, что по краям рамки останутся отпечатки от моих больших пальцев, которые я должна тщательно вытереть до возвращения Серены в комнату. Ставя фотографию на место, я замечаю на каминной полке то, чего прежде там не было. Это визитка, такая же, что лежит на камине у нас дома. Старший инспектор Бетски. Отдел по расследованию убийств. Среди свадебных фотографий, что Серена забрала у фотографа, не оказалось ни одной фотографии нас с ней вдвоем. Было много снимков подружек невесты. Очевидно, все они отличались фотогеничностью. А фотограф и не обязан был знать, что я — сестра Рори и близкая подруга Серены. Тем более что у меня не было букетика или особого платья зеленовато-голубого цвета. На нескольких снимках фотограф запечатлел Серену во время ее утренней подготовки к свадебной церемонии, в окружении подружек невесты. Все они были в одинаковых бледно-розовых халатах, которые она им подарила. На фотографии они сжимают в руках бокалы с коктейлем «Бакс физз», демонстрируя элегантный маникюр. Кое-кто помогает Серене застегнуть на спинке платья жемчужные пуговки. Серена — уникальная личность. Подруг она заводит так же легко, как надевает браслеты, украшающие оба ее запястья. Я снова вспоминаю тот ужасный девичник в Корнуолле. На него съехались подруги Серены из начальной и средней школ, из университета, с работы, из хоккейного клуба… всех не упомнишь. Почему некоторые женщины притягивают к себе огромное количество людей, которые их любят, а я даже на перинатальных курсах не в состоянии найти одну хорошую нормальную подругу? Только я опускаюсь на один из диванов в гостиной Серены, как она сама возвращается из кухни, ставит поднос на журнальный столик из древесины манго, разливает в чашки свежезаваренный чай с мятой и одну подает мне. Себе кладет пару кусочков тростникового сахара, берет чашку в руку, обхватывая ее тонкими пальцами, и с ногами забирается на диван. Садится так, будто позирует художнику.